Оксана Обухова - Пристрелите загнанную лошадь
Гость покачал головой и шмыгнул носом.
Жалеть нельзя, разревется, напомнила себе и добавила в голос жизнелюбия:
— У меня тушеная картошка в баночке есть. Хотите? Вы когда в последний раз ели?
— В прошлой жизни, — выдавил он и хрипло толи расплакался, толи закашлялся. — Тушеная картошка любимое блюдо Назара. У него на икру аллергия. И на омаров тоже… аллергия. А у меня похоже, что на жизнь. Знаете, чего я хочу, Софья?
— Чего?
— Запереться где-нибудь и писать. Всю жизнь хотел. Раскрыть толстую тетрадь, наточить карандаш и писать, писать, писать. И чтобы рядом никого. Купить домик где-нибудь в глуши, посадить картошку, завести козу и собаку… Вы бы так хотели? Софья?…
— У меня была коза. В деревне у бабушки.
— Да? — оживился он. — И как ее доить? Вы умеете?
Я пожала плечами:
— Это не сложно.
— А где живет ваша бабушка?
— Она умерла.
Эти слова вернули на его лицо маску из страданий. Он скуксился, готовый заплакать, и я таки провела ладонью по шелковистым черным волосам.
— Спасибо, Софья, — булькнув горлом, сказал Джеймс Бонд из бывших. — Спасибо.
Та-а-ак. Еще минута и разрыдаемся оба. Я отдернула руку и полезла в сумку за баночкой с картошкой.
Запах, вырвавшийся из-под пластиковой крышки, — жареного лука, тушенки и лаврового листа, — вызвал у нас обоих приступ тошноты.
— Уберите! — взмолился Кирилл и уткнулся носом в душистое кашне. — Уберите сейчас же. Не то меня вырвет.
Ох, и беда с этими неженками!
Да и с впечатлительными Софьями тоже не соскучишься. Поставил бы Тушкоев в палатку нормальный телевизор, ничего бы подобного не случилось. Сидела бы себе Софья у экрана, не отрываясь от дела, торговала пивом и даже ухом в чужие тайны не вела.
А теперь? Теперь на пустой таре сидит перепачканный английский джентльмен, одним видом способный выжать слезу из камня, и имеет аллергию на жизнь.
И скажите мне на милость, что с ним делать?! Одно дело любоваться красивым мужиком через бинокль или со ста метров, другое дело выступать в роли наперсницы через сорок минут после знакомства. Так быстро я даже в электричках не успевала передружиться.
Что же делать? Намекнуть на дверь? Или предложить свое общество как печальный финал беспечной жизни мальчика из хорошей семьи? Эх, горе луковое. Лучше бы я выбрала в идеалы более брутальный персонаж. Генрих Восьмой — чем не греза? Мощный, как паровоз, богатый, как Крез, наглый, как танк и такой же непробиваемый. Такой бы жену бить не стал. Пересчитал бы сопернику зубы, ребра и пальцы, жену в угол на всю ночь, а сам в теплую постельку баиньки. Утром на трезвую голову спокойно помог собрать жене чемоданы.
А этот… греза моя. Жену и то случайно прибил.
Разозлившись, я схватила с прилавка зажигалку, взяла из россыпи сигарету и выскочила на улицу — на холод, Софьюшка, на холод. Я боялась стать благородной и терпеливой и ввязаться в историю. А у меня через полгода защита диплома и новая жизнь.
Минут пять я мерзла и курила. Из палатки не доносилось ни звука. Печальная тишина окутала субмарину «ООО „Альянс“», темень, прореженная фонарями пугала, и мне почему-то показалось, что за переборкой субмарины остался товарищ-матрос. Без надежды, глубоководного костюма с запасом воздуха, преданный и покинутый экипажем. Ему плохо, он погибает и помощи не ждет. Картинка выписалась темным маслом, лицо подводника белело из темноты иконописным ликом первого христианина.
До завтрашнего утра оставлю товарища-матроса у себя, решила я и вошла в палатку. Вздохнула, посмотрела на гостя и поймала себя на мысли — лукавишь, Софья.
Жалость и, определенно, надежда на роман перемешались в соотношении пятьдесят четыре к сорока шести. Ни одна нормальная российская деваха не выкинет ночью на мороз такого красавца. Если кто-нибудь, где-нибудь встретит на своем пути стойкую женщину выгнавшую пинком за дверь вылитого Джеймса Бонда, позвоните, пожалуйста, где бы ни была, приду взглянуть на такую особу.
Кирилл Туполев даже не пытался выглядеть Джеймс Бондом. Он напоминал проколотый воздушный шарик без воздуха. Ему было плохо, он был один, а я… черт дери меня за ногу! Давно не совершала добрых поступков.
— Кирилл, я могу вам чем-нибудь помочь?
— Вы уже помогаете, спасибо, — уныло пробормотал он.
