Шестеро против Скотленд-Ярда (сборник) - Кристи Агата
Невероятно, но только сейчас, зная его уже столько лет, я вдруг поняла, что он совершенно не умеет пить. Две порции спиртного довели его до состояния полного отупения. А когда я уходила, он уже спал.
Это случилось в тот день, когда я второй раз поссорилась с Ма Поллини из-за крошек.
На следующий день я дала Фрэнку только один стаканчик алкоголя, причем заранее принесла его с собой. Своей маленькой служанке сказала, что это полезно для его здоровья, и она все восприняла как должное. У меня в доме постояльцы частенько наливали себе несколько капель для поправки здоровья.
Все оказывалось мне на руку. Накануне вечером он поговорил по душам с Латте и теперь даже слышать не желал об их талантах. Но я продолжала давить, не давала забыть о соседях.
– Если ты такой ловкий, пройдись колесом, – подначивала я. – Сделай самое простое колесо.
Фрэнк понял, что над ним смеются, подошел ко мне и вплотную приблизил свою физиономию мне к лицу.
– Не могу сделать это здесь, – сказал он. – Слишком мало места.
– Да тебе во всем мире места не хватит, старый ты лжец, – почти откровенно хохотала я.
Это его доконало. Он открыл дверь в коридор, чтобы иметь перед собой пространство, разбежался, но споткнулся. В итоге действительно изобразил нечто похожее на кривое колесо телеги, а затем рухнул вниз по лестнице, грохнувшись на площадку между чердаком и этажом, который занимали Поллини.
Ма Поллини вышла на шум, и я рассказала ей, что произошло. Как же она смеялась! Жаль, вы никогда не слышали смеха Ма Поллини! Она могла бы только на этом хорошо заработать в любом мюзик-холле. Слезы хлынули из ее глаз и потекли по обе стороны крупного толстокожего носа, при этом Ма сотрясалась всем телом. Она наделала столько шума, а Фрэнк так громогласно изрыгал проклятия, что это подняло на ноги остальных жильцов дома. Вскоре уже все знали: старик Спрингер принялся бахвалиться опять, после чего чуть не свернул себе шею.
Луизе рассказали об этом, когда она вернулась, отчего бедняжка лишь горько заплакала.
На четвертое утро я специально проследила, как Луиза уходила из дома. Никогда прежде не доводилось мне испытывать подобных ощущений. Все вокруг сияло яркими красками, и даже старое атласное пальто Луизы блестело, как спина черного жука, когда она спустилась по ступенькам, пересекла замощенный камнем двор, который мы величали садом, и вышла на улицу.
Я вся дрожала и выглядела, должно быть, странновато, но только на меня в этот момент некому было смотреть, кроме юной помощницы, а она, бедное дитя, оказалась слишком занята другими хлопотами, чтобы разглядывать хозяйку. Да и вряд ли вообще обладала способностью концентрировать внимание на двух вещах одновременно.
Я медленно поднялась наверх и принялась заправлять постель. На ней стоял чемодан Луизы, уже наполовину упакованный, а чемодан Фрэнка, уже приготовленный в дорогу, был в стенном шкафу, где, как им мнилось, я его не замечу. Он и сейчас еще там, насколько мне известно. Его вещички лежали на своих местах, аккуратно сложенные, а к ручке он прикрепил бирку с собственной фамилией.
Фрэнк вошел, застав меня еще в спальне, и, судя по тому, как нарочито завел разговор о своем здоровье, я сообразила, что он ждет уже ставшей привычной порции спиртного. Но мне пришлось отправить вниз за «лекарством» его самого.
У меня это совершенно вылетело из головы, и я с испугом подумала, о чем еще могла забыть. Ведь я собиралась захватить с собой наверх стакан, но, поглощенная другими мыслями, оставила его на кухонном столе.
Он поспешно спустился, топая по ступеням ногами, на которых были надеты лишь носки, и уже скоро вернулся, крайне довольный собой. Мне даже показалось, что он побаловал себя дополнительной дозой. Правда, он грубо отозвался о моей юной помощнице, и я догадалась, что девочка налила ему в виде добавки нечто не очень приятное на вкус.
