Филлис Уитни - Жена или жертва?..
Гленн перехватил мой восхищенный взгляд.
— Эту комнату оформляла Гленда, — сказал он. — Я тоже внес свою лепту, но главным дизайнером была все же она. Кстати, эти африканские скульптуры — мои. Позволь, я помогу тебе раздеться, Дина.
Я выскользнула из белого шерстяного пальто, не прекращая рассматривать комнату и находя все новые и новые восхитительные детали в ее убранстве. Она настолько напоминала музей, что я сразу же почувствовала себя как дома.
Гленн окинул восхищенным взглядом мое облегающее шерстяное платье, подпоясанное плетеной серебряной цепочкой от Тиффани.
— Прекрасно! — воскликнул он. — Мне повезло, что я нашел тебя! Располагайся, теперь ты дома. Кстати, ты прекрасно вписываешься в эту комнату. Я скоро вернусь.
Как, оказывается, приятно быть объектом восхищения, знать, что кто-то считает тебя необыкновенно красивой, одеваться так, как никогда прежде не могла. Я была в отличном настроении и испытывала единственное желание — стать такой, какой меня хочет видеть Гленн.
Когда он через холл прошел в столовую за своим бренди, я еще раз восхищенно обошла гостиную. Мне понравится Гленда, уверенно подумала я. Судя по обстановке этой комнаты, у нас должно быть много общего. А вот с тетей Наоми подружиться будет гораздо труднее. Я чувствовала на себе ее пристальное внимание и ощущала некоторую сдержанность, словно она хотела испытать меня. Впрочем, это было вполне естественно, и я не могла на нее обижаться. С какой стати она будет с распростертыми объятиями встречать незнакомку, которая только что стала женой ее племянника? И все же мне придется искать путь к сердцу этой женщины, а Наоми Холмс явно не относилась к людям, которых легко понять.
Мои глаза остановились на единственном портрете, висящем на стене. Это, безусловно, была работа Колтона Чандлера, и я решила уделить ей как можно больше внимания.
На картине были в полный рост изображены мальчик и девочка лет шестнадцати-семнадцати. Смелый почерк, чистота линий и мастерски выписанные детали делали портрет, написанный Чандлером, работой гения. За спинами двух сидящих фигур было изображено окно с тонкой, развевающейся от ветра занавеской, сквозь которую виднелись растущие в отдалении деревья.
Портреты Колтона Чандлера никогда не бывали статичными, и этот не стал исключением из правила. Подростки склонились друг к другу, наслаждаясь оживленной беседой. Я сразу узнала в мальчике Гленна — юного, темноволосого, красивого, с темно-ореховыми яркими глазами и чувственным ртом. Девочка была его полной копией и отличалась от брата разве что только длиной волос. Оба были одеты в хорошо скроенные желтовато-коричневые брюки, белые рубашки с открытым воротом и бледно-желтые джемперы, небрежно наброшенные на плечи, и обуты в мягкие короткие сапожки для верховой езды, доходившие до лодыжек. Девочка протянула руку с хлыстом, словно собираясь хлопнуть мальчика по колену. На лицах обоих играли легкие улыбки с едва заметным вызовом в темных глазах. Волосы девочки, завязанные желтой лентой, открывали точеные ушки. Дети были невероятно похожи друг на друга — гораздо больше, чем просто брат и сестра. Между ними было такое близкое сходство, какое только можно представить между мальчиком и девочкой.
В гостиную вошла Наоми. В руках ее был старинный поднос, на котором стояли изящные чашечки.
— Сейчас мы не держим постоянную прислугу, — сказала она. — Мне нравится все делать самой, и именно поэтому я переехала сюда — чтобы вести дом Чандлеров.
Я поторопилась освободить место на чайном столике возле камина, а потом снова вернулась к портрету.
— Они близнецы, не так ли? — поинтересовалась я.
Наоми поставила поднос на столик и посмотрела мне прямо в глаза, а потом улыбнулась.
— Разве Гленн не сказал тебе?
Я покачала головой.
— До недавнего времени я даже не знала, что у него есть сестра.
Она слегка пожала плечами и подвинула мне стул с бирюзовой подушкой.
— Меня это не удивляет.
Но я еще не оставила надежды разгадать эту загадку. Если Гленн не собирается рассказывать мне о своей сестре, может быть, это сделает Наоми?
— Но почему? Если они так похожи внешне, значит, у них много общего, а Гленн — прелестнейший человек из всех, кого я знаю.
Мисс Холмс сделала паузу, разливая шоколад из серебряного кувшинчика, и окинула меня оценивающим взглядом.
— Это слово не подходит ни одному из близнецов. Я очень люблю Гленна, но никогда не назвала бы его прелестным. Энергичный, жизнерадостный, может быть, даже бешеный, но никак не прелестный или милый. — Она помолчала, а потом произнесла с какой-то странной интонацией: — Запомни, хотя они и двойники, у каждого из них есть что-то свое.
