Анатолий Афанасьев - Мимо денег

— Это разве ваша машина, Антон?

— Не совсем, — уклончиво ответил Сидоркин. — Скорее это общественный транспорт.

Он тоже был подавлен, а главное, физически вымотан до предела. Бессонное многосуточное бдение, а также чудовищный выброс энергии, когда насадил чудовище на вилы, привели его в такое состояние, что он действовал почти бессознательно, как подраненное животное, уходящее в чащу, заметающее следы. И лишь на донышке усталой души коптился лукавый огонек торжества. Он все же выследил, одолел врага, хотя при всей своей самоуверенности плохо представлял, каким боком выйдет ему эта победа.

Около двух ночи приехали в Сокольники, к стоящей на отшибе, почти вплотную к лесу, девятиэтажке. Вскоре очутились в двухкомнатной квартире на пятом этаже, обставленной так, будто хозяева недавно съехали и второпях забыли прихватить несколько малоценных вещей: сколько-то стульев, раскладушку, письменный стол без ящиков, железную кровать с матрасом — и кое-что из кухонной утвари. Однако, чувствующий себя здесь как дома, Сидоркин отворил дверь в кладовку и показал Сабурову комплекты постельного белья и — на верхней полке — картонный ящик с консервами. Сказал, что отгонит машину, потом поспит несколько часов и вернется только наутро.

— Я же в отпуске, — напомнил. — Имею полное право вздремнуть.

— Вам это необходимо, Антон, — подтвердил Сабуров. — Кстати, чья это жилплощадь? Тоже общественная?

— Ведомственная точка. Никто вас не побеспокоит, не волнуйтесь.

Он уже убегал, но на пороге в нем вспыхнула искра сыщицкого азарта.

— Иван Савельевич, кто это все-таки был? С точки зрения науки?

— Завершающее звено эволюции, — просто ответил профессор. — Рыночный мутант. Дальше цепь обрывается.

— Зачем ему понадобилась Берестова?

— Учились вместе. Общие воспоминания. Пятерка за контрольную по математике. Школьный бал. Все это манит иногда.

Сидоркин вполне удовлетворился ответом. Он и сам предполагал что-то подобное. Профессор задержал его еще на секунду.

— Антон, ваш отпуск долго продлится?

Майор понял с полуслова.

— Это неважно, Иван Савельевич. С завтрашнего дня я к вашим услугам. Мне нравится с вами работать.

— Спасибо, — поблагодарил профессор.

Аня где села, там и уснула: на стуле, с опущенной на грудь головой. Сабуров смотрел на нее с грустью. Она еще слишком слаба, а назавтра ей предстоит тяжелейшее испытание. Откладывать нельзя, он это сознавал. Промедление смерти подобно. Впрочем, ее способность к психической регенерации намного выше, чем он предполагал вначале. Девочка из тех, кто гнется, да не ломается. Сегодня она опять это доказала. Ее психика обрела навык наглухо отключаться от любых сигналов извне: иногда это единственный способ выжить.

Разбудил ее, бережно сжав теплую ладошку.

— А-а? — Глубокая синева глаз сразу распахнулась во всю ширь. — Прости, Иван, я, кажется, задремала? А где бесстрашный майор?

— Уехал. Тебе кланялся… Хочешь сразу лечь или сперва в душ?

— А где мы?

— В гостях у Сидоркина. На конспиративной квартире.

— Тогда душ, если не возражаешь.

Проводил ее в ванную, где нашлось чистое махровое полотенце, и мыло, и шампунь, и зубная паста. Помог раздеться, Аня совершенно не стеснялась.

Пока она принимала ванную, собрал на кухне чай, открыл банку тушенки. В доме не оказалось ни кусочка хлеба, зато в кухонном шкафчике обнаружил пачку галет и половину бутылки водки. Аня пришла из ванной заново расцветшая. И сна ни в одном глазу. За столом просидели долго — и водку допили, и тушенку с галетами слопали за милую душу. Болтали в основном о разных пустяках, как будто и с дачи не съехали. Да и что такого особенного случилось: подумаешь, два новых трупа… По нынешним временам это даже не событие, а всего лишь, возможно, повод для мелкой заметки в бульварной газетке под каким-нибудь веселым заголовком вроде того, что «Еще двоих кокнули». Татьяну Павловну, конечно, безмерно жаль. Необыкновенная, прекрасная была женщина, сумевшая пронести трепетную любовь сквозь многолетнюю разлуку. И при этом, как заметил Сабуров, толковый медицинский работник. Оба знали, что смерти в том виде, какой ее представляли люди в допотопные дорыночные времена, то есть в печальном обрамлении ритуала, в безутешном горевании родных и знакомых, давно не существует, а на том свете незабвенной Татьяне Павловне, разумеется, будет лучше, чем здесь. Им всем будет там намного лучше и спокойнее.

