Татьяна Моспан - Партия в преферанс
Однажды дверь оказалась приоткрытой.
Хозяин кабинета, невысокий седой профессор с синими хитрющими глазами Кольке даже понравился. Во время обследования он несколько раз подмигивал парню: дескать, не дрейфь, все будет в порядке. Он не был таким занудливым и строгим, как все предыдущие лысые дядьки.
— Вы абсолютно правы, никаких ассоциаций, ни-ка-ких! — резкий профессорский голос был хорошо слышен в коридоре. — Что — головные боли? Я сам всю жизнь от этого страдаю. Поседел раньше времени. Обезболивающее принимать в исключительных случаях. Организм должен справиться сам, не навредите ему. — Он вздохнул. — К сожалению, головные боли могут остаться. Сейчас больше всего вам следует беспокоиться о другом: чтобы полученная травма не отразилась серьезно… — Седой ученый медлил, осторожно подбирая слова: — На дальнейшей жизни сына.
Тамара Александровна горестно всхлипнула.
— Удары по голове всегда чреваты непредсказуемыми последствиями. Проведенные обследования позволяют утверждать, что мальчик — нормален, уже сейчас он способен вынести посильные физические и умственные нагрузки. По-силь-ные! Не подстегивайте время, не провоцируйте…
Видно, профессор отошел вглубь своего обширного кабинета, и следующих слов Колька не разобрал.
— Воспоминания вернутся, провал будет потихоньку зарастать. Представьте глубокий овраг, который со временем…
Опять послышалось неясное бормотание.
— Какие-то обрывки воспоминаний могут всплыть много позже. Иногда память восстанавливается через день, через час, через несколько недель. Некоторые события стираются навсегда. Порой человек может помнить что-то выборочно.
Колька слушал, вытянув шею, стараясь не пропустить ни слова.
— …подсознание порой выкидывает с человеком коварные штуки… выпал из времени…
Это было последнее, что запомнил мальчик, утопая в потертом кожаном кресле.
Видно, Тамару Александровну обнадежила консультация с медицинским светилом. Она повеселела.
Жизнь постепенно входила в нормальное русло. Лишь одна тема была запретной в их маленькой семье: про поиски клада и Пимена.
Колька, жалевший мать, которая души в нем не чаяла и жила только им, никогда не заговаривал об этом.
Славик Доронькин, с которым он раньше иногда встречался в Москве, переехал в другой район. Его мать, вертлявая тетя Лида, к которой Колька всегда относился с опаской, до того она напоминала противную бабку Варьку, наконец смогла устроить свою личную жизнь и выйти замуж.
— За какого-то придурка, — сказал озлобленный Славик, когда они увиделись перед отъездом. — Молодится мамаша. Такую парфюмерию развела, смех один. Одно красит, другое подмазывает, тьфу, домой зайти нельзя, такая вонища. Меня вон в обновки вырядила, чтобы, значит, соответствовал. — Он смачно сплюнул, и тоскливо посмотрел на приятеля. — Съезжаться с ним решила.
Доронькин, сколько его знал Колька, постоянно ходил с непришитыми пуговицами и продранными локтями. Короткие штаны с небрежно пришитыми заплатами держались на тощей фигуре лишь чудом. Его матери дела до парня было мало.
— В таком затрапезе выпускать ребенка — срам один, — подсмеивались в Ежовке. — Мамаша небось опять в очередной раз судьбу свою устраивает, хахаля приваживает. Выпроводила ребенка на летние каникулы, стыдно сказать в чем, и гуляет себе. Варьке тоже не до внука, пока это она сплетни в округе соберет да обойдет всех… А парень, бедолага, так и шляется целыми днями не жрамши.
На этот раз Доронькин был обряжен во все новое и чувствовал себя прескверно. Но больше всего он был озабочен предстоящими изменениями и говорил, в основном, только об этом.
— А по голове тебя Мишка-Шатун шарахнул, больше некому, — напоследок уверенно сказал он. — Ясное дело.
В Ежовке Колька больше не был. Саму деревню снесли, переселив жителей в центральную усадьбу Родоманово. Бабушка Маня вскоре умерла, на похороны мать ездила одна.
Седой профессор оказался прав. Он был практически здоров, иначе разве сумел бы закончить Московский инженерно-физический институт (МИФИ) с отличием? В этом вузе дураков не держат. Поздно женился, вскоре развелся, семейная жизнь сложилась неудачно. Жена Людмила, собирая вещички после развода, сказала с обидой:
— Эти два года, что мы просуществовали рядом, у меня не было мужа, зато у твоей мамы всегда был отличный сын. Тебе никто не нужен.