— Да вроде бы ничего особенного…
— Нет, нет, Софья, — горячо перебил Туполев и немного оживился, — уверяю вас, я очень благодарен! Без вас, я бы давно чокнулся! Ни с одним из своих знакомых я бы не смог быть так… так… как бы это точнее выразить…?
«Так откровенно малодушен? — предположила я. — Испуган? Натурален?» Кирилл не мог подобрать фразу, выражающую свое унизительное состояние.
Странный народ эти мужчины, поплакал бы как следует, глядишь — и полегчает.
— Что вы собираетесь делать дальше? — перебила я.
— Не знаю, — честно ответил он. Мне даже страшно подумать о том, что будет завтра. Поверьте, я знаю, что такое тюрьма.
— Неужто сидели? — поразилась я.
— Ну что вы. Конечно, нет. Но вы помните, что произошло четыре года назад?
— Не помню.
— Из-за этой истории Назар не может вернуться в город… Все так плохо. Неужели вы ничего не знаете?
— Нет.
— Странно. Мне казалось, весь город в курсе.
— Я не весь город. У нас разный круг общения.
— Да, да, конечно. Но все же странно. Я был уверен.
Он встал и закружил на тесном пятачке перед прилавком. Полы пальто задевали ящики, неловко дернув головой, он сшиб с полки стеклянную баночку с сахарным песком и засыпал себя белыми кристалликами. Внезапно, в моем госте проснулась жажда деятельности, но от никак не мог выбрать вектор ее направления, — в направлении двери он не стремился точно, — кружил, вращался перед прилавком и искал в мыслях какой-то выход.
Я испугалась, что вращения Туполева наберут обороты и центробежная сила разметает по площади палатку Ибрагима Тушкоева. В зверинец улетят банки с кильками, до купола шапито долетят коробки с «Волшебной Фантазией», а пивные банки и бутылки, на радость местным алконавтам, равномерно рассеются по округе в радиусе трехсот метров. Смерч в кашемировом пальто разорит Душмана Аслановича и оставит без работы Зульфию, Раечку и Софью.
Переключатель вращения разместился в голове Туполева-младшего, я поймала полу пальто, дернула ее, довольно сильно, и приказала:
— Сядьте, черт бы вас побрал!
Сахарный песок последний раз скрипнул под подошвами ботинок, Кирилл опомнился и посмотрел на меня сверху вниз:
— Простите, я вам насорил, простите, я просто вспомнил…
— Что?
— Многое. Очень многое. И, кажется… если меня посадят… я тоже повешусь.
— Почему тоже? Да, сядьте вы, в конце концов! Вон, водки выпейте!
— Да, да, конечно, благодарю. — Он схватил бутылку «Путинки» за горлышко и сделал несколько судорожных глотков. Поперхнулся, закашлялся и вдруг рассмеялся хрипло: — Все закономерно! Все стало на круги своя! Брат за брата, око за око. — Он опустился на ящик, занял свое, уже привычное и нагретое место, и почему-то погрозил мне пальцем. — Все так и должно случиться. Во всем есть высший смысл. Я только что это понял.
Кирилл выпучил обезумевшие глаза, оскалил зубы в нервной усмешке, и я подумала — допрыгались. В лечебницу к мадам Мартини скоро доставят Кирюшу в смирительной рубашке.
Я схватили веник (немного для защиты) и начала собирать в кучку рассыпанный песок. Кирилл перехватил мою руку, дернул больно и заставил сесть. Ему был необходим слушатель, он боялся остаться наедине со своими мыслями и сойти с ума.
— Послушайте, Софья. Четыре года назад… нет, начну так. Вы плохо знакомы с ситуацией в городе? Плохо? Тогда так. — Он говорил быстро, захлебываясь словами, но без запинки. — Наша семья имеет большое влияние в этом городе. Слишком большое, чтобы кому-то не мешать. Четыре года назад мой отец уже отошел от дел, и всем руководил Назар. Жестко, даже жестоко. Четыре года назад Назара заказали. Но убили отца…
— Почему? — перебила я.
— Случайность. Папа вышел на стоянку к машине в куртке Назара и похожей бейсболке. Снайпер ошибся и выстрелил в отца. Было темно, а папа и Назар очень похожи.
— Какой ужас, — пробормотала я.
— Да. После убийство папы, как это часто бывает, стороны договорились.
— Назар договорился с убийцами отца?!
— Да. Иногда так легче. Он и два его врага обсудили положение, пришли к согласию, и в качестве отступного, Назар потребовал выдать ему киллера.
— Сдали, — утвердительно выдохнула я.
— Нет. То есть, да. Заказ проходил через цепь посредников, киллер лично с заказчиками не общался, его вообще никто в глаза не видел. Но… В общем, кое-что о нем мы узнали. У киллера была странная кличка — Самоед. Он был профи из бывших армейских спецов…
