Ю Несбё - Красношейка
Эпизод 99
Венский лес, 29 мая 1944 года
Самая красивая и умная женщина, которую я видел. Можно ли любить двух женщин одновременно? Выходит, можно.
Гюдбранн сильно изменился. Поэтому я взял прозвище Даниеля — Урия. Хелене это имя нравится больше. Она считает, что «Гюдбранн» звучит чудно.
Когда другие спят, я пишу стихи, хотя поэт из меня плохой. Стоит ей показаться в дверях, как сердце у меня в груди начинает колотиться, но Даниель говорит, что нужно вести себя спокойно, да, почти холодно, если хочешь завоевать женское сердце. Это как муху ловить. Нужно сидеть совершенно спокойно и смотреть в другую сторону. А потом, когда муха уже не будет тебя бояться, сядет на стол прямо перед тобой и подползет поближе, будто упрашивая, чтоб ты поймал ее, — тогда надо действовать молниеносно — решительно и с верой в себя. Вера важнее всего. Потому что мухи ловятся не быстротой, а верой. У тебя только одна попытка, а значит, ты должен быть готов. Так говорит Даниель.
Эпизод 100
Вена, 29 июня 1944 года
…сном младенца, когда я покинул объятия моей любимой Хелены. Бомбежка давно кончилась, но была глубокая ночь, и людей на улицах почти не было. Нашу машину я нашел, где мы ее и оставили, — у ресторана «Три гусара». Заднее стекло было разбито, на крыше — вмятина от кирпича, но, к счастью, в остальном, машина не пострадала. Как мог быстро я поехал обратно к больнице.
Я знал, что теперь поздно делать что-либо для Хелены или меня. Нас двоих просто подхватил водоворот событий, и мы не смогли из него вырваться. Хелена слишком любит свою семью, и она сама себя приговорила к свадьбе с этим доктором, Кристофером Брокхардом, грязным типом, оскорбившим самую суть любви своим безграничным эгоизмом (его он называл любовью!). Разве он не видит, что его так называемая любовь ничуть не похожа на любовь, которая движет Хеленой? Мне придется пожертвовать своей мечтой. Пусть мы с Хеленой не будем вместе, но я хочу, чтобы ее жизнь стала если не счастливой, то хотя бы свободной; Брокхарду не удастся унизить Хелену.
Мысли проносились в моей голове с такой же скоростью, с какой я несся по улицам, извилистым, как сама жизнь. Но мои руки и ноги направлял Даниель.
…почувствовал, что я сел на край его кровати, и недоверчиво посмотрел на меня.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он.
— Кристофер Брокхард, ты предатель, — прошептал я. — И я приговорил тебя к смерти. Ты готов?
Не думаю, что он был готов. Люди никогда не готовы умирать, им кажется, они будут жить вечно. Надеюсь, он успел увидеть, как фонтан крови брызнул до потолка, надеюсь, он успел услышать, как брызги упали на его одеяло. Но главное, я надеюсь, он успел понять, что умирает.
В шифоньере я нашел костюм, пару ботинок и рубашку. Схватив все это под мышку, я побежал обратно. Сел в машину, завел.
…все еще спала. По дороге я попал под внезапный дождь и насквозь промок. Мне было холодно, я залез к ней под одеяло. Она была горячая, как печка, а когда я прижался к ней, тихо застонала во сне. Я попытался прижаться телом к каждой клеточке ее кожи, пытался представить себе, что так будет вечно, пытался забыть о времени. До отправления моего поезда оставались считанные часы. И считанные часы оставались до того, как в Австрии меня объявят в розыск как убийцу. Они не знают ни когда я отправляюсь, ни какой дорогой поеду, но они знают, где я должен оказаться — меня будут поджидать в Осло. Я стиснул Хелену в объятьях так сильно, как обнял бы собственную жизнь.
Харри услышать звонок. Будильник? Но нет, позвонили несколько раз. Харри отыскал домофон и открыл Веберу.
— Ненавижу! — прорычал Вебер, вваливаясь внутрь и с грохотом ставя на пол свой огромный чемодан. — Большая гадость, чем семнадцатое мая, только спортивные репортажи! В стране всеобщая попойка на почве национальной гордости! Дороги перекрыты! Чтобы добраться куда-нибудь, приходится нарезать круги по городу! Господи! Ну, что тут такое?
— Превосходные отпечатки пальцев ты точно найдешь на кофеварке на кухне, — ответил Харри. — Я поговорил с коллегой из Вены — он уже ищет отпечатки пальцев, взятые в сорок четвертом. У тебя ноутбук со сканером при себе?
Вебер похлопал по чемодану.
— Прекрасно. Когда отсканируешь отпечатки, выйдешь через мой мобильник в Интернет и отправишь пальчики по адресу, который значится в списке как «Фриц из Вены». Он сразу же проведет анализ и пришлет ответ. Вот в таком плане. А сейчас мне надо дочитать кое-какие бумаги. Буду в гостиной.
