Александра Маринина - Тот, кто знает. Книга первая. Опасные вопросы
Воронова улыбнулась, подождала, пока уляжется смех в зале.
— Мне повезло, у меня в тот момент не оказалось таких купюр. Дело в том, что я привыкла четко планировать бюджет и все траты на предстоящий месяц. И делаю я это сначала на бумаге, а потом беру конвертики, надписываю их и раскладываю деньги. На мясо, на молочные продукты, на хлеб, на овощи, на одежду для детей, на транспорт, на подарки, на книги, на билеты в театры и кино и так далее. У меня очень много таких конвертиков. Поэтому, даже когда мне зарплату или гонорар выдают в крупных купюрах, я вынуждена их сразу же менять на мелкие.
— А когда со второго апреля подняли цены на сырокопченую колбасу, вы начали учитывать это в своем бюджете? — тут же отреагировала какая-то журналистка.
— Нет. Если я теперь могу за полтора рубля купить сто граммов сырокопченой колбасы, то мне такая колбаса не нужна. Лучше я куплю детям килограмм яблок.
После этих вопросов пишущий народ расслабился, стало понятно, что теперь можно поспрашивать и о личном.
— Как вы провели утро девятнадцатого августа, когда случился путч?
— У меня радиоточка, и я всегда оставляю приемник на ночь включенным, вместо будильника. Это очень удобно, знаете ли. Будильник может сломаться, или я спросонок прихлопну его и просплю. Радио не ломается, и его невозможно прихлопнуть, чтобы выключить, нужно встать с постели и пройти через всю комнату, а это гарантия того, что я наверняка проснусь. Утром девятнадцатого августа, как обычно, в шесть утра сыграли гимн, а потом я услышала сообщение о том, что Геннадий Янаев подписал указ о принятии руководства страной на себя. Якобы Горбачев серьезно болен и не может выполнять функции главы государства. Впрочем, вы этот текст наизусть знаете, не буду повторяться. Меня охватил ступор. Я лежала в постели и думала: ну вот, все и кончилось, только-только я начала радоваться за своих сыновей, за то, что они вырастут свободными и самостоятельно мыслящими людьми, но, видно, рано пташечка запела. Это был понедельник, сыновья на даче у моей подруги, и я все пыталась сообразить, нужно ли мне срочно ехать за ними или, наоборот, лучше оставить их за городом. Честно говоря, я плохо помню, что было дальше, потому что в стрессовой ситуации я в первую очередь думаю только о детях. Единственное, что я помню, это то, что позвонила подруге и убедила ее в необходимости срочно ехать за город и там ждать, как развернутся события, чтобы в случае необходимости своевременно позаботиться о безопасности детей. За городом находились мои сыновья и ее дочка.
Руслан внимательно всматривался в Наталью Александровну, пытаясь уловить в ней какие-то признаки того, что она обладает невероятной силой, или притягательностью, или способностью влиять на людей помимо их воли, парализуя их сопротивление, — одним словом, хоть что-нибудь, что объясняло бы отношение к ней Ирины. И ничего не находил. На сцене за длинным столом рядом с ведущим и двумя членами съемочной группы сидела красивая строгая женщина тридцати шести лет (Руслан специально поинтересовался ее возрастом) в болотного цвета костюме, с модно постриженными темно-рыжими волосами. Мягкая, но немного скуповатая улыбка, которой она непременно сопровождает каждый свой ответ журналистам. Чуть глуховатый голос, спокойная манера говорить, сдержанная жестикуляция. Безупречная вежливость и абсолютная грамотность речи, ни одной оборванной на середине фразы, ни одного потерянного по дороге члена предложения. Перед Русланом и журналистами сидела умная и трудолюбивая женщина, но ничего неординарного в ней не было. Самая обычная женщина. Но должно же в ней быть что-то такое, что заставляет взбалмошную Иру беспрекословно ее слушаться? И не только слушаться, но и бояться.
Руслан знал, что некоторые приглашенные на премьеру получили и второе, дополнительное приглашение на фуршет. Сейчас, пока идет пресс-конференция, эти избранные уже толкутся в просторном фойе, жадно пожирая бутерброды и всякие маленькие вкусности и запивая все это спиртным. После пресс-конференции в эту толпу вольются и журналисты и, разумеется, авторы фильма во главе с Вороновой. Интересно, а где Ирина? Можно было бы потусоваться на фуршете, найти девушку, поболтать с ней и попытаться прояснить то, что так и осталось непонятным Руслану. Мысль, конечно, хорошая, но… Там может оказаться Бахтин. Возможно, он и не получил дополнительного приглашения. А если получил?
«Ну и ладно, — решил Руслан. — Что мне Бахтин? Бахтин — цель и смысл всей моей деятельности, и никуда он от меня не убежит. Он же не знает ни меня лично, ни моих планов. Только мне знакомиться с ним никак нельзя, услышит мою фамилию и сразу вспомнит Мишу. Если не дурак, то может и догадаться, что я — родственник убитого. А он, по идее, не должен быть совсем уж дураком, если после отсидки сумел так подняться. Ну что ж, придется быть внимательным и осторожным, чтобы не сложилась ситуация, при которой мне придется с ним знакомиться. А может, его и вообще там нет…»
Пресс-конференция закончилась, и люди из зрительного зала повалили в фойе. Руслан минут за десять тщательно «прошерстил» всю толпу. Бахтин со своей длинноногой фотомоделью был здесь. А вот Иры нигде не оказалось. Странно. Почему ее нет?
