Игра в правосудие - Эльвира Владимировна Смелик
– Ну, вы же должны были пересекаться на некоторых предметах. Дерек Сандерс. Ты что, его совсем не знаешь?
Не знает?
Происходящее казалось фарсом. Эмберли пустила холодную воду, зачерпнула полную ладошку и умыла лицо.
Значит, Одри и… Дерек. И это он – тот, кто… не заморачиваясь, на заднем сиденье машины. И вчерашняя красотка в Инсте[4]…
– Бывает, да, – пробормотала Эмберли невпопад, пряча глаза от собеседницы. – Ты не бери в голову. Думаю, у вас все наладится. Он серьезный парень.
– Ты правда так считаешь? – Одри неуверенно улыбнулась.
Эмберли кивнула, и обе девушки уставились друг на друга.
Потом прозвенел звонок, и Одри убежала, скороговоркой оправдавшись, что у нее сейчас практическое занятие, которое пропускать смерти подобно, а Эмберли осталась в туалете, закрылась в одной из кабинок.
В районе солнечного сплетения появился горячий комок. Хотелось сжаться, как от удара, или громко закричать, или стрельнуть у кого-нибудь сигарету, сделать пару глубоких затяжек – до зеленых кругов в глазах, до надрывного кашля. Или…
Эмберли достала из сумки лэптоп и соединилась с домашним компьютером, загрузила игру, машинально отслеживая уже знакомую заставку. Ну! Что там еще предложит разработчик? Если опять будет та же банальная чушь, что и в первый раз, она не станет проявлять тактичность и сглаживать эмоции в комментарии.
Темный зал суда. Сейчас в нем пусто, только лампочки зажигаются поочередно, словно реагируют на движение. Ряды кресел по бокам экрана движутся навстречу и исчезают за спиной, как будто Эмберли проходит между ними. Эффект присутствия – колоссальный, особенно для старенького лэптопа, но звук подкачал. На компе аудиоряд звучал бы внушительнее.
Вот и кресло судьи. Оно пустое.
Глазам, с любопытством пялившимся в экран, стало некомфортно – скорее всего, от сухости. Эмберли достала из рюкзачка глазные капли и запрокинула голову. Проморгалась.
Надо же! За столь короткий промежуток времени картинка успела измениться.
В зале полно народа, судья уже на месте, и этот, с клювом, тоже. На скамье подсудимых самодовольно лыбящийся ублюдок. Эмберли хорошо знает этот типаж: подобные людишки рождаются с мыслями о том, что мир – дерьмовая штука, лишь они в нем – золотая булавка. И все им должны: девчонки – свое тело, парни – сигареты и выпивку, соседи вообще в неоплатном долгу, что их почтило своим присутствием такое неземное создание.
– Купер Швайгман, – объявил клювастый.
Эмберли насторожилась. Откуда она знает это имя?
Подонок терроризировал какую-то тихоню, вымогая деньги, грозился в случае отказа поджечь ее дом. Нехило! И какое наказание заслуживает этот типчик? Хоть бы варианты предлагали.
Эмберли в Уголовном кодексе тоже не сильна, да и приговоры там слишком однообразные и скучные для игры: тридцать дней общественных работ, три месяца общественных работ, штраф сто долларов, пять лет лишения свободы, десять лет лишения свободы. Что ж ей такое придумать после того, как сама упрекала создателей в банальности?
Ну… ну… если этот Швайгман угрожал кому-то поджогом, пусть сам испытает нечто подобное, на собственной шкуре узнает, что значит гореть. Как говорится, око за око.
Судья опустила молоток. Эмберли даже толком не понимала: та озвучивает слова, которые девушка в данный момент лихорадочно набирала, или она сама печатает вдогонку словам судьи?
5. Посланник Дикé
Щелкаю зажигалкой, наконец-то вспыхивает маленький огонек. В темноте его оранжевый цвет настолько насыщен, что обжигает своей яркостью. На мгновенье накрываю пламя ладонью. За такой короткий промежуток времени оно не успевает больно ужалить, а лишь обдает теплом.
Огонек пульсирует, то сжимается, то вытягивается, то клонится в сторону. Будто исполняет зачарованный танец, пытается околдовать. Ему хочется втянуть в себя больше жизни, разрастись сначала до костра, потом до пожара, объять пространство, поглотить тьму. Недаром именно пламенем пытались спасти средневековые инквизиторы пропащие души. Но я не инквизитор.
Я не верю ни в бога, ни в дьявола, ни в колдовство. У меня одна путеводная звезда – справедливость, и указывает мне она единственную цель – возмездие. Я не убиваю, я только взимаю плату согласно величине долга и не делаю скидок.
Сжимаю в ладони маленький прямоугольник белого картона, который легко умещается в кармане. На нем едва различимый рисунок – рука правосудия, удерживающая весы с черными и белыми камнями, и надпись – имя. Перечитываю его в очередной раз: «Купер Швайгман». Мера наказания – очищение огнем. Приговор вынесен и обжалованию не подлежит.
Опять щелкаю зажигалкой, подношу к вырвавшемуся из нее язычку пламени картонку. Тот жадно охватывает угол, расползается по нему, превращая белое в черное, забирается все выше. Не выпускаю прямоугольник из руки, пока могу терпеть, переворачиваю его, помогая огню завладеть всем пространством, а потом разжимаю пальцы.
Картон полностью проглочен огнем, вниз летит не записка, а сгусток пламени, ударяется о мерзлую землю, рассыпается искрами и пеплом, в агонии корчится у моих ног, а потом тихо умирает. Последняя искра вспыхивает звездой, отражением одной из тех, что мерцают над головой.
Запрокидываю голову, вглядываюсь с чернильную темноту распростертой надо мной бездны. В ответ небо смотрит на меня сотнями мерцающих глаз. Его взгляд пристрастен, словно на допросе, но я не боюсь его, я чист и открыт перед ним. Я честно выполняю свое дело, ведь я избран самой богиней Дикé, и я не подведу.
Жду. С минуты на минуту приговоренный должен появиться. Не сомневаюсь, что он придет. Я собственными глазами видел, как Купер Швайгман доставал записку из своего школьного шкафчика, как, прочитав, самодовольно ухмылялся и, наверное, уже строил планы, на что потратит деньги, которые получит вечером. Только вот самого главного он не знал: сложенный вчетверо листочек с парой кривовато написанных фраз засунула в его ячейку не перепуганная девчонка.
Туда положил его я. И писал на нем тоже я, даже не стараясь подделать почерк. Откуда Куперу знать, как пишет та, от которой ему нужна лишь скромная сумма, вытребованная методом шантажа? И еще я уверен, что Купера не смутит назначенное место встречи – заброшенное здание на берегу реки. Он и сам любит такие места.
Не знаю точно, для чего было предназначено это строение – может, под какое-то небольшое предприятие, магазин или склад, – но выглядело оно почти достроенным, только окна не застеклены, зато закрыты сколоченными из досок щитами. Щиты как монетки на глазах мертвеца, а сам дом словно монстр Франкенштейна. Его соорудили, но по каким-то неясным причинам так и не удосужились вдохнуть в него жизнь, до этого момента внутри царила одна лишь безраздельная тьма. Но сегодня он узрит яркий свет! Я придам смысл его бездушному существованию, докажу, что дом стоит здесь не зря.
А вот и Купер. Он не крадется, не осторожничает, не