— Что за…
— Внутренние дела СБП, — отрезал Харри. — «Совершенно секретно».
— Ах вот как! — Вебер закусил губу и недоверчиво посмотрел на Харри. Тот глядел ему прямо в глаза и молчал. — Знаешь что, Холе? — наконец сказал Вебер. — Хорошо, что еще кто-то в этой стране ведет себя как профессионал.
Эпизод 101
Гамбург, 30 июня 1944 года
Написав письмо Хелене, я открыл фляжку, вытряхнул оттуда документы Синдре Фёуке и положил вместо них письмо. Потом штыком нацарапал имя и адрес Хелены и вышел на улицу. Была ночь. Как только я вышел за дверь, меня обдало жаром. Ветер рвал с меня одежду, небо нависало грязно-желтым пологом, в реве пожара слышался звон лопающегося стекла и крики людей, которым некуда больше бежать. Примерно так я представлял себе ад. Бомбы больше не падали. Я шел по улице, которую уже нельзя было назвать улицей — просто полоска асфальта, идущая по пустырю между руин. Единственным, что осталось на этой «улице», была ива, протягивающая свои обгорелые руки к небу. И горящий дом. Крики слышались оттуда. Подойдя так близко, что горячий воздух обжигал мне легкие, я развернулся и пошел к пристани. Тогда я и увидел ее, маленькую девочку с черными испуганными глазами. Она потянула меня за куртку, крича при этом:
— Meine Mutter! Meine Mutter![52]
Я не останавливался. Я ничем не мог помочь — я уже видел в огне второго этажа человеческий скелет, вцепившийся в оконную раму обгорелыми костями. Но девочка все шла за мной, отчаянно крича, чтобы я спас ее маму. Я попытался ускорить шаг, но девочка ухватила меня за пояс своими ручонками и не хотела отпускать. И я унес ее от дома к огромному огненному морю. Так мы и шли, будто прикованные друг к другу, навстречу гибели.
Я плакал, да, плакал, но слезы высыхали, не успев выступить. Не знаю, кто из нас двоих остановился и поднял девочку на руки, но я развернулся, и отнес ее в спальню, и укрыл ее моим одеялом. Потом стянул с других кроватей матрацы и лег на полу рядом с ней.
Я так и не узнал ни как ее зовут, ни что с ней стало, потому что наутро она исчезла. Но я знаю, что она спасла мне жизнь. Она вселила в меня надежду.
Я проснулся в гибнущем городе: кое-где еще бушевал пожар, от пристани не осталось и следа, и кораблям, подошедшим, чтобы доставить продовольствие или забрать раненых, негде было причалить.
Только к вечеру расчистили место, куда корабли смогли подойти для погрузки и разгрузки, и я поспешил туда. Я ходил от корабля к кораблю и наконец нашел что искал — корабль, идущий в Норвегию. Судно называлось «Анна» и везло цемент в Тронхейм. Место назначения меня вполне устраивало, так как меня навряд ли станут там разыскивать. Вместо обычного немецкого порядка повсюду царил хаос, и разобраться, кто есть кто, было сложно. Две буквы «S» у меня на воротнике производили должное впечатление, и у меня не возникло трудностей с тем, чтобы попасть на борт и убедить капитана, что согласно приказу (который я предъявил) мне надлежит попасть в Осло так скоро, как только возможно, а при сложившихся обстоятельствах это означает добраться на борту «Анны» в Тронхейм, а оттуда — поездом до Осло.
Путь занял три дня. Едва оказавшись в Норвегии, я предъявил свои документы и тут же проследовал на поезд до Осло. Ехал четверо суток. Прежде чем сойти в Осло, я зашел в туалет и сменил одежду на ту, что взял в шкафу у Кристофера Брокхарда. К первому испытанию я был готов. Я шел по Карл-Юхансгате, моросил дождь, теплынь. По улице рука об руку шли две девушки. Проходя мимо меня, они громко засмеялись. Казалось, кромешный ад Гамбурга — где-то на другой планете. Сердце пело. Я вернулся в мою любимую страну, родился заново.
Администратор в отеле «Континенталъ» придирчиво просмотрел предъявленные мной документы и, глядя на меня поверх очков, сказал:
— Добро пожаловать, господин Синдре Фёуке.
Лежа на кровати в золотистом гостиничном номере, глядя в потолок и слушая городской шум на улицах, я думал о своем новом имени. Синдре Фёуке. Непривычно, конечно. Но и с ним можно жить.
Эпизод 102
Нурмарка, 12 июля 1944 года
…человеком по имени Эвен Юль. Как и другие ребята из Сопротивления, он с недоверием отнесся к моей истории. А впрочем, как иначе им к ней относиться? В правду о том, что я солдат, которого разыскивают за убийство, поверить куда сложнее, чем в то, что я дезертир с Восточного фронта, перебравшийся в Норвегию через Швецию. К тому же они проверили по своим каналам и выяснили, что человек по имени Синдре Фёуке и вправду предположительно перебежал к русским. Умеют же эти немцы вести архивы!