— Руслан, — услышал он за спиной голос Вороновой.
— Добрый вечер, Наталья Александровна, — обернулся он.
Воронова стояла с бокалом шампанского в одной руке и с крошечным пирожным в другой, подтянутая, широкоплечая, в туфлях на небольшом каблуке.
— Вы видели наш материал? Курьер должен был вчера доставить вам экземпляр газеты.
— Да, спасибо, — как-то рассеянно ответила она, и Руслан вдруг увидел, даже не увидел, а скорее почувствовал, что она страшно устала. Нет, лицо не было осунувшимся, и морщины вокруг глаз не стали резче, и уголки губ не опустились еще ниже, но от женщины повеяло такой усталостью, что ему показалось: еще мгновение, и она упадет. Вот так просто упадет и больше не встанет. Ему стало страшно.
— Вы ищете Иру? — неожиданно спросила она.
Руслан смутился:
— Как вы догадались? Я вообще-то собрался сказать, что я здесь по работе…
— Бессмысленно, — равнодушно прервала его Воронова. — Я видела вас в зале во время пресс-конференции, вы не сделали ни одного снимка. Значит, вы здесь с другой целью. Может быть, вы и не Ирку ищете, но и не работаете, это уж точно.
— Вы правы, я действительно искал Иру. Но что-то я ее не вижу.
— А ее здесь нет, она в гостинице, — бросила Воронова уже на ходу, устремляясь к кому-то, кто издалека махал ей рукой.
В гостинице? Очень интересно. Почему же ее нет рядом с Вороновой на таком важном мероприятии? Провинилась, что ли? Наверное, провинилась, решил Руслан, и за это была отлучена от праздника.
Ему удалось поймать частника, и уже через десять минут Руслан Нильский входил в гостиницу, где остановились Воронова и ее юная подопечная. Спроси его в этот момент кто-нибудь, а зачем, собственно, он идет сюда, он не смог бы ответить. Поймав себя на этой мысли, он усмехнулся. Наверное, Ира точно так же не могла ответить на вопрос, зачем поехала к нему домой, просто поехала — и все.
Он постучал в дверь знакомого полулюкса, но ответа не услышал. Осторожно повернул ручку и толкнул дверь — не заперто. В прихожей темно, дверь в первую комнату, гостиную, открыта, и видно, что там тоже света нет. Может быть, Ира сидит в другой комнате, в спальне? Но почему не отвечает? Заснула? В семь вечера? Мало похоже на активную девушку двадцати одного года от роду. Что бы это все значило?
— Ира? — негромко позвал он.
Никакого ответа. Руслан вошел, прикрыв за собой дверь, включил свет сначала в прихожей, потом в гостиной и обнаружил девушку скрючившейся на мягком диванчике. Когда вспыхнул свет, Ира подняла голову и уставилась на фотографа малоосмысленным взглядом. Руслану показалось, что она пьяна.
— Ты чего притащился? — зло спросила она. — Я тебя звала? Давай вали отсюда.
Он огляделся в поисках бутылки и рюмки, но на журнальном столике увидел только пачку сигарет, зажигалку и пепельницу с тремя окурками. На фильтрах четко видны следы малиновой губной помады.
— А где выпивка? — как можно беспечнее спросил Руслан.
— Ты что, приперся сюда, чтобы напиться? Здесь тебе не бар. Сказала же: вали отсюда, — грубо отрезала Ира.
— Извини, подруга, но мне показалось, что в таком состоянии люди обычно выпивают. А бутылки я не вижу. Вот и спрашиваю: где она? От Натальи Александровны спрятала?
— Ни в каком я не в состоянии. И ничего не прятала. Я бы выпила, конечно, да Наташка, сука, все деньги отняла, только пять копеек на троллейбус оставила.
— Ира, как не стыдно! Такие слова про Наталью Александровну… Нехорошо.
Он сел рядом с Ирой, заглянул ей в лицо. Нет, пожалуй, она не пьяна. Расстроена, озлоблена — это есть, но не пьяна. Что же стряслось? Воронова отняла у нее деньги, значит, боялась, что девчонка сорвется и выпьет. Оставила только мелочь на троллейбус… Так-так-так, очень интересная картинка вырисовывается! Во-первых, какие у Вороновой основания бояться, что ее воспитанница сорвется? Ответ: были прецеденты. Девица злоупотребляла алкоголем, отсюда и запреты на спиртное, и строгий контроль. С этим ясно. Во-вторых, зачем Воронова, уходя из гостиницы, оставила Ире пятачок на троллейбус? Ира должна была куда-то съездить? Может быть. А обратно как добираться? На один пятачок два раза не проедешь. На такси — денег нет, Наталья Александровна отняла. Вывод: Ира должна была ехать не из гостиницы, а в гостиницу. Только в один конец. И откуда же она ехала? Да проще простого! Из кинотеатра «Кузбасс», оттуда троллейбус идет прямо до гостиницы, минут двадцать дорога занимает. В пользу этого предположения говорят и следы помады на окурках, Ира накрасила губы, собираясь на торжественное мероприятие. А ее оттуда безжалостно выпроводили. Почему? Что там произошло? Не иначе, девчонка затеяла ссору со своей опекуншей. Ну и характер! В такой день — и скандал устраивать. Но скандал должен был быть весьма и весьма серьезным, если у Вороновой появились опасения, что Ира может с горя кинуться к рюмке. Да черт побери, что ж такое могло случиться? Руслан чувствовал: его фантазии не хватает на то, чтобы придумать повод для ситуации с таким финалом.