Убийство на Чукотке. Узоры на коже - Лиана Хазиахметова
— Узор на лицо вы нанесли?
— Я, кто ж еще. Это орнамент нашей семьи, я защитил дочь от злых духов. Вам, городским, — Лелетке поднял на секунду глаза. — Не понять.
— Подождите, — Севастьянова сопоставила даты. — Свидетели видели вас в общежитии вместе с Тиныл, а из вашего рассказа следует, что живой вы ее не видели.
— Ваши свидетели что-то перепутали. Когда я пришел в общежитие, Тиныл уже там не было.
Лелетке освободился 25 мая, Тиныл убили на следующий день — из колонии, где Лелетке отбывал наказание, до Анадыря два дня пути. Катерине стало ясно, с кем ушла Тиныл из общежития в день своей смерти.
* * *
— Все нужно провернуть так, чтобы он узнал об этом как бы невзначай.
Опера размышляли, как заставить убийцу Тиныл выйти из тени.
Катерина и Владимир не произносили это вслух, но оба знали, что на кону стоит не только премия за раскрытие убийства молодой девушки. Перед ними маячила возможность разгадать тайну драгоценностей, пропавших четверть века назад. Это был шанс вырваться из рядовых служащих в элиту. И ошибиться было нельзя.
Лелетке не был причастен к преступлению, его алиби подтвердилось. Он предложил свою помощь в поимке убийцы дочери, а также обещал отдать все припрятанные сокровища, но напарники никак не могли решить, соглашаться ли на предложение.
У Лелетке было условие: он хотел на пять минут остаться наедине с убийцей его дочери. Он клялся, что не собирается его убивать.
— У меня нет цели убить, — говорил Лелетке. — Я хочу, чтобы эта гнида сдохла сама. По нашим понятиям, если умираешь в бою, попадаешь на небеса, если своей смертью — отправляешься под землю. По вашему — это рай и ад. Неужели я позволю ему попасть в рай?
В противном случае, обещал Лелетке, царские украшения никто никогда не найдет.
— Я просто их оставлю там, где они и лежат. Я к ним не притронусь и уж тем более не буду пытаться продать. Они мне принесли уже много несчастий.
* * *
«Уголовник, но не убийца», «Отца больше не подозревают в убийстве дочери», «В убийстве студентки виноват тайный поклонник».
Екатерина подошла к газетному киоску и с довольной улыбкой стала разглядывать заголовки газет. Это она постаралась, чтобы журналисты получили «инсайд». Можно было пойти простым путем — отправить в СМИ пресс-релиз или позвонить и попросить написать заметку с нужным посылом, но следовательница знала, что тогда новость получится слишком официальной, неинтересной, без огонька.
Журналисту, чтобы получился хороший материал, нужен эксклюзив или хотя бы ощущение, что у него есть этот эксклюзив. Екатерина справилась с задачей великолепно. Сначала она позвонила в информационное агентство «Чукотка» и попросила об «услуге» — не публиковать материал о расследовании дела, связанного с коррупцией известного чиновника. Мол, помешаете следствию, да и защита обвиняемого получит нежелательную информацию… Главный редактор сначала упирался, а потом начал торговаться — и Севастьянова как бы нехотя выдала «инсайд».
Затем она позвонила старому знакомому из местного отделения «Комсомолки» и «по дружбе» поделилась, что завтра в полдень из здания полиции выйдет отец убитой девушки, можно взять у него интервью.
Дальше все сделали сами журналисты и даже начали расследовать, кем же был настоящий убийца.
Лелетке, отбившись от репортера короткой фразой «завтра уезжаю», добрался до Ватайваама, зашел в свой дом и начал ждать. Он сидел на стуле посреди комнаты и вспоминал жену, маленькую Тиныл, с которой по-настоящему познакомился совсем недавно и уже успел потерять. Перед его глазами всплывали фотографии — их присылала жена вместе с письмами — они сохранились, он все привез с собой, но доставать не хотелось, зачем, если он и так помнит каждую карточку в деталях?
Вдруг он увидел в окне тень. Другой бы не заметил, но Лелетке обладал способностью улавливать малейшие изменения в пространстве.
* * *
— Пусть зайдет, пусть зайдет, — Севастьянова смотрела в бинокль и шептала эти слова как заклинание.
Напарники видели, как Михаил крадучись исследует территорию дома: аккуратно заглядывает в окна, шарит глазами по земле, наверное, изучая следы. Он был хитрым уголовником и понимал, что может нарваться на засаду в доме. Но откладывать визит было нельзя — Лелетке уезжал, а это значит, что драгоценности или уже у него, или он заберет их из тайника сегодня ночью.
У оперов был простой план: ворваться в дом ровно через три минуты после того, как Михаил зайдет внутрь. Кроме того, бойцы будут наготове: как только они услышат крик, то сразу выбьют дверь.
Конечно, нужно было блокировать выходы и не допустить, чтобы самого Лелетке взяли в заложники — такой вариант нельзя было исключать. По последнему пункту решили положиться на волю случая: снабжать оружием уголовника, хотя и бывшего, опасно, да и руководство никогда не даст добро на такую авантюру. Думали спрятать омоновца внутри дома — тут уже Лелетке привел тысячу аргументов, почему это плохая идея, и напрочь отказался участвовать в затее.
«В моих интересах, чтобы вы задержали этого ублюдка. Я хочу, чтобы он ответил за преступление», — убеждал Лелетке.
Как только Михаил вошел в незапертую дверь, черные фигуры начали приближаться к дому. К каждому окну — в доме их было четыре — подбежали по два полицейских.
Катерина и Владимир видели, как люди в форме заходят во двор. Они тоже подошли ближе. Было тихо.
Спустя три минуты бойцы толкнули дверь, которая должна была оставаться незапертой, но она не поддалась. Дверь пришлось выламывать, стало понятно — что-то идет не так. Полицейские забежали в дом с криками «лицом в пол!», а затем наступила… тишина.
Вооруженные полицейские растерянно стояли под тусклым светом лампочки, и больше никого в комнате не было.
— А где?… — опешила Севастьянова и с ходу не смогла подобрать слов.
— Катерина Дмитриевна, никого нет. Комнаты проверили, окна целые, дом точно никто не покидал.
— Но не могли же они испариться! Ребята, так не бывает!
— Давайте мыслить логически, — Владимир положил руку Катерине на плечо. — Если через окна и двери никто не выходил, то где-то есть потайной лаз — в стене, в полу или на потолке.
Все задрали головы, хотя лаз в потолке был наименее вероятным вариантом из всех. Листы фанеры прогнулись от времени и выглядели так, как будто из последних сил сдерживали крышу. Очевидно, искать стоило в другом месте.
— Ребята, смотрим
