Алексей Самойлов - Бриллиантовые яйца
Какой пафос! Представив всё это, Витька воспрянул духом и раздвинул плечи. Что ж, если дядя Джим откажет…
Витька пошёл пить кофе и приводить себя в порядок. А с одиннадцати вечера он начал названивать Олесе. Со Штефом нужно встретиться как можно быстрее. В половине первого ночи недовольный уставший голос, ставший для сердца Витьки самой чудесной мелодией на свете, ответил:
– Да, я слушаю вас исключительно внимательно…
– Это я, Витька. Помнишь, я был у тебя вчера?
– А-а-а, – Олеся совсем не обрадовалась, – ну привет, Витька, который был у меня вчера.
– Ничего, что так поздно? У меня срочное дело.
– Мне завтра рано на работу, я очень устала. Что за дело, говори, только побыстрей.
– Мне нужен телефон Штефа. У тебя наверно он есть?
– А-а-а, – снова протянула Олеся, – ну пиши…
Витька быстро записал и перед тем, как проститься, сказал:
– Как только я разберусь с ним, мы с тобой куда-нибудь забуримся. Я никогда не забуду, как мы с тобой вчера…
– Что мы с тобой вчера? – немного оживилась Олеся.
– Ну, танцевали, по-моему. Ну, и познакомились, конечно.
– Сперва танцевали, потом познакомились? Забавный ты, Витька. Ладно, ты извини, но меня ноги не держат. Пока.
Вроде, она повеселела под конец, подумал он. Это хорошо, это очень хорошо… Теперь – Штеф. Его, видать, звоночек-то разбудил, но Штеф был крайне вежлив в своём «Алло».
– Это я. Узнал? – подавляя волнение и дрожь в руках, старался быть уверенным Витька.
– А…лошок… Ты что ль? Чего, урожай «фисташек» собрал?
– У меня есть деловое предложение, – сказал Витька, – нам надо встретиться и поговорить.
– Хорошо, – Штеф не стал его подкалывать, а тут же согласился, – в девять утра около Достоевского.
– Я плохо знаю Москву, – признался Витька.
– Заодно просветишься. Ну, давай, братан, бывай.
Штеф чересчур ласков с ним. Это плохо, это просто отвратительно, подумал Витька.
Глава 4. Сюрпризы радостные и не очень
Жизнь – она не зебра, а скунс. Но смешное прозвище прилепилось к Геннадию Васильевичу Рогожину не благодаря этому зверьку, а из-за детской сказки о приключениях поросёнка Фунтика и компании: в ней добряка бегемота звали Шоколад. Вот и стал с чьей-то лёгкой руки генеральный директор кондитерской фабрики «Сладкоежка» Бегемотом. Ладно бы он оправдывал это прозвище внешне – так нет же! Высокий, подтянутый, активный, без всяких жировых излишеств типа пивного брюшка или пяти подбородков… Современный бизнесмен, порядочный и честный, женатый и воспитывающий дочь, представитель лучшей половины «новых русских» – расчётливый, думающий и справедливый. Таким вот идеальным мужчиной в самом убойном возрасте – сорок пять лет – казался он всем своим подчинённым. Имидж – дело наживное.
Каких-то три года назад устроиться на работу к Бегемоту было плёвым делом – в любом кадровом агентстве могли предложить множество вакансий на «Сладкоежку», начиная от грузчика и электрика, заканчивая комдиром или главбухом. Перемены начались в конце 98-го, когда Бегемот уволил почти половину сотрудников, ввёл жёсткие требования к соискателям и начал бизнес по крупному. Он закупил в Германии три новых линии и технологию производства, наладив выпуск шоколадных батончиков и киндер-сюрпризов. Рынок требовал истинных русских продуктов – засилье изделий фирм «Марс» и «Чупа-чупс», производимых по лицензиям у нас, только подстегнуло Бегемота к выпуску конкурентно-способных товаров. Бегемот считал настоящим гением швейцарского промышленного дизайнера Генри Рота, который в начале семидесятых придумал «игрушку в яйце». Поэтому наибольшую ставку он и сделал на шоколадные яйца с сюрпризом – первый отечественный опыт, первая попытка выбросить на рынок альтернативу безумно популярному в мире товару…
За полтора года вышло три большие серии сюрпризов – «Персонажи русских народных сказок», «Зверушки с клюшками», «Космические ёжики». Серийные яйца Бегемот разбавлял мелкосерийными, то бишь пошёл по проторенной Европой дорожке. К тому же, он заключил договор с фирмой, выпускающей миниатюры солдатиков разных эпох, и начал вкладывать в яйца и солдатиков тоже.
Младшие клерки и обслуживающий персонал в «Сладкоежке» зарабатывали побольше университетских профессоров, и поэтому кто зубами, кто вставными челюстями держались за свои места. Тем не менее, увольнения периодически случались, и приход Бегемота в какой-нибудь из офисов или в цех подчас наводил панический ужас на всех работников предприятия.
