Керен Певзнер - Исповедь убийцы

— Какого Когана, Иммануила? — молодой доктор был поражен. — Да-да, я помню, он действительно живет… жил в Ашкелоне. Он довольно часто навещал нашу клинику и подолгу беседовал с доктором Зискиным, они работали над общей проблемой… — Тут он спохватился и подозрительно посмотрел на меня: — А вы-то тут при чем?

— Я нашла его мертвым и вызвала полицию.

— Хорошо, ну а к нам зачем пожаловали?

— Не знаю, просто думала…

— Знаете что, я все-таки позвоню в полицию, — решительно сказал доктор и поднял трубку.

— Не надо полиции, — быстро проговорила я. — Вот телефон следователя, который ведет это дело. Он в курсе всего, позвоните ему, он вам все подтвердит.

— А откуда я знаю, что он следователь? — буркнул Рабинович, но номер набрал. Поговорив несколько минут и толково, на мой взгляд, обрисовав ситуацию, он повернулся ко мне: — Следователь Борнштейн сейчас здесь, в Тель-Авиве. Будет у нас через полчаса… — тут он участливо посмотрел на меня: — Может быть, вы проголодались?

Представляю себе, как я выгляжу, если у молодого мужчины при одном взгляде на меня появляется желание подкормить бедняжку. Я вспомнила шутку насчет «хорошо сохранилась» и на несколько секунд люто возненавидела доктора Рабиновича.

— Пойдемте в нашу столовую, перекусим, — предложил он как ни в чем не бывало.

И тут я почувствовала зверский голод. Несмотря на то, что время было раннее для обеда, около полудня. Интересно, это эмоции пожирают столько калорий? У меня пошел интересный период в жизни: столько впечатлений и бесплатно. А вот теперь столовка в дурдоме. И я спросила:

— А брому в суп не нальете?

— Не волнуйтесь, — серьезно ответил доктор, — ни брома, ни битого стекла не будет.

И мы пошли в столовую. Это оказалась большая комната, напомнившая мне столовые в кибуцах — кстати, неплохие. Посуда была одноразовая, пластмассовая, но вилки были и ножи с зубчиками, все как положено. Мы сели за угловой столик. Я осмотрелась. Больные ели нехотя, тихо переговариваясь. Наверное, находились под действием лекарств. К нам подошел высокий небритый парень. Линялые джинсы и такая же майка были чистенькими, длинные волосы собраны на затылке в хвостик.

— Алекс, — обратился к нему доктор Рабинович, — принеси нам что-нибудь поесть.

— Кто это? — спросила я.

— Алекс? — переспросил доктор. — Это выздоравливающий. Он был в стране полгода, когда попал к нам. Начал колоться героином еще в России. Здесь быстро спустил на наркотики все пособия, которые получают репатрианты. К нам в клинику он пришел сам со старого автовокзала, где ночевал на скамейках. Он сам захотел бросить. У него сильная воля. А мы только помогаем. Без желания самого больного лечение невозможно. Сейчас он работает на кухне. Мы не заставляем, ребята сами просят дать им какую-нибудь работу. Они ночами сидят возле своих собратьев по несчастью, когда те в ломке.

— А кто платит за лечение?

— Часть дают родственники, часть — Министерство здравоохранения, но основные субсидии идут из одного американского фонда.

Алекс принес обед. Это была пиала супа, кусок индюшки, политый какой-то подливой с гарниром из тушеного зеленого горошка с кукурузой и салат. Я оглянулась. Больные ели тоже самое.

— Спасибо, Александр, — сказала я по-русски.

— На здоровье, — ответил он мне и отошел.

Мы принялись за еду. На удивление, вкус оказался вполне сносным. Я ожидала худшего.

— Как вас зовут, госпожа Вишневская? — спросил неожиданно молодой врач.

— Валерия. А вас?

— Меня Игаль, — сказал он в ответ.

— Вы знаете, обед очень приличный, даже, можно сказать, вкусный.

Игаль пристально смотрел на меня сквозь свои круглые очки и молчал. Вдруг он спросил:

— Так что вы у нас искали, Валерия?

Я отложила вилку в сторону:

— Когда я услышала по радио, что был убит еще один врач-психиатр, то подумала — может быть, в клинике что-нибудь узнаю. Приехала сюда просто так, по наитию и абсолютно не предугадывала, что из этого выйдет.

— Значит, вы решили провести самостоятельное расследование, госпожа Агата Кристи?

Неужели я так похожа на великую писательницу?

