Наталья Солнцева - Золотые нити
На хорошо сохранившейся темно-красной выстланной по дну подкладке располагался частично разобранный старинный арбалет. Оружие лежало, как живое, предназначенное не для осмотра и даже не для использования, – словно что-то само в себе сущее, само в себе заключающее жизненное начало… Все детали, поразительной работы, украшены замысловатой резьбой и драгоценными инкрустациями. Бирюза, эмаль, серебро и перламутр потемнели от времени, но от этого еще сильнее притягивали взгляд.
На торце приклада имелась надпись: « Дар мастера тому, кто защищает Идущих». Буквы имели странную вытянутую форму, напоминая готический шрифт, и сама надпись была скорее всего на старом английском.
Сиур не до конца понял язык, но смысл надписи угадал сразу. Он бы вряд ли смог вразумительно передать чувство, возникшее при виде оружия – как будто очень давно этот арбалет спас жизнь не только ему, но и бесконечно дорогому ему существу, женщине… Он смотрел на оружие как на друга, которого не видел тысячу лет, и к его глазам подступили предательские слезы.
…Высокие готические своды, стрельчатые арки и гулкое пространство под ними, расцвеченное преломленными через сине-красно-золотые витражи солнечными лучами…Под полуциркульным порталом – еще одна арка, украшенная изображениями искушений человеческой души. Взмывающие вверх прозрачно-светлые голоса певчих, отражающиеся от устремленных в высоту стен… Запах воска от сотен свечей… Могучая фигура рыцаря в тяжелых доспехах, темно-синем плаще, с огромным мечом на боку, спокойно-печальный взгляд, золотой амулет на широкой груди, под одеждой, надежно укрытый от посторонних глаз…
Рыцарь то ли молится, то ли прощается с кем-то, то ли уповает на грядущую встречу. Сильная рука судорожно сжимает витую рукоятку меча, просверкивающую синим на все пространство собора.
Люди вокруг отступают в смятении… одинокая прямая фигура остается в стремительно пустеющем пространстве. Силовые потоки плавят свечи, с треском гаснущие; расплавленный желтый воск стекает на каменные плиты…Хор певчих расстраивается и смолкает. Святой отец испуганно пятится, беспорядочно взмахивая кадилом…
– Это же я. Я!
– Конечно ты, Сиур.
Влад недоуменно хлопает длинными, как у девушки, ресницами.
– Да нет, ты не понимаешь, – это же я там стою, в соборе… с мечом. Я ее больше никогда не увижу… В той жизни больше никогда.
– В каком соборе? Кого ты больше не увидишь?
– О, черт, опять! – Сиур посмотрел вокруг более осмысленно, вытер разом вспотевший лоб. Потом неподвижным взглядом уставился на арбалет.
– Когда-то я стрелял из него! Славный товарищ, ты меня не подвел, – он ласково погладил оружие, помолчал, и поднял на Влада полные тоски глаза.
– Может, выпьем, а? Ночь не спали все-таки.
Влад вскочил, бросился к холодильнику, достал охлажденную бутылку водки и пару свежих огурцов. Пили молча. Обстановка не располагала к беседе. Сиур вытянул длинные ноги на полкухни и закурил.
– Ты когда-нибудь чувствовал, как вот тут поет, – он показал рукой на свою грудь, – когда твоя стрела, взвизгнув, впивается в тело врага?..
– Насчет стрелы не скажу, это, пожалуй, слишком круто. А вот когда моя пуля впивается – очень даже нормально. Все ликует! А потом тошно почему-то. Не знаешь, почему? – Влад снова наполнил рюмки.
– Еще по одной, и хватит. Девочек испугаем.
– Только не этим.
Тина, оказывается, уже несколько минут стояла и смотрела, не отрываясь, на арбалет. Медленно подошла и взяла в руки, привычно, как будто делала это каждый день, соединила детали, глянула с одной стороны, с другой…
– Ой, мальчики, красота какая! – Со вкусом прицелилась, – короткая стрела щелкнула, вставая на место. – Смотрите, что тут есть!
Она поднесла арбалет к столу.
На торце приклада, ниже надписи выбит знак – квадрат, в нем круг, а в круге треугольник.
– А вот и наша метка! Мы теперь без этого не можем!
Она захлопала в ладоши и засмеялась.
– По какому поводу веселье? – На кухню заглянула умытая и причесанная Людмилочка, увидела оружие, ахнула. – Где взяли? Боже, это жутко дорогая вещь! Раритет!
Тина узнала футляр. Она видела его у Альберта Михайловича. Он стоял на полке за книгами. Ей пришлось разыскивать руководство по кулинарии на французском языке, библиографическую редкость, которую старик хотел сдать в букинистический магазин. Тогда ему зачем-то срочно понадобились деньги.