Первыми, кто испытал на себе утренний неконтролируемый гнев главного начальника, оказались завскладом готовой продукции. Бегемот лавировал между штабелями упаковок, словно лев, высматривающий добычу. Он разглядывал чуть ли не каждую коробку, проводил по ней ладонью, будто лаская, приказывал подсобным рабочим достать ту или иную, и опять досконально изучал. Наконец, он подозвал ответственное лицо – женщину килограммов на девяносто нетто, и пробасил ей в лицо:
– Мы с вами вчера загружали «газель» до «Шереметьево». Помните?
Конечно, она помнила. Недавно, чтобы пресечь поползшие по фирме слухи, Рогожин официально заявил, что «мы торгуем с заграницей». Обычно всегда, когда проходит погрузка до «Шереметьево» – Рогожин присутствует на складе лично.
– Да, конечно. Что-то не так? – робко поинтересовалась зав складом.
– Мне нужна накладная. Ну, копия там. Что мы погрузили?
Геннадий Васильевич нервничал, это слишком бросалось в глаза. Он не мог спокойно стоять на месте, его глазки бешено бегали, руки терзали сигарету, и никто не смел сделать замечание, что курить на складе нельзя. Ещё бы ему оставаться спокойным – он ЗНАЛ, что обвинения Мамона – несправедливы. Он догадывался, что его подставляют. Он знал, что ничего не присваивал себе, и поэтому начал суетиться с самого утра. Если он не поймёт, куда делся товар, не отыщет его, то, как сказал Мамон, – лучше не думать, что будет с ним и его семьёй. Которую сегодня же необходимо вывезти из страны.
Он хорошо помнил вчерашнее утро. Он внимательно следил за тем, чтобы погрузили именно те, помеченные буквой «Б» коробки. Помимо них в Бельгию отправляли шоколад, но до него Рогожину дела не было. Затем Бегемот подозвал водителя…
– Вот, – протянула листки женщина-зав.
Да, именно это. Рогожин внимательно проглядел товарно-транспортную накладную. Грузоотправитель – «Сладкоежка», грузополучатель – «Шереметьево-плюс»… Водитель – Иванов.
– Иванова мне. Пусть зайдёт.
Через десять минут зашуганный мужик протиснулся в шикарный кабинет Бегемота. Он старался не подавать виду, что сильно перетрусил от такой чести – быть вызванным к Боссу.
– Ты вчера возил машину в аэропорт? – с ходу спросил Рогожин.
– Ну… Как вы сказали… – замялся мужик.
– Что значит как я сказал? У тебя накладная была? Была. И куда ты поехал?
– В… аэропорт «Шереметьево»…
– Один, два?
– Один раз ездил…
Рогожин, не стесняясь, грязно выругался. Потом плеснул себе «Паспорт-скотча» из хрустального графина, успокоился, выпил, ещё раз плеснул и закурил «Собрание».
– Расскажи, что произошло во время поездки.
– Я… уснул, – как-то сразу разоткровенничался мужик, – но я довёз груз в целости и сохранности! Богом клянусь!
– Что значит ты уснул? – не понял Рогожин.
– Меня сморило. Я подумал, что лучше десять минут покемарить, иначе чего доброго аварию устрою. Ну, остановился… Полчаса где-то поспал, потом дальше поехал… Там, на складе груз приняли, всё в точности, сколько написано, столько привёз… Богом клянусь!
– Сморило, говоришь… – Рогожин постучал пальцами по столу из красного дерева, – а бывало такое с тобой раньше? Чтобы вот так ехал, и вдруг в сон потянуло?
– Ну… – задумался мужик, – только не на работе. Я уж сам не знаю, как это получилось… Но ведь за это не сажают?
– Паспорт свой давай сюда.
– Увольнять собираетесь, начальник, да? – обречённо выдохнул мужик и вытащил из нагрудного кармана замусоленный документ.
– «Иванов Владимир Иванович». Пойдём-ка, Владимир Иванович, твою тележку посмотрим.
– Так она не моя, она ж тутошняя!
– Как бы сказала моя дочь, тормоз ты от Белаза! Ну, что мне с тобой делать? Увольнять жалко, а соображаешь ты плохо. Пьёшь?
– Да нет, что вы, начальник…
– На зоне что ли сидел? – Рогожин вышел из кабинета, и за ним засеменил мужик, – надо в отделе кадров разобраться. Как умудрились взять на работу человека с криминальным прошлым.
– Да не сидел я, Ге… бе… ме… товарищ начальник…
С «газелью» оказалось всё нормально. Ничего примечательного в ней Рогожин не обнаружил и отпустил Иванова с миром. Затем позвонил своему человеку на фирму «Шереметьево-плюс». Тот, конечно, понятия не имел о неувязке. Как, впрочем, НИКТО понятия не имел НИ О ЧЁМ. Слова Иванова подтвердились. Весь груз до Антверпена улетел по расписанию.