— Что ж, тогда я буду любить и Гленду, — мягко сказала я.
Наоми протянула мне шоколад в чашке севрского фарфора, и, не говоря ни слова, взяла свою.
Я почувствовала, что упускаю время.
— А почему вы любите только Гленна, если они так похожи? — смело спросила я.
Пожилая женщина глотнула темный сладкий напиток и, нахмурившись, посмотрела на меня.
— Ты тоже никогда ее не полюбишь, — сказала она. — И я не советую тебе даже пытаться. Ты ведь не оставишь все, как есть, и будешь совать нос в чужие дела, любопытствовать, пытаться все изменить. Ты здорово одурачила Гленна.
— О, пожалуйста! — воскликнула я с тревогой. — Может быть, я что-то не то сказала, простите меня. Все произошло так внезапно. Я просто пытаюсь хоть как-то сориентироваться.
— Да. — Казалось, Наоми получила подтверждение каким-то своим мыслям. — Гленн, вероятно, действовал с таким напором, что у тебя просто захватило дух. Я удивлена, что он позвонил мне. Ты хорошенькая, но такими же были и другие девушки. Однако до сих пор он не женился.
— Другие девушки не похожи на Дину, — возразил Гленн, входя в комнату с бокалом бренди в руке.
Я стремительно повернулась к нему в поисках поддержки.
— Твоя тетя не может понять, почему ты на мне женился. Иногда я тоже этого не понимаю, дорогой!
Наоми фыркнула, но прежде чем она успела что-то сказать, Гленн подошел ко мне, поцеловал в щеку и попросил:
— Сними свою шапочку, Дина!
Он не стал ждать, пока я повинуюсь, и снял ее сам. Я закрутила волосы в узел на макушке, чтобы они поместились под шапкой, и он быстро вытащил шпильки. Мои волосы свободной волной рассыпались по плечам, и Наоми Холмс изумленно посмотрела на меня.
— Боже, девочка моя! У тебя почти такие же серебряные волосы, как у меня.
— Только у Дины они не седые. Не менее натуральные, чем она сама! — с гордостью, как будто в этом была его заслуга, заявил Гленн.
Я почувствовала, что краска выступает у меня на щеках, и смущенно взглянула на мужа. Значит, он все-таки кое-что знает обо мне. Мне нравилось думать о себе, как о естественном, искреннем человеке, хотя иногда это качество мешало мне.
— Так ты женился на Дине только из-за ее волос? — едко спросила тетя Наоми.
Он расхохотался и сел рядом с ней на абрикосовую кушетку.
— Отчасти. Номи, дорогая, эта женщина — живое воплощение моей мечты. Я представлял себе этот образ задолго до того, как встретил ее. — Гленн приподнял свой бокал с бренди, словно поднимая тост за меня, а я, опустив глаза, глотнула шоколада. Этот разговор встревожил меня. — Она все это время существовала в моем воображении, — продолжал он. — Я ждал ее. А потом я пришел в музей в Нью-Йорке и увидел, что она там — стоит на столе и ждет меня.
— В стеклянной витрине? — с усмешкой спросила Номи.
— Не совсем так, — протянул он. — Хотя было бы чудесно, если бы я нашел ее таким образом. Неужели ты не понимаешь, Номи, что я наконец нашел девушку, которую могу изваять из алебастра. Из снежно-белого алебастра с зеленым оттенком. Зеленым, как ее глаза. Ты обратила внимание на ее глаза?
— Из того алебастра, что лежит наверху в студии? — уточнила Наоми и тяжело вздохнула. — Ох, Гленн! Хоть бы у тебя получилось!
— Обязательно получится! Завтра утром я собираюсь начать.
— Это замечательно! — Я с удивлением уловила в ее тоне искреннюю радость. Но тут Номи сделала нечто еще более удивительное. Она подошла к написанному Колтоном Чандлером портрету близнецов и остановилась перед ним — маленькая хладнокровная женщина в сером платье. — Теперь он покажет тебе! — с какой-то неясной угрозой произнесла она, и я поняла, что Номи обращается к девочке на портрете — сестре моего мужа.
— Ты не знаешь, когда она возвращается домой? — спросил Гленн с легкой тревогой в его голосе.
— Кто это может знать? — Наоми пожала плечами.
Он допил последний глоток бренди и посмотрел на меня блестящими темными глазами. В них горел огонь победы.
— У меня есть время. Я послал ей телеграмму, так что моя совесть чиста. И, что бы она не предприняла, я начну эту работу и на этот раз завершу ее. Даже если Гленда примчится сюда на всех парусах, она уже не сможет помешать мне. Я только хочу успеть сделать побольше, чтобы убедиться, что могу работать.
