Догма - Вячеслав Прах
Да, я играл теперь по-другому, в моей музыке становилось все меньше света и возвышенности и все больше того мира, который меня окружал. И тех людей.
– Ты взрослеешь, Домиан, – задумчиво произнес мой друг. – Ты звучишь совершенно иначе.
– Я знаю, – ответил я, продолжая играть «Глаза отца Гренуя».
Когда я наконец закончил, плюхнулся на свой диван у окна и спросил у Марка:
– Что там с Элизабет, она вышла на связь? Мне показалось, ты выглядишь бодрее.
– Серьезно? – улыбнулся Марк. – Да, она позвонила мне сегодня днем и сказала, что у нее все в порядке. Ей дали хорошую рекомендацию в том ресторанчике, где сестра работала раньше, и она устроилась в другое кафе недалеко от своей новой квартиры. Нужно будет как-нибудь выбраться к ней, выпить кофе. Что скажешь? Поедешь со мной?
– Конечно, куда я денусь, – улыбнулся я в ответ. – Когда думаешь брать отпуск? Она, кстати, снимает жилье или уже купила?
– Купила. Говорит, буквально на днях закончилось переоформление. Теперь Элизабет – собственница. Говорит, ей очень нравится эта квартира. Две комнаты, большая светлая кухня с окном, приличная ванная…
Он почему-то снова загрустил.
– Скучаешь по ней?
– Очень. Я всегда за ней присматривал, мог приехать в любое время и решить любую проблему. А там ей придется разруливать все одной. Там меня нет.
– Может, оно и к лучшему. Ей тоже пора взрослеть и решать свои проблемы самой, по крайней мере, пока у нее нет мужчины, который возьмет их на себя.
Марк усмехнулся и взглянул на меня фирменным взглядом «давай, поучи отца детей делать». Но потом вздохнул:
– Ты прав. Не думал просто, что этот момент наступит так скоро.
– Ничего себе скоро! Ей уже тридцатник, дружище. Ты до пятидесяти хотел о ней заботиться?
– До самой смерти, если потребуется. Тебе не понять, ты вырос один. А я с детства смотрю в ее сторону, чтобы она была тепло одета, чтобы не связывалась с дурными людьми, чтобы не попробовала наркотики и так далее.
– Знаешь, может быть, ей и не нужна была такая чрезмерная забота. Наверняка все мужчины держались от нее на расстоянии. Сам подумай – отец полицейский, брат курсант полицейской академии. Не каждый себе позволит близко подойти к такой девушке.
– Но этот подошел…
– Слушай, по одному нельзя судить всех, ты и без меня знаешь. Надеюсь, то, что уже однажды растворилось в воздухе, больше не материализуется.
– Но это мне и не дает покоя, Домиан. Я постоянно думаю о сестре и о ее безопасности.
* * *
Мы еще о многом говорили этим вечером…
Когда Марк ушел спать, я уставился в свой ноутбук и нашел то, что не давало мне уснуть этой ночью. Вчерашнее видео.
Заседание в суде. Педофила приговаривают к ста пятидесяти девяти годам строгого режима. Этот монстр убил и изнасиловал двенадцать маленьких девочек от четырех до одиннадцати лет и семь мальчиков примерно того же возраста. Прямо в зале суда один из присутствующих достает из кармана куртки револьвер и стреляет в преступника на глазах у сотни человек. Нет, он не убил это животное, лишь ранил в руку.
Как потом выяснилось это был отец одной из девочек. И никто понять не мог, как ему удалось в зал суда пронести оружие. Его посадили.
Я думал, много думал. Во мне медленно, но уверенно просыпался дьявол. Руки начали дрожать, а внутри развернулся диалог моей личной Тьмы и моего Белого, вернее даже, Разумного…
Я его убью, такой мрази не место в тюрьме, его место в аду. Эти нечеловеческие большие глаза даже не пытались осознать того, что они сделали, на какую жизнь обрекли несколько десятков людей, которые остались жить с фата-морганой, с призрачной надеждой на то, что у них все еще может наладиться в жизни. Я уже не говорю о том… Не говорю о том!
Нет, не могу я его убить! Посуди сам, Домиан, если ты убьешь его, тень подозрения может коснуться и перегнившей туши Гренуя – некоторые умы могут связать между собой эти две смерти, если и там, и там на горизонте будет маячить твоя фигура. А как начнут копать глубже, обязательно раскопают и труп твоего учителя, скончавшегося девять лет назад. Вот тогда-то полиция и придет за тобой! А твой друг Марк, поняв, в чем дело, возможно, первым приставит ствол тебе ко лбу и попросит проследовать в участок. А может быть, и нет. Возьмет и пустит пулю тебе в лоб безо всяких раздумий, и ты не успеешь ничего сделать. И возможно, его пуля окажется быстрее твоей мысли, Домиан. Подумай об этом…
Да что может заподозрить полиция, если какой-то педофил-ублюдок, забравший жизни двух десятков маленьких детей, вдруг скончается в своей камере? Да никто не станет в этом копаться! У него куча врагов, желающих его смерти, в рядах самой полиции. Так что сдохнуть в тюрьме – это дело естественное и нормальное. Чего тут думать вообще? Бери и делай. Сотри с лица земли чуму, заражающую неизлечимой болезнью всех, кто находится с ним рядом. Убей его. Иначе лет через десять-пятнадцать это животное скажет, что глубоко раскаивается, и подаст прошение о досрочном освобождении за примерное поведение. Его могут выпустить. И вместо двадцати тел, полиция в его дело запишет еще столько же, а может быть, и больше. А он снова начнет раскаиваться… Домиан, пора тебе надеть маску «врачевателя чумы» и раз и навсегда покончить с «черной смертью». Вспомни остров около Венеции, который не вспомнит сейчас никто. Хочешь, чтобы этот гад превратил твой город в Повелья?
До сих пор не придумали лекарство от чумы. По сей день не придумали лекарство от педофилии…
Не думай даже, Домиан, поступай, как велит твое сердце!
Но я не знаю, получится ли у меня убить на расстоянии – лишь взглянув на экран монитора. А тем более – на записанное видео! Возможно, убийство происходит, только когда я лично смотрю в глаза человеку, чувствую его энергетику и могу вмешаться в нее. Но если это так, тогда я не смогу подобраться к педофилу, а если и получится, то