Поговорили немного о Корине. Аня не могла понять, как с ним могло произойти такое, почему он стал убийцей, маньяком и вампиром. В школе он был одним из самых приметных мальчиков: предприимчивый, дерзкий, решительный, остроумный. С ярко выраженными задатками новорусского бизнесмена. Дитя видака и компьютера. В младших и старших классах нашлось бы немало девочек, которые почли бы за великую удачу с ним сойтись. Деньжата у него водились, и он не был жмотом. Однажды положил глаз на Аню, но между ними ничего не было. Аня не помнила подробностей, слишком много воды утекло, но причина скорее всего была в ней, а не в нем. Он красиво ухаживал, сводил в дорогой шалман, но она была романтической дурочкой с книжными представлениями о жизни и мечтала встретить человека, который отвечал бы именно этим представлениям. Не хотела размениваться по мелочам. Десять лет назад такие девицы еще не все повывелись. Расстались они без обид, она точно помнит. Она понятия не имела, почему он к ней опять потянулся, когда стал вампиром.

— Ты мудрый человек, Иван Савельевич, может, объяснишь?

Объяснение у Сабурова было, вернее, одно из возможных объяснений. Он полагал, что все, случившееся с Кориным, входит в понятие, которое условно можно назвать «феноменом перевоплощения». Дело в том, что в измененной среде обитания, какой является их нынешняя реальность, человек с традиционным генетическим кодом, запрограммированный на выживание в строго определенных социальных условиях, либо ломается и погибает, либо постепенно обретает новую сущность, как бы противоречащую прежним видовым признакам. Используя пример с растительным миром, можно представить, что, допустим, взбалмошный садовник привил к яблоне ананасный подвой, просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет. В конце концов переборет яблоня или ананас, но при правильном уходе дерево способно дать плоды-уродцы, обладающие свойствами и вкусом того, и другого, и третьего — неизвестно чего. Некоторые измененные люди, нарушившие вековые моральные табу, не погибают, но и не обретают иную сущность, а застревают где-то в середине цикла, что, по-видимому, произошло и с Кориным. Утратив прежние видовые устои, он не воплотился до конца в свою противоположность, ему не хватило какого-то маленького усилия, чтобы перешагнуть из стадии гомо сапиенса на уровень гомо экономикуса, и он стал обыкновенным оборотнем, как бы наивно это не звучало. Со вспыхнувшим в нем влечением к бывшей однокласснице дело обстоит еще проще. Воспоминание о своем человеческом «я» в оборотне не исчезает, манит, подобно церковной свече, и, вероятно, Аня была одним из таких нестираемых временем маячков — вот его и потянуло. Как на родину.

— И что он хотел со мной сделать?

— Трудно сказать. Сознание у мутантов зыбкое, неопределенное. Все желания расфокусированы. Они сами не знают толком, к чему стремятся.

— Значит, сумасшедшие?

— Отнюдь. В их поведении всегда есть определенная логика. Только не наша, не человечья. Если ее постичь, сама станешь такой же. К ним вообще опасно приближаться. Да погляди на наших знаменитых реформаторов. Разве они сумасшедшие? Хотя с точки зрения базовой общечеловеческой нравственности, конечно, все их деяния безумны. И по внутреннему посылу, и по результату.

Аня задумалась, рассеянно следила за медленным движением чаинок в чашке.

— Как же отличить мутанта от человека?

— Как раз это нетрудно. Мутант абсолютно лишен чувства сострадания. Он полый внутри. Совершенно не реагирует на чужую боль, поэтому к чужой жизни относится как к чему-то несущественному. Поговори с ним минуту — и сразу поймешь. От него тянет могилой… Анечка, пора спать. Завтра — очень трудный день.

— Уже завтра?

— Да.

— Ты обязательно хочешь, чтобы я это сделала?

— Увы.

— Но мы правда уцелеем?

— Я же тебе обещал.

После телефонного разговора с Микки Маусом, который Сабуров контролировал, он еще раз подробно ее проинструктировал. От Ани требовалось лишь одно, чтобы она не вышла за рамки сценария. Все просчитано по фразам, по звукам и, как выразился Сабуров, по психосоматическим импульсам. Кое-какую технику, необходимую для операции, раздобыл майор Сидоркин. Миниатюрный радиопередатчик, выполненный в виде черной пластиковой розочки, он закрепил Ане под лацканом ее кожаной куртки, а тончайшие усики вывел в пуговичный проем. Розочка была настроена на прием, и, чтобы перевести ее на передачу, достаточно легкого прикосновения, но все равно это была самая уязвимая часть снаряжения. Если Микки заподозрит неладное, девушке не поздоровится, однако совсем без риска в подобных делах не обойтись. Работал приемник безупречно: звук перетекал в Анино ухо, словно струйка воздуха. Еще Сабуров передал ей редчайшую для россиян монету, серебряный доллар, который с этой минуты она должна постоянно сжимать в левом кулачке: Микки увидит его лишь в последний момент. Фетиш подсознания.