Они делали плохие вещи - Лорен А. Форри
— Дешевое дерьмо.
К досаде Оливера, его комната находилась рядом с ванной, сразу за спальней Грудастой Суки. Ковер был настолько тонким, что его могло бы и не быть вообще, а светло-голубые занавески, перешитые из старых простыней, не задерживали свет. Кровати не было вообще, только матрас на полу. В целом комната гордо заявляла: «Да пошел ты…» Оливер произнес то же самое вслух.
Бросив сумку у двери, он плюхнулся на матрас. Черная плесень скопилась в углах и здесь. Если прищуриться, выглядело как рисунок на обоях. Может, все обойдется, подумал он, закуривая сигарету.
Идею об отсутствии кровати можно продать как новомодную чушь о свободной любви хорошеньким молоденьким цыпочкам, за которыми он приударит на Неделе новичков. Плесень можно прикрыть плакатами. Да, с плесенью он справится, но вот матрас будет вреден для его спины. Так бы сказал его физиотерапевт, подумал Оливер, пытаясь выпрямить правое колено. Не проблема, позвонит матери, скажет ей, какой размер и дизайн кровати ему нужен и когда хотелось бы ее получить. Сейчас маман дремлет у колыбельки его сводной сестры, но звонок разбудит ее.
Оливер поднялся, здоровой ногой отпихнул сумки к стене и переоделся в чистое. До вечеринки полно дел, и самое главное — найти людей, которых можно пригласить. Он схватил бумажник и вышел. В холле встретил парня в капюшоне, от которого несло жареной курицей. Из каких же трущоб ты явился?
— Оливер.
— Холлис.
Они пожали друг другу руки.
— Как насчет вечеринки сегодня? — поинтересовался Оливер.
— Классно. Карлинг?[7]
— Ну да.
Кивнув, Холлис двинулся дальше, закуривая.
Так, с Трущобами порядок, решил Оливер. С телефона внизу он позвонил домой. Молчок. Повесил трубку, потом попробовал еще раз. То же самое.
— Ну и ладно.
Есть дела поважнее, решил он, рысью выбегая из дома. Не нужна ему эта чертова кровать.
К сумеркам две комнаты все еще оставались пустыми. Однако вечеринка, устраиваемая Оливером, так заняла мысли всех заселившихся, что они и не думали о том, что кого-то, возможно, не хватает. Но для Мэв добраться до дома было главной целью.
— Сюда! Сюда! Нет, поверни здесь!
— В какую сторону?
— Туда, куда я показываю!
Они дважды объехали кольцевую развязку. Мэв так крепко вцепилась в дорожную карту, что бумага могла порваться. На заднем сиденье постанывал ее младший братец — Макса тошнило.
— Вон Колдуэлл-стрит. Там! — Она махнула рукой, и мать резко свернула налево. Машину дернуло.
— Осторожно!
— Эта улица плохо освещена, — сказала мать.
— Если бы мы выехали вовремя, это не имело бы значения.
— Я говорила тебе, что надо закончить сборы вчера вечером, а не дожидаться утра.
— Вообще-то я стояла у машины и ждала, когда мы поедем. Это ты топталась в доме.
— Это здесь? Не сказать, что безопасно, на первый взгляд.
Из окон доносились глухие удары музыкальных басов.
— Это здесь. Я возьму вещи, и можешь ехать.
Мэв отстегнула ремень безопасности.
— Я должна зайти в дом, — упорствовала мать.
— Не нужно.
— Мэв.
Братец схватился за спинку сиденья:
— Я хочу в туалет.
— Твоему брату нужно в туалет. Мы зайдем.
— На дороге есть бензоколонка!
— Поторопись, Макс.
— Вот так, да?
Мэв рывком вытащила свои вещи из багажника. С сумкой в одной руке и с коробкой в другой она поспешила к входной двери, опередив мать и брата. На стук никто не ответил.
Она постучала еще раз. Дверь открыла очаровательная белокожая девушка с длинными светлыми волосами.
— Привет! Ты на вечеринку?
— Ну, типа того. Предполагается, что я здесь буду жить.
— Ой, это замечательно! Я тоже здесь живу!
Девушка обняла Мэв и потянула в дом.
— Меня зовут Элеонор, но ты можешь звать меня Элли. Оливер — он тоже живет с нами — решил, что мы должны отпраздновать новоселье.
Элли потащила ее в переполненную гостиную. Мэв почти ничего не слышала из-за музыки, но заметила на полу кальян, от которого поднималась струйка дыма.
— Все внимание! Это Мэв! Она будет жить здесь!
Несколько рук поднялись в знак приветствия. Кто-то уже вырубился на потрепанном пастельно-розовом диване. Пустые банки из-под пива были сложены перед замурованным газовым камином.
— Ты нас здесь бросишь?
Мать с вещами вошла в холл.
— Мама, подожди.
— Я хочу писать!
— Твоему брату нужно в туалет. Где… Ох. Здравствуйте.
Те же руки снова поднялись, приветствуя мать Мэв.
— Здравствуйте! Меня зовут Элли!
— Мне. Нужно. Пописать. Пописать!
Макс топнул ногой.
— Привет, малыш. — Элли улыбнулась. — Работающий туалет наверху.
Макс убежал. Мать Мэв старалась не смотреть на компанию нетрезвых студентов.
— Мэв, я начну заносить наверх твои вещи.
— На верхнем этаже, напротив моей, есть свободная комната, — сообщила Элли.
— Спасибо. — Мэв поспешила за матерью.
— На вид вроде бы милая девушка.
— Это же просто вечеринка, мам.
— Я ничего не сказала.
— Я вижу по твоим глазам.
Они поднялись по лестнице.
— Завтра первым делом пойдешь и заберешь ключи у агента.
— Да, мама.
— Нужно уметь входить и выходить из дома, где живешь.
— Я знаю, мама.
— Зачем они так громко заводят музыку? Когда я была в…
Макс бросился к ним и чуть не сбил Мэв с ног.
— Осторожно!
— Девушка у туалета зашипела на меня, — пожаловался он.
— Ты, наверное, это заслужил.
— Помягче, Мэв, он все-таки твой брат. Ну и где эта комната?
Комната под номером четыре, расположенная на третьем этаже, была огромной. Мэв не могла поверить своему счастью. В два раза больше ее комнаты дома, окна выходят на улицу. Внизу стояла их машина. Багажник и пассажирская дверь остались открытыми. Мать прищелкнула языком.
— Надеюсь, ничего не украдут.
— Кто может что-то украсть? Там никого нет.
— В темноте кто угодно может. Давай перенесем остальные вещи.
Вещи выгрузили за десять минут, но ее семейству понадобилось не меньше четверти часа, чтобы уехать. Мать никак не могла прекратить раскладывать вещи и переставлять то небольшое количество мебели, которое имелось в комнате. При этом она все время жаловалась на шум. Хотя Мэв уверяла ее, что все в порядке, мать не хотела уезжать до тех пор, пока дочь не пообещала приехать домой в следующие выходные.
Когда мать с братом ушли, Мэв осталась в своей комнате, прислушиваясь к музыке, доносившейся снизу. Комната была удобной, уединенной и полностью принадлежала ей. Все говорило о том, что можно расслабиться, что теперь она