Спецназовец. Шальная пуля - Андрей Воронин
– Это что – призыв к революции? – фыркнул Игорь Геннадьевич.
– Типа того. К такому ма-а-аленькому, сугубо локальному дворцовому перевороту. А что? Все признаки революционной ситуации налицо: верхи уже ни черта не могут и не хотят, а низы хотят и могут, но им не дают…
– Не понимаю, что ты предлагаешь, – сказал Астангов.
– Подумать, – вернул его в исходную точку Томилин. – Просто включи воображение. Ты ведь знаешь: если что-то может произойти, рано или поздно оно происходит. Ведь простая же задачка, курс арифметики для начальных классов! С одной стороны, всемирный разгул исламского терроризма, с другой – никем не охраняемые аэропорты, в которых вечно полным-полно народа. Это же просто чудо, что там до сих пор никто ничего не взорвал! Наверное, этим бородатым ишакам просто в голову не приходит, что такие объекты массового скопления людей, как аэропорты, могут быть настолько уязвимыми, фактически беззащитными. Но любое везение когда-нибудь кончается. Однажды, как ты выразился, в терминал какого-нибудь Шереметьево войдет лицо кавказской национальности с тяжелой сумкой или чемоданом на колесиках и, как ты выразился, жахнет. И ты, Ига, не извлечешь из этого печального происшествия никакой пользы. Если, конечно, не будешь к нему заранее готов.
– В каком смысле – готов? Какую пользу можно извлечь из того, что какой-то осел взорвет в аэропорту чемодан с тротилом?
– Ну, главари террористических группировок ее как-то извлекают, – напомнил Томилин. – А мы с тобой чем хуже? Глупее них, что ли? Думать надо, Игорь Геннадьевич! Возьми, к примеру, электричество. Гроза всегда была и до сих пор остается источником смертельной опасности, пожаров, разрушений и убытков – в точности, как международный терроризм. Но мы приручили электричество и теперь не мыслим себе без него нормальной жизни. При неосторожном обращении упрятанные в розетке двести двадцать вольт по-прежнему могут убить и продолжают убивать всяких ротозеев, но, согласись, пользы от них гораздо больше, чем вреда!
– Ни черта не понимаю, – беспомощно признался Асташов и залпом выпил почти полстакана виски для прочистки мозгов. – Электричество приплел… Какой двигатель может работать на исламском терроризме?
– Двигатель карьерного роста, – не задумываясь, ответил Томилин. – Кто потворствует терроризму, хотя бы даже бездействием, тот, несомненно, никудышный работник и не очень хороший человек. А тот, кто, не щадя себя, с терроризмом борется – тот, понятное дело, красавец, с какой стороны на него ни глянь. Так, по крайней мере, говорят по телевизору. В реальной жизни все чуточку сложнее, и, чтобы твой вклад в дело борьбы с международным терроризмом оценили по достоинству, о нем должна знать общественность – по возможности, широкая, но узкая для начала тоже сойдет.
– То есть? – подался вперед Игорь Геннадьевич. Он неожиданно почувствовал, что почти трезв и испытывает все возрастающий интерес к разговору, который, кажется, начал становиться конструктивным.
– Н-ну, допустим, так… – Томилин на минуту задумался, теребя двумя пальцами нижнюю губу. – Допустим, так, – повторил он уже более уверенным тоном. – Предположим, на ближайшей коллегии своего министерства ты попросишь слова… Это возможно?
– Вполне. Только зачем?
– Попросишь слова и произнесешь пламенную речь.
– О чем?
– О том, о чем мы с тобой уже битый час толкуем: о состоянии системы безопасности аэропортов и возникающей в связи с этим реальной угрозе жизни и здоровью людей. О разваленной кинологической службе, о фактическом отсутствии контроля в пассажирских терминалах, о безоружных ментах, бездействующем оборудовании и разворованных деньгах… Нет, – перебил он себя, – о деньгах, пожалуй, не стоит. А то порвут на конфетти прямо в зале заседаний. Накинутся всем президиумом и раздерут в клочья.
– И так раздерут, – пожал плечами Асташов. – Ты же знаешь, критиковать у нас можно и должно исключительно сверху вниз, но ни в коем случае не наоборот. Затопчут, с дерьмом смешают и спустят в канализацию! После такого выступления я на своем месте и дня не проработаю. Да что там дня – часа!
– Да куда ж ты денешься, – возразил Томилин. – На ваших коллегиях, как я понимаю, присутствуют люди с самого верха – смотрят, слушают, держат большое начальство в курсе. Так?
– Ну, допустим.
– Вот. Значит, за критику, тем более конструктивную, тебя с работы выгнать не посмеют.
– Но и житья не дадут, – добавил Асташов, подливая себе виски. – Через месяц взвою и сам убегу.
– Придется потерпеть, – равнодушно ответил Томилин. – Зато, когда все произойдет именно так, как ты предсказывал, когда эти разъевшиеся на казенных хлебах взяточники начнут пробками вылетать из своих кресел, там, – он уставил указательный палец в потолок, – обязательно вспомнят о тебе. Где, скажут, этот дальновидный и бескомпромиссный господин… как бишь его… Асташов, кажется? Ну, помните, тот, на коллегии… И все, ты на коне!
– Чушь какая-то, – отмахнулся Игорь Геннадьевич. – Это все равно что прыгать через канаву с завязанными глазами и надеяться, что благополучно ее перелетишь. А если нет? Если взрыва не будет, или он случится через два года? От меня к тому времени ничего не останется, а тому, что уцелеет, уже ничего не будет нужно – ни взрывов, ни продвижения по службе, ни даже электричества.
– Все в наших руках, – заявил Томилин, глядя на него поверх стакана. – Если поставить перед собой ясную цель и упорно к ней стремиться, все будет так, как ты захочешь. И даже шахид взорвет себя в аэропорту в тот день и час, который ты назовешь – хоть через неделю после твоего исторического выступления на коллегии, хоть на следующий день, хоть прямо во время нее.
– Что? – ахнул Игорь Геннадьевич, поняв, наконец, к чему клонит собеседник. – С ума сошел? Ты что мне предлагаешь?!
– Заговор полковников, – хладнокровно ответил Томилин. – Ну, что ты вскинулся, чего испугался, дурашка? Я просто пошутил.
– Ну и шуточки у тебя, – пробормотал Асташов, с опаской косясь на окно, за которым, учитывая то обстоятельство, что квартира располагалась на пятнадцатом этаже, вряд ли кто-то мог быть.
– В каждой шутке есть доля правды, – немного печально сказал Томилин. – Ты же понимаешь, что при существующем положении вещей теракт в одном из московских аэропортов – дело времени. Он все равно произойдет, люди все равно погибнут…
– Но я хотя бы не буду иметь к этому отношения!
– Не