— А что бы вы хотели? — взорвалась я. — Сначала я вижу труп, потом ко мне пытается ворваться убийца, потом меня допрашивают, потом убийца угрожает мне по телефону… Это что — не причина защищаться?

— Ну, ну, успокойтесь, Валерия, — примирительно сказал Игаль. — Похоже, вам действительно не помешал бы бром. В супе, — он улыбнулся. Я опустила голову и стала ковырять пластмассовой вилкой индюшку.

— И вообще, — заметила я угрюмо, — Агата Кристи расследований не проводила. Это Эркюль Пуаро проводил. А она романы сочиняла.

— Именно это я и имел в виду, — любезно сообщил доктор. Но через несколько секунд вдруг заговорил вполне серьезно. — В день, когда был убит доктор Зискин, у него вышел крупный спор с одним из наших больных. Его зовут Яир Бен-Ами. Яир кричал, что он убьет доктора и не соглашался принимать лекарства. Его утихомирили наши работники и вывели из кабинета Зискина. В ту же ночь доктор был убит, ему перерезали горло, а Яир пропал, хотя убежать из клиники весьма сложно. Кстати, его родственники живут в Ашкелоне. Мы сообщили полиции о скандале, его ищут, но пока не нашли. Доктор Коган тоже осматривал Яира, так что все может быть, — Игаль вдруг прекратил рассказывать и посмотрел поверх моей головы.

Я обернулась. К нашему столику подходил Михаэль Борнштейн.

Он сухо поздоровался с нами. Доктор Рабинович предложил ему присесть. Он отказался и повернувшись ко мне, произнес:

— Пойдемте, Валерия.

Я послушно встала и направилась к выходу. Борнштейн молча шел следом. Игаль остался за столом.

Я чувствовала, что Борнштейн взбешен, но сдерживается. Мы вышли в парк перед клиникой. Больных не было, видимо, обед еще не кончился.

— Кем вы себя вообразили, госпожа Вишневская, что полезли туда, куда вас не просят лезть? — сказал он, глядя на меня своими блеклыми голубыми глазами.

— Агатой Кристи, — услужливо подсказала я. Имя известной сочинительницы детективов вылетело у меня совершенно автоматически.

— Издеваетесь?! — рявкнул Михаэль.

— Нет-нет, что вы, — защищалась я, — просто меня сегодня уже так называли.

— Вы себе просто не представляете, как вы нам мешаете, — уже чуть мягче сказал Борнштейн. — Мы знаем об убийстве Зискина, просто это дело расследует наше тель-авивское отделение, вот потому я и здесь. А вы не даете нам спокойно работать.

— А про Яира Бен-Ами вы знаете?

— Знаем, он в розыске.

— А то, что его родственники живут в Ашкелоне, это вам тоже известно? спросила я саркастически.

Но весь мой сарказм пропал втуне.

— Да, — устало сказал Борнштейн, — известно. И живут они в вашем районе. И вообще, бросьте вы это дело, Валерия, вам, что, забот не хватает? У вас работа, дочка, занимайтесь ими и не мешайте нам работать. Я сейчас вас просто предупреждаю, а ведь могу и официально.

Мы дошли уже до моей машины. Я села, пристегнула ремень и взглянула на Михаэля.

— Езжайте домой, Валерия, и будьте осторожны на дорогах, — он повернулся и пошел к своей машине.

— Постойте, — закричала я, — я должна придти к вам в пять часов?

— Нет, не надо, я уже распорядился поставить ваш сотовый телефон на прослушивание… — он махнул мне рукой и сел в машину.

Устроившись поудобнее в своей маленькой «Сузуки», я пристегнула ремень и тронулась с места. Выруливая на проезжую часть, я затылком ощутила смутное беспокойство. Мне казалось, что опасность вот-вот настигнет меня. Но движение на дороге было такое сильное, что у меня просто не было возможности обернуться.

Вдруг вид на заднее стекло заслонила какая-то тень и тихий голос порусски проговорил:

— Не бойтесь, госпожа, это я.

Моя машина вильнула влево. Мужик в соседнем автомобиле, гаркнув что-то, покрутил пальцем у виска. Нет, мне так больше не выдержать!

— Кто вы? — спросила я и посмотрела в зеркало заднего обзора.

Но только глянув, я поняла, что сзади меня сидит тот самый Алекс, с которым меня познакомил доктор Рабинович.

— Саша, — сказала я, еле удерживаясь от дрожи, — как вы меня напугали!

— Простите, я не хотел. Просто мне нужно было поговорить с вами наедине, и я ждал здесь, около вашей машины. Мне