Лучшие истории о невероятных преступлениях - Эллери Куин
Агата тоже была в приподнятом настроении от перспективы стать наследницей и выразила это, купив роскошный траур по кузену Стэнли – самую дорогую одежду, какую только приобретала за последнее десятилетие. Ее жесткий нрав, казалось, смягчился – или это мистер Патридж все теперь видел в радужном свете? Через приятную дымку, напоминавшую опьянение.
В разгар своих мечтаний мистер Партридж бездельничал в лаборатории, перед ним стоял поднос с непривычным виски со льдом, а в это время по радио объявили результат четвертой гонки в Хайалиа. Он рассеянно отметил, что лошадь Карабали принесла сорок восемь долларов и шестьдесят центов на каждые вложенные два доллара. И уже почти забыл об этом, когда зазвонил телефон.
Мистер Партридж ответил, и раздался недовольный голос:
– Ты заработал на Карабали почти пять штук.
Мистер Партридж издал невнятное восклицание.
Человек продолжил:
– Что с ними делать? Заберешь их сегодня вечером или…
Мистер Партридж быстро сделал вычисления в уме.
– Оставьте их пока на моем счету, – заявил он. – О, и… боюсь, я потерял ваш номер телефона.
– Тринити два восемь девять семь. Есть еще какие-нибудь предчувствия?
– Не сейчас. Я дам вам знать.
Мистер Партридж положил трубку и налил себе виски. Выпив, подошел к машине времени и вернулся на два часа назад. Он шагнул к телефону, набрал ТР 2897 и произнес:
– Я хочу сделать ставку на четвертый забег в Хайалиа.
Знакомый уже голос поинтересовался:
– А ты кто?
– Харрисон Партридж.
– Слушай, приятель. Я не принимаю ставки по телефону, пока не увижу сначала наличные, понимаешь?
Мистер Партридж произвел рекалькуляцию. В результате следующие полчаса были так же насыщены событиями, как и последние мгновения его великого плана. Он узнал о счетах, выяснил адрес букмекерской конторы, поспешил в свой банк и снял внушительную сумму в пятьсот долларов, скопленных на черный день; открыл собственный счет и сделал ставку на двести долларов, что вызвало лишь плохо скрытую насмешку.
Затем мистер Партридж отправился на долгую прогулку и принялся размышлять над одним вопросом.
В прочитанной им когда-то статье утверждалось, что нельзя использовать знания из будущего, чтобы разбогатеть, поскольку своим вмешательством вы измените будущее. Но он не отправлялся в будущее – он возвращался в прошлое.
И на ставки, о которых он узнавал, уже повлияло то, что он сделал.
Со своей точки зрения мистер Партридж узнавал результат собственных действий до того, как их совершил. Однако в объективном физическом временно-пространственном измерении он вполне корректно совершал эти действия, и затем появлялся результат.
Мистер Партридж остановился на тротуаре, и прогуливающаяся пара налетела на него на всей скорости. Но он почти не заметил столкновения.
В голову пришла ужасная мысль. Единственным мотивом убийства кузена Стэнли были деньги для исследований. Теперь же он осознал, что его машина, даже в своем несовершенном виде, и так могла обеспечить ему кругленькую сумму. Ему вообще не нужно было никого убивать.
– Моя дорогая Морин, – произнес Фергус за завтраком, – я открыл первую в мире успешную машину времени.
Его сестра не выказала особенного удивления.
– Хочешь томатный сок? – предложила она. – Я могу добавить в него немного табаско. Вот уж не знала, что бредовые иллюзии могут пережить похмелье.
– Но, Макушла[6], – продолжил Фергус, – ты первая из женщин на земле прослушала это объявление.
– Фергус О’Брин, безумный ученый! – Морин покачала головой. – Эта роль тебе не очень подходит, извини.
– Если бы ты слушала внимательно, а не торопилась возразить, то заметила бы, что я сказал «открыл». Не «изобрел». И это самое ужасное, что когда-либо случалось со мной на работе. Меня осенило, когда я разговаривал с Энди. Это идеальное и единственно возможное объяснение загадки. Но разве кто-нибудь мне поверит? И после этого ты удивляешься, что я перебрал прошлой ночью?
Морин нахмурилась:
– Ты это серьезно?
– На сто процентов. Слушай. – И Фергус кратко изложил ей суть дела. – Теперь это как заноза – прочное алиби у Харрисона Партриджа. Сигнал времени по радио, разговор с дворецким – я даже ставлю на то, что сам убийца и крикнул в библиотеке, чтобы не оставалось сомнений по поводу времени смерти. И вот алиби становится железобетонным. А что такое алиби? По-моему, это самое ошибочно употребляемое слово. Сейчас оно означает «опровержение», «оправдание». Но в буквальном смысле оно значило просто «в другом месте». Знаешь старинную шутку: «Меня там не было, я не знаю эту женщину, и вообще, она сама предложила». Что ж, из этого избытка оправданий только первое – это алиби, сообщение о другом месте. И заявление Партриджа о том, что он находился в другом месте, вполне правдиво. Даже если бы мы доказали, что он был тогда именно в этом, а не в другом месте, он бы заявил: «Я не мог покинуть комнату после убийства, ведь все двери были заперты изнутри». Конечно, он не мог – не в то время. И его опровержение касается не другого места, а другого времени.
Морин налила ему и себе еще кофе.
– Помолчи минутку и дай мне подумать. – Вскоре она кивнула. – И он эксцентричный изобретатель, и дворецкий заметил, что он нес один из своих приборов.
– Который и оставался с ним, когда Саймон Эш увидел его исчезновение. Партридж совершил убийство, запер двери, вернулся в прошлое, когда они еще были открыты, вышел и отправился слушать радио у Фейт Престон.
– Но ты не сможешь убедить в этом полицию. И даже Энди.
– Черт возьми, я знаю.
– Что собираешься делать?
– Пойду к мистеру Харрисону Партриджу. Попрошу его повторить на «бис».
– У вас тут целая лаборатория, – заметил Фергус пухлому лысому изобретателю.
Мистер Партридж учтиво улыбнулся.
– Я ставлю тут свои маленькие эксперименты, – сообщил он.
– К сожалению, я мало осведомлен о достижениях современной науки. Я с нетерпением жду более захватывающих чудес, космических кораблей, например, или машины времени. Но я пришел поговорить о другом. Мисс Престон сказала мне, что вы ее друг. Я уверен, вы сочувствуете ее стараниям освободить юного Эша.
– Разумеется. Если я сумею чем-либо помочь…
– Это самый обычный вопрос, я просто прощупываю почву. Если не считать Эша и дворецкого, вы, похоже, последний человек, кто видел Харрисона живым. Не могли бы вы что-нибудь рассказать о нем? Как он выглядел?
– Совершенно нормально, насколько я могу судить. Мы говорили о новой статье, которую я нашел для его библиографической коллекции, и он выразил небольшое недовольство каталогизацией Эша в последнее время. Полагаю, у них возникали разногласия по данному поводу и ранее.
– По словам Брэкета,
