Ричард Старк - Людишки
- Немного понимаю, но говорить не умею, - по-русски ответил он.
- А вы попробуйте, - велел мужик и, снова переходя на свой кондовый английский, добавил: - Атвэтти на мой пэрвый вапрос, но па-аглыцкы.
Отыскивая английские слова и делая громадные промежутки между ними, Григорий медленно ответил:
- Я панимайу немного английскхи. Я читаю английскхи болше... лучше, чем я говорьу.
- Хххарашо, - заявил мужик на своем дикарском языке Шекспира (Григорий был уверен, что его собственный английский по крайней мере не настолько отвратен, во всяком случае, что касается произношения). - Вы можыти называт мынья Мыхаыл. Вы будытэ идти с мыной.
- Но... кто вы?
- Кы Гы Бы, канэшна, - ответил мужик, которого звали, а может, и не звали Михаилом. Он сказал, где служит, небрежно передернув плечами, потом добавил: - Об што вы никаму нэ гаварыт.
- Рассумеется.
- Тыпэр вы будэтэ слэдоват за йя. Вон есть два амырыкханцы разгаварывайущие. Я должэн гаварыт с мужчщына самым. Вы будытэ гаварыт с жэншын, штобы йя увадыл мог мужчшына в старана прочщщщь.
- Но... почему я?
- А патамху што я вас ысползыват, - ответил мужик из КГБ, причем последнее слово, слишком длинное для его языка, он произносил, шлепая губами, будто резиновыми мухобойками. - Тыпэр пашлы. - Когда они протискивались сквозь толпу, кагэбэшник, словно вспомнив о чем-то, добавил: - Как вы зват?
- Григорий Басманов.
- Ы как вы палучат на жызн, Григорий Басманов?
- Писать для телевизии, - поиск и расстановка английских слов поглощали все внимание Григория.
- Ххххарашо.
Двое американцев увлеченно тараторили по-своему; слова сливались, окончания разлетались, будто брызги, и речь звучала совершенно непонятно.
"Ни слова не разберу! - подумал Григорий. - Вот же стрекочут! За этим, что ли, я сбежал из клиники? Чтобы меня настращал легавый из конторы, да еще и американцы унизили?"
Изысканно-лощеный экономист Михаил сказал:
- Я привел с собой соотечественника, который был бы рад усовершенствовать свой английский.
А коренастый Михаил из КГБ объявил:
- Эта есть чилавэк русскый, каторый гаварыт па-аглыцкы так жэ хххарашо, как мнэ сам. Можэт, лучшэ.
- Я имею только немного английский, - проговорил Григорий, улыбаясь американцам, чувствуя, как его охватывают робость и ощущение неловкости, и начиная жалеть, что вообще приперся сюда. Что он знает об иностранцах? Как держать себя с ними? Кроме двух-трех врачей с Запада, с которыми он общался исключительно через толмача в первый год после чернобыльской аварии, Григорий никогда в жизни не встречался с иностранцами. "Я же простой киевский пожарник, - подумал он. - Моя новая жизнь - лишь недоразумение".
- Это мисс Сьюзан Кэрриган из Нью-Йорка, - в один голос сказали оба Михаила. Правда, Михаил из КГБ забыл про "мисс". - Она выиграла Москву на конкурсе. - Михаил от экономики весело улыбнулся, а Михаил от охранки осклабился в какой-то мрачной и немного оскорбленной ухмылке.
- Поездку в Москву, - поправила их Сьюзан, улыбнувшись свежему русскому и протягивая ему руку. Григорий принял ее, сознавая, как тонка, костлява и нерешительна его собственная рука. Виду него был, как у больного гриппом или гриппоподобным недугом, который дал маху, встав с койки и явившись на вечеринку.
- Григорий Басманов, - проговорили Михаилы, завершая церемонию знакомства. - Григорий работает на московском телевидении.
- О, правда? - Сьюзан выпустила хилую руку Григория и приняла от Михаила полный бокал вина. - А что вы там делаете?
- Сочиняю шутки для одного комика, - ответил Григорий, произнося слова в час по чайной ложке. Потом покачал головой и добавил: - Вы про он не слышали.
- Возможно, я слышал, - сказал Джек Филдинг, протягивая руку. - Джек Филдинг, сотрудник посольства. Мы много смотрим телевизор, уж поверьте. Кто этот ваш комик?
Пожав Филдингу руку, Григорий сказал:
- Петр Пекарь.
Он испытал истинное удовольствие, услышав исполненное горестного изумления "кряк" кагэбэшника (Михаил от экономики радостно хихикнул, вспоминая что-то).
Филдинг тоже обрадовался.
- Правда? Этот парень - настоящий смутьян!
- Да, - согласился Григорий и расслабился, нежась в лучах славы Петра Пекаря.
- Если бы несколько лет назад он вякнул то, что свободно говорит теперь, сразу же отправился бы прямиком в Сибирь, - добавил Филдинг, качая головой.
