Простить нельзя помиловать - Галина Владимировна Романова
В памяти всплыло смуглое лицо гордой красавицы, оставившей его так вероломно. Он не мог назвать ее имя. Она станет сердиться. Он не мог смолчать. Станет сердиться старший лейтенант. И если в первом случае ему ничего не грозит… То во втором…
– Татьяна, – буркнул он недовольно. – Игумнова Татьяна Сергеевна.
– Понятно, – быстро записал старший лейтенант в телефон.
Кажется, ответ его ничуть не удивил. И, сам не понимая, что за чувство им далее двигало, Федор произнес:
– Кстати, она недалеко переехала. Поселилась по соседству.
– Да? – Белесые брови старшего лейтенанта выгнулись дугой. – И даже знаете адрес? И можете его мне сообщить?
– Разумеется.
Оттолкнувшись ладонями от подлокотников кресла, Федор резко встал. Подошел к одному из огромных витражей. И постучал по нему согнутым пальцем в сторону островерхой зеленой крыши.
– Вон тот дом, где теперь живет моя Татьяна. В доме Тимофея Полякова. Кажется… – Он обернулся на Хромова и удивленно отметил, что парень ничуть не обескуражен. – Кажется, это ваш коллега?
Глава 5
– Вы?
Всклокоченный Поляков стоял на пороге собственного дома в шортах до колен, старой застиранной майке, с раздувшейся левой щекой. По всей видимости, Звягин застал его за завтраком. Хотя в доме Звягина в это время уже начинает готовиться обед. Времени было одиннадцать утра.
– Здравствуй, Тимофей, – Звягин протянул потную ладонь, забыв вытереть ее о штаны.
Поляков молча пожал руку, посторонился, пропуская подполковника в дом. Тот нырнул в прохладный коридор, скинул обувь, заметив, что ботинки и женские туфли стоят на коврике у двери.
В его доме тоже не приветствовали хождение в уличной обуви по дому. Что за блажь, скажите! Тут же пыль с улицы, тут же внук с игрушками на пол сядет. Непорядок.
Звягин встал перед узким зеркалом шкафа. Пригладил растрепавшиеся волосы, обрамляющие обширную лысину. И сразу почувствовал за спиной еще чье-то присутствие. Он резко обернулся и еле удержался, чтобы восхищенно не цокнуть языком.
На пороге светлой комнаты, по всей видимости – кухни, стояла молодая красивая женщина. Смуглая, черноглазая, черноволосая. С тонкой талией и высокой грудью, едва прикрытой каким-то домашним костюмом нежного серого цвета.
– Доброе утро, – слегка улыбнулась она, протягивая руку Звягину. – Татьяна.
– Доброе утро. Иван Сергеевич.
Он смущенно тронул ее прохладные пальцы, слегка сжал. Ну не целовать же ему ей руку! Он при исполнении… почти.
– Идемте с нами завтракать, Иван Сергеевич. – Она улыбнулась шире, став еще краше.
Честно? Он подобных красавиц видел только в кино. Только там их глаза так искрились, а кожа светилась здоровьем и чистотой. Только на экране красавица, встав утром и приготовив завтрак, оставалась чистенькой, без масляных пятен на одежде и растрепавшихся волос.
Полякову определенно везло с женщинами. Пропавшая невеста тоже была красавицей, судя по фотографиям. Только исчезнувшая бесследно Мария Белозерова была блондинкой.
Звягин вошел в кухню, огляделся.
Просторная комната в светлых тонах. Шкафы белоснежные. Он вспомнил, как спорил с женой, намереваясь купить такие же. Она уверяла, что через полгода они превратятся невесть во что. Их непременно заляпают, испачкают, поверхность пожелтеет. Ну, и еще был перечислен ряд причин, по которым она предпочла фисташковые фасады.
А белые-то лучше. И чистые, не заляпанные. И Звягин сильно сомневался, что красавица Татьяна их трет тряпкой с утра до вечера. И шторы тоже белоснежные, по виду напоминающие жатый лен. И посуда на столе – тоже белая. Правда, стояла она на темной скатерти. Но смотрелось красиво.
Его жене предлагать подобные изменения в интерьере бесполезно, подумал он с легким раздражением.
– Присаживайтесь, – отодвинула стул от стола Татьяна, уже успев поставить ему тарелку с чашкой и разложить приборы. – Позавтракайте с нами.
Он не был голоден. Завтракал всегда плотно. Выработалась привычка годами. Мало ли, как день сложится. Мог и обед, и ужин пропустить, потому с утра и наедался. Сегодня тоже. Но неожиданно захотелось посидеть за их столом. Он принял приглашение, сел на предложенный стул.
– Омлет или блинчики? – лучезарно улыбалась ему красивая женщина. – Есть еще овсянка.
– Блинчики, – подумав, выбрал Звягин.
– С джемом, сметаной или сгущенным молоком?
Как в рекламе, честное слово! Чего только не было в изящных белоснежных соусниках. Звягин выбрал сгущенку. Любил с детства. Выложив ему на тарелку три свернутых трубочками блинчика, Татьяна пододвинула к нему поближе соусник со сгущенным молоком. Звягин взялся за вилку с ножом. Дома-то он бы эту блинную трубочку руками схватил. В гостях нельзя.
Он отреза́л крохотные кусочки блинчика, макал в густую кляксу сгущенного молока на краю тарелки. Клал в рот и медленно жевал. На втором блине он вдруг понял, что хозяева смотрят на него пристально и вопросительно, и едва не поперхнулся.
– Вы, думаю, слышали, что произошло по соседству с вашим домом?
Вопрос он обращал к Татьяне. Поляков, разумеется, знал.
– Да, – коротко кивнула она, глубоко и печально вздохнула. – Это ужасно!
– Мы опрашиваем всех, кто живет на берегу. Теперь вот… – Он обвел руками стол, сам не понимая, зачем это делает, и проговорил виновато: – Теперь вот и до вас очередь дошла.
– Вы пришли нас допрашивать? – с легким смешком поинтересовалась Татьяна.
И Звягин неожиданно заметил в ее прекрасных черных глазах странный отсвет. Скорее тень. Досады? Злости? Раздражения? Он не смог бы охарактеризовать. Но что ей неожиданно стал неприятен его визит, это было очевидно. Кашлянув, она поднялась и принялась убирать со стола. Вот так вот прямо: невзирая на то, что гость еще сидит за столом с перепачканными сгущенкой губами.
Звягину сделалось страшно неловко. И вдруг подумалось, что блинчики у его жены вкуснее. Не такие жесткие и содой не отдают. А сгущенка вообще для его пожилого организма вредна.
– Спасибо, – решительно отодвинул он от себя тарелку с недоеденным угощением, вытер рот салфеткой. – Все было очень вкусно.
Поляков хранил странное молчание. Тянул свой кофе из маленькой чашки, казавшейся в его руках наперстком, и молча за ними наблюдал. Но вдруг встрепенулся и предложил ему кофе. Звягин отказался, запросив стакан воды. Хватит уже угощаться.
– Ты, майор, извини, что я так вот – в выходной к тебе заявился. Но сам пойми, протокол есть протокол.
– Ничего, все нормально, – коротко улыбнулся Поляков, подавая ему воду в тонком высоком стакане. – Я ценю, что вы сами пришли. С остальными, насколько мне известно, ваш подчиненный разговаривал.
– Да, Сережа Хромов совершал