Тина вытащила несколько книг из первого ряда, и увидела там деревянный футляр, окованный по краям потемневшим металлом. Спросить, что это такое, она постеснялась, хотя вещь ее заинтересовала.
– Этот арбалет принадлежит Альберту Михайловичу. Вернее, принадлежал… То есть самого оружия я не видела, а ящик окованный точно его. Стоял не на виду, но это еще ничего не значит. При таком количестве вещей держать все на видном месте невозможно.
– Это оружие принадлежало старику?
Сиур взял арбалет и повернул его знаком, похожим на клеймо мастера, к свету – квадрат, круг, треугольник. Такой же, как на Колеснице Осириса… Интересно.
– Наверное, дед его в подвал притащил зачем-то. Может, спрятать хотел? – Влад напряженно думал. – Тогда непонятно, почему не спрятал? Нашел тайник: допотопное кресло какое-то, сверху чуть хламом присыпал… Несерьезно.
– А вот и нет, – возразила Людмилочка. – Самый лучший способ спрятать что-то, – положить на видном месте. Я в детстве про Шерлока Холмса читала, там об этом написано.
– Может, старик даже хотел, чтобы арбалет нашли. Только не любой и каждый, а именно тот, кому предназначено.
Сиур в очередной раз вспомнил паутину на рукаве трупа. Возможно, последнее, что старик сделал, – сходил в подвал и положил там футляр с арбалетом. Впрочем, это все догадки.
Влад первым пришел к выводу, что сколько бы они не гадали, истина остается в тумане. Этот свой вывод он сообщил всей компании.
– Нам с Людмилой надо позаботиться о переезде детей на дачу. Вечером, если повезет, – мы в ресторан. Мероприятие давно обещано. А обещания надо выполнять.
Сиур и Тина решили остаться дома и просмотреть старые бумаги.
Темная густая ночь плотно опустилась на реку, сад и дом, вобрав в себя все краски и звуки. Привычный лягушачий хор, стрекот кузнечиков, крики болотных птиц, – все смолкло, застыло в предощущении некоего действа…
Высокая фигура Жреца, облитая лунным светом, четко выделялась на фоне светлой стены. В руке его серебристо играло лезвие ножа, занесенного над лежащей в беспамятстве девушкой…
– «О Боги, придите и сразите злую болезнь, яд, что во всех членах той, что под ножом… О, зловещий яд, выйди, пролейся на землю! О Владыка, отошедший в край безмолвия, вернись же к нам в прежнем облике твоем! Ты видишь, как плакальщицы простирают к тебе руки, сгибаясь, как тростник на ветру, падают наземь… Ниспошли на ту, что под ножом, не сон смерти, но сон, возвращающий жизненную силу. Цель наша едина, моя и твоя, о, Владыка Вечности – и живительные соки от самых отдаленных побегов устремляются к ее сердцу, уносят зло и разрушение прочь. Та, что под ножом, под моей и твоей защитой, о, Феникс, что есть вечность и непрерывность…
Вчера – это Осирис, завтра – это Ра. Сейчас – это новое состояние Силы, это солнце на горизонте между прошлым и будущим… В этот Момент Силы, в этом Месте Силы я отрицаю смерть, я призываю жизнь в это тело, той, что под ножом…Гор живет для своей матери Изиды, и та, что под ножом, живет тоже…»
Сехер с удовлетворением увидел, как дрогнули веки молодой девушки, ее лицо порозовело, и дыхание стало ровнее. Он опустил нож и положил его у ног больной, лезвием к низкому, покрытом шкурами ложу. Усталость, как и всегда, после подобного ритуала, тяжело навалилась на его плечи. Ему пришлось сесть. В тишине было слышно его напряженное дыхание, переплетающееся с неглубоким, но равномерным дыханием девушки…
Хвала Тоту, она будет жить! Старик сможет забрать свою дочь через три дня, как и было обещано. Жрец, отдышавшись, взял в руку золотой знак, который носил на груди под одеждой, почувствовал разнонаправленные токи энергии, постепенно организующиеся в единый поток снизу вверх и наполняющие новой Силой организм, с избытком восстанавливая истраченную. Его дыхание стало мощным и ровным, перед закрытыми веками возникло золотистое поле, приятными волнами расходящееся к вискам. В кончиках пальцев появилось привычное в таких случаях покалывание, сообщающее, что силовые линии достигли своих пределов в теле…
Жизнь вокруг словно очнулась от очарованного сна – резко закричала ночная птица, запели сверчки, зашелестели листья. Легкий ветерок принес запах жасмина…