- Ну, по крайнему меру он бы там имел меня, - заверил американца Григорий. - Если Петр Пекарь простуживает себя, я, от своя сторона, тотчас чихать меня. - Он удивился той легкости, с какой вдруг заговорил по-английски, стоило только начать. Оказывается, тут нет ничего невозможного.
- Я пыталась смотреть здешние телепередачи, - сказала Сьюзан. - Но это просто мучение. На вид - вроде как наши, американские. И новости, и спорт, и игры, но я не понимаю, кто что говорит. Ну а с надписями и вовсе беда, я не знаю даже букв! - воскликнула она, смеясь над собственной беспомощностью.
- Конечно, я видель вашу американскую телевизию, - сказал Григорий. Девушка ему нравилась. Она держалась просто и уверенно. Ему хотелось продолжать разговор, и не важно, насколько это трудно. - В телестанции присваивают трансляцию через спутник. Иногда я вижу новости Си-эн-эн. Вы знаете эту программу?
- О, разумеется, - отвечала Сьюзан. - Кабельная сеть. Должно быть, с вашей точки зрения, это воспринимается совсем иначе.
- Какой позитивизм. - Григорий улыбнулся ей, надеясь, что в английском языке, есть это слово. - Дикторы говорят так уверенно. У нас никто ни во что не уверен со дня Сталин скончаться.
Сьюзан засмеялась, удивилась этому и сказала:
- Это одна из шуток, которые вы сочиняете для как бишь его?
- Прошу прощения?
- Ой, извините. - Сьюзан, как могла, объяснила смысл английского перевода выражения "как бишь его", а тем временем экономист Михаил нежно отвел Джека Филдинга в сторону и возобновил разговор:
- Да, так вот, об этом вашем свободном рынке. Теперь, когда японцы дышат вам в затылок, вы не станете отстаивать идею полного возврата к нему.
(Одновременно другой Михаил произнес, тоже обращаясь к Филдингу: "Я должэн гаварыт с вы про этат ваш пасольство. Есть нада решыт ешо нескалка вапросов".)
- Всем приходится приспосабливаться к меняющейся действительности, пробормотал Филдинг, послушно бредя следом за Михаилом и оставив Сьюзан наедине с Григорием, который пытался втолковать девушке, почему псевдоним Петр Пекарь сам по себе должен вызывать смех у русского зрителя. Объяснить это оказалось довольно сложно, да так и не удалось. Тем не менее разговор продолжался. Сьюзан поведала, как она очутилась в Москве, выиграв конкурс американской водочной компании. Объяснение оказалось непростым и для нее и вышло совсем уж неудачным.
Они беседовали уже довольно долго, обсуждая в основном красоты Москвы и ближнего Подмосковья, когда Григорий вдруг заметил, что толпа немного поредела, и испуганно взглянул на часы. Было почти десять минут девятого.
- Ой, нет, - пробормотал он. - Я опоздал для моя пилюля. Нельзя ли попытать вас подержать мой стопарь? Спасибо.
Сьюзан держала два почти пустых бокала, а Григорий тем временем достал из кармана пиджака картонный спичечный коробок и извлек на свет большую зеленую капсулу. Улыбнувшись и пожав плечами, он сказал:
- Прежде я никогда не брал эту дрянь с водкой. Может, сильнее заработает.
Забрав у девушки стакан, Григорий осушил его, а заодно и запил пилюлю.
- У вас грипп? - спросила Сьюзан. А потом, поскольку его английский был очень клочковатым и изобиловал неожиданными, удивительными лексическими провалами, решила объяснить: - Какая-нибудь простуда или что?
- Нет, ничего наподобие, - ответил ей Григорий. - Я вовсе не... как это... заразный. - Посмотрев в сторону стойки, он спросил: - Любознательно, они уже не оделяют выпивкой?
- Боюсь, что нет, - ответила Сьюзан и решилась: - Знаете, американские туристы пригласили меня на обед. Там будут два экскурсовода из "Интуриста" и один русский из какой-то торговой комиссии. Почему бы вам не пойти с нами? Уверена, вам будут рады.
"Приключение! - подумал Григорий. - Может быть, последнее".
- Со счастьем принимаю ваше призывание, - ответил он.
Только за десертом и десертным вином Григорий наконец рассказал Сьюзан о состоянии своего здоровья и его причинах.
- Чернобыль?
- Да.
Он уже так накачался водкой и добрым вином, так напичкал себя хорошей едой и приятными ощущениями, что совсем забылся. Корявый английский был забыт, болезнь была забыта, принадлежность к числу простых киевских мужиков - тоже. Да и вообще позабыто было все на свете. Он рассказал о себе Сьюзан просто потому, что ему хотелось рассказать о себе хоть кому-нибудь.
Слева и справа от них за длинным столом продолжались бессвязные разговоры, но Григорий пропускал их мимо ушей. Как же хорошо: наконец он кому-то доверился. Наконец он произносит слова, которым кто-то внимает. Кто-то вне стен клиники. Человек, который увезет это с собой на край света, уедет, исчезнет, и тогда он, Григорий, тоже сможет тихо и спокойно вернуться на круги своя. На свою привычную нисходящую спираль.
