Хранитель изумрудной печати - Наталья Николаевна Александрова
Как ни странно, после таких грустных мыслей Вера почти сразу заснула.
И снились ей какие-то бессвязные, отрывочные сюжеты. То она бродила по какому-то шумному многолюдному рынку, но люди вокруг говорили на незнакомом языке и одеты были странно — в длинные светлые плащи, заколотые на плече, или в длинные рубахи из серого льна. В памяти всплыли слова — тога, туника, которые произносила Джульетта, еще какие-то полузабытые термины из истории древнего мира.
Во сне кто-то дотронулся до ее плеча, Вера обернулась и увидела человека в театральной трагической маске, с перекошенным страданием ртом и пустыми провалами глазниц…
Потом ей снилось, что она сидит на каменной скамье огромного амфитеатра среди тысяч таких же зрителей, а внизу, на арене, на залитом кровью песке две группы людей в окровавленных бронзовых доспехах насмерть бьются друг с другом. И снова кто-то дотронулся сзади до ее плеча.
Она обернулась и увидела на следующей скамье человека в трагической маске с черными провалами пустых глазниц…
Потом как будто незримый режиссер снова сменил экспозицию, смонтировал новый эпизод фильма.
Теперь Вере снилось, что она идет по узким переулкам древнего города, куда-то спешит, а за спиной раздаются настигающие ее шаги. Она шла все быстрее, едва не бежала, но шаги за спиной неотвратимо приближались, становились все громче, отдавались гулким эхом от серых каменных стен. Вера уже отчетливо слышала шумное хриплое дыхание преследователя. В ее душе нарастал страх, и она знала только одно — ни в коем случае нельзя оборачиваться…
Впереди она увидела дверь. За нею была надежда на спасение…
Вера бросилась вперед и принялась колотить в дверь, в кровь разбивая костяшки пальцев.
— Откройте! — закричала она срывающимся жалким голосом. — Впустите меня!
Дверь не открывалась, никто не отзывался на ее отчаянную мольбу о помощи, а преследователь уже настиг ее, подошел вплотную, дотронулся рукой до плеча.
Вера не выдержала, обернулась — и снова увидела за спиной человека в трагической театральной маске, и снова мрачная тьма смотрела на нее из черных провалов глазниц…
Были еще какие-то сны, бессвязные и душные, как жаркая южная ночь, но в каждом сне рано или поздно появлялся тот же человек в трагической маске. В театральной маске с темными пустыми провалами глазниц.
И вдруг на крутом повороте очередного сна она проснулась — резко, внезапно, с пересохшим ртом и глухо бьющимся сердцем. Проснулась, разбуженная каким-то странным звуком.
Она лежала в постели на влажных сбившихся простынях и прислушивалась к ночной тишине.
В комнате было темно, темно, как в подземелье. Должно быть, небо затянуло облаками, укрывшими луну от посторонних глаз. В открытое окно струился ночной воздух, пропитанный ароматами южных трав с солоноватым привкусом ночного моря. В отдалении слышался тихий умиротворяющий шум этого моря, похожий на ровное дыхание спящего великана.
Но Вера прислушивалась не к этому далекому шуму, а к звукам своей комнаты, потому что именно эти звуки и разбудили ее.
Сначала она ничего не услышала и уже начала успокаиваться, подумав, что странный звук ей приснился. Перед глазами уже замелькали яркие пятна и полосы, постепенно превращаясь в картины надвигающегося нового сна, как вдруг она снова отчетливо услышала тот же звук, который ее разбудил.
В комнате кто-то был, и теперь этот кто-то медленно передвигался в темноте.
Сна как не бывало.
Вера села в кровати, напряженно всматриваясь и вслушиваясь в темноту. Ей показалось, что она разглядела смутный человеческий силуэт возле шкафа.
Силуэт чуть заметно переместился — и тут же раздался едва слышный скрип. Это приоткрылась дверца шкафа.
Верино горло перехватило от страха.
В ее номере кто-то был, кто-то рылся в вещах…
В это время луна вышла из-за облаков, и ее бледный болезненный свет проник в Верину комнату. Блекло-голубой луч высветил тусклое пятно возле шкафа, и Вере показалось, что она спит, спит и видит страшный сон.
Потому что пятно, освещенное лунным светом, оказалось страшной театральной маской из ее сна.
Задыхаясь от ужаса, Вера вгляделась в полутьму и поняла, что то, что она приняла за маску, было человеческим лицом. Широким, смуглым лицом, изрытым оспинами. Лицом, удивительно похожим на античную театральную маску. Лицом того человека, который напал на нее в доме на древних развалинах.
И тогда Вера закричала — страшно, безысходно, в этом крике слились страх смерти и ужас перед неизвестным, ужас перед таящимся в темноте кошмаром.
Она кричала все громче и громче, и вдруг хлопнула входная дверь, и в комнате началась какая-то непонятная суета. Вера слышала возню, сопение и приглушенные крики, звуки ударов и тяжелое дыхание. От удивления она перестала кричать. Потом снова хлопнула дверь, и наступила тишина.
Какое-то время Вера боялась пошевелиться, но тут возле двери раздался негромкий стон.
Она мигом вскочила, нашарила выключатель и нажала на кнопку.
Вспыхнул яркий свет, и Вера увидела лежащего на полу возле двери человека в длинной футболке и поношенных спортивных штанах.
Глаза его были закрыты, лицо было мертвенным, он тяжело дышал, время от времени постанывая, на лбу виднелась кровоточащая ссадина. Из-за этой ссадины, а еще больше — от удивления в первую секунду Вера его не узнала. Но уже во вторую секунду поняла, что это — Арсений, кошмар всей итальянской поездки.
Вера накинула халат, взяла со стола стакан, налила в него минеральной воды из бутылки и плеснула на лицо мужчины.
Он фыркнул, открыл глаза и удивленно заморгал.
— Вы? — спросил, увидев Веру. — Вы… ты цела? Что случилось?
— Что? — переспросила Вера. — Это я хотела бы узнать!
У Арсения был такой растерянный и несчастный вид, что она усовестилась, налила еще воды и поднесла к его губам. Он жадно выпил полстакана, лицо порозовело.
Вера осознала, что и сама тоже не в лучшем виде — зубы стучат, голос дрожит. Она хотела допить воду, но тут увидела губы Арсения — толстые, безвольно трясущиеся, противные, как две гусеницы, с полоской плохо выбритой кожи над верхней — и не смогла заставить себя выпить хоть каплю из того же стакана, из которого только что пил он.
Тем не менее она постаралась взять себя в руки. Ей это почти удалось, по крайней мере, справившись с голосом, она спросила:
— Что… что это было? Что случилось?
— А ты не знаешь? — недоверчиво переспросил Арсений.
— Нет, — она помотала головой, — я проснулась… в моем номере кто-то был… мне стало очень страшно, я закричала… Потом была какая-то возня, я включила свет, и вот… Как ты-то здесь оказался?
— Ну да,