Николай даже не обиделся на слова бывшей жены. Наверное, она права, ему действительно никто не нужен.
Пока мать была жива, кое-как держался на плаву. После её смерти образовалась пустота, заполнить которую было нечем.
К сожалению, и другой прогноз профессора подтвердился. Головные боли продолжали мучить Николая. И здесь врачи были бессильны помочь. При жизни матери он нередко глушил боль спиртным, а после её смерти совсем, как сказали бы в Ежовке, с катушек сорвался. После пьянок с трудом приходил в себя. Было стыдно, казалось, все знают о его недуге и косятся на него. Впрочем до этого Николаю было мало дела. Постепенно скатывался по наклонной плоскости, понимая, что добром это кончиться не может. С отвращением рассматривал себя в зеркало. Удивительно, но выглядел он все ещё прилично. Только вот как долго это протянется при такой жизни?.. Порода, видно, у него по матери хорошая, здоровая, крестьянская. На усталом сером лице появлялась ядовитая усмешка: значит, не скоро себя угробит, помучиться придется.
Никто не виноват, что он выпал из жизни. Таких, как он, много. Кому нужен его диплом, способности, как раньше говорили, молодого ученого? Идеи, замыслы, перспективы… Господи, слова-то какие ещё помнит! Надо было не комплексовать по поводу своих способностей, а идти торговать сотовыми телефонами. Перестраиваться, ловчить, интриговать.
Интриговать и подстраиваться он не мог, поэтому и не защитился в свое время и поэтому сидит до сих пор в НИИ, получая нищенскую зарплату старшего научного сотрудника. Бывшая жена Людмила назвала его неудачником. К сожалению, она права.
Когда Николай так думал, в его глазах появлялось безразличие, страшное безразличие ко всему на свете.
Последнее время его стали мучить сны. Это были странные сновидения. Иногда, проснувшись в темноте, он и сам не мог разобраться: добрые они или злые. Чаще всего снилось детство. И — несуществующая ныне деревня Ежовка.
Странно, теперь, после того, как мать умерла, он все чаще и чаще вспоминал про бабушкину деревню. Прошлое приходило каждую ночь. «Подсознание порой выкидывает с человеком коварные штуки…» Именно эта профессорская фраза намертво врезалась в память. Николай словно брел в тумане, продираясь сквозь сон. Он хотел получить ответ на свои вопросы, но спросить было не у кого.
Единственным человеком, с которым можно было поговорить на эту тему, был Славик Доронькин, но… Вот как раз с ним-то Николаю меньше всего хотелось обсуждать эти вопросы.
Странная штука жизнь. С Доронькиным, которого он не видел с самого детства, судьба свела его самым неожиданным образом. Они встретились за карточным столом три года назад. Однокурсник Николая Вадим Ладынин привел его в гости к Доронькину. Друзья детства едва узнали друг друга, до того оба изменились. Славик, как и Николай, любил перекинуться в картишки.
Тамара Александровна, узнав об этой встрече, расстроилась и даже чего-то испугалась.
А вот Людочке, когда Першин представил Славика супруге, — тогда он был ещё не разведен, — друг детства мужа понравился.
— Не то, что ты, — укорила она Николая. — Умеет деньги зарабатывать. Квартиру себе купил.
Нынешний Доронькин резко отличался от Доронькина-пацана. Того, хилого, небрежно одетого, с выпученными, как у лягушки, глазами, можно было назвать настоящим заморышем. Этот же смахивал на современного бизнесмена: маленький, толстенький, под фирменной рубашкой круглилось брюшко, лысина во всю макушку, одет дорого, но крикливо. Красовавшаяся на безымянном пальце массивная золотая печатка с вкрапленным в неё изумрудом говорила о достатке. Словом, выглядел Доронькин настоящим фраером и с чувством собственного превосходства поглядывал на окружающих.
Правда, если внимательно присмотреться, то небрежность в одежде, свойственная с юных лет, сказывалась и теперь. Брюки, выполненные из добротной ткани гармошкой набегали на туфли и несколько смазывали общее впечатление, а пиджак знаменитой фирмы выглядел непроглаженным и сидел на нем как-то криво, точно достался с чужого плеча. Впрочем, это не имело никакого значения. Невооруженным глазом было видно, что Доронькин не просто держится на плаву, но попал в струю, нашел дело, которое дает ему возможность зарабатывать неплохие деньги. Поэтому он чувствует себя в жизни настоящим хозяином.
Першин опять повертел в руках золотую монетку.