Я тут же завела разговор о Поллини, и, как надеялась, воспоминание о смехе Ма Поллини над его неудачей сразу привело Фрэнка в бешенство. Он заявил, что Поллини – это отбросы общества, макаронники и голодранцы. По его мнению, в их репертуаре не нашлось бы ни одного трюка, который не сумел бы повторить любой здоровый мужчина, а потом завел песню о том, что сам, дескать, был способен выполнить это еще мальчишкой.
Я же исподволь вела его туда, куда мне хотелось привести этого чванливого хвастуна. Зайдя в соседнюю комнату, где стояла газовая плита, я приоткрыла окно, одновременно сняв со стола скатерть. Затем я вернулась назад и вытряхнула скатерть там, чтобы крошки не попали на балкон Ма Поллини.
Сердце у меня сильно билось, а времени было потрачено на все столько, что приходилось опасаться, как бы он чего не заподозрил. Но наконец я исполнила намеченное – скатерть выскользнула у меня из руки и упала на край парапета.
Каждый шаг был тщательно мной продуман. Да, забыла сказать: окно в чердачной спальне заедало. Оно сдвигалось вниз с самого верха всего на шесть дюймов. Вот почему мне пришлось встать на подоконник, вытащить скатерть наружу и вытряхивать ее одной рукой.
Я снова вошла в соседнюю комнату, где Фрэнк сидел в привычной позе, привалившись к дальнему углу спинки софы.
– Почему ты так странно на меня смотришь, Полли? – спросил он.
Мне стоило некоторого усилия взять себя в руки. Я не могла сказать ему, что видела его в тех же ярких красках, в каких мне виделась Луиза, когда та выходила через ворота на улицу.
Он предстал передо мной в вульгарных цветах, как на картинке из грошового журнальчика комиксов. На нем была ярко-синяя рубашка, а волосы на голове казались грязно-ржавого оттенка.
– Мне нужна метла, – объяснила я. – Скатерть выпала из руки через окно и застряла на парапете. Вот если бы ты был ровней Поллини…
Фрэнк или не слышал меня, или делал вид, и я испугалась, что слишком поторопила события. Но его все же заинтересовало это маленькое происшествие, как всегда интересовали любые случавшиеся в доме пустяковые инциденты. Он подошел к окну гостиной и выглянул. Скатерть была ему хорошо видна. Она лежала на парапете в каких-нибудь пятнадцати футах от окна.
– Как ты собираешься достать ее? – спросил Фрэнк.
– Хочу взять метлу, чтобы подцепить и втащить назад через окно другой комнаты, – сказала я. – Или попрошу одного из маленьких Поллини пройти по парапету и снять ее оттуда.
– Дай-ка мне сначала попробовать метлой, – предложил он.
Я огляделась в поисках метлы, хотя она была последнее, что сейчас мне было нужно.
– Ты разобьешь мне окно, – возразила я.
Он лишь усмехнулся.
– Я куплю тебе пятьдесят новых оконных стекол, когда вернусь из Манчестера.
– Сейчас принесу метлу, – сказала я, выглянув в окно. Парапет был примерно на фут выше края стекла, а окна торчали из крыши, как в мансарде.
Мужество стало покидать меня. И я уже решила попробовать иной способ. Моя хитрость не срабатывала так, как мне того хотелось бы.
Минуты три я хранила полное молчание, когда совершенно неожиданно заговорил он сам:
– Так ты считаешь, один из мальцов Поллини просто прошел бы по парапету и взял скатерть?
– С этим бы справилась даже старая Ма Поллини, – отозвалась я.
Вот это была вовремя брошенная фраза. Фрэнк отодвинул меня в сторону.
– Я достану твою треклятую скатерть. Мне по силам все, что может любой из Поллини.
Он вскарабкался на подоконник, и я заметила: Фрэнк так и ждет, чтобы я попыталась помешать ему и оттащила назад. И мне пришлось это сделать. Трудно поверить, но я вцепилась в него.
– Не дури, – сказала я. – Ты сломаешь себе шею. У тебя духа не хватит.
Фрэнк сунул свою красную мордочку прямо мне в лицо, как и в прошлый раз.
– Вот сейчас я тебе все и докажу, – произнес он.
Я наблюдала, как он шагнул с подоконника на парапет, который был примерно в фут шириной, нетвердо стоя ногах, встал, расставил руки, словно настоящий канатоходец.
– Не смей, вернись! – выкрикнула я. – Не дури.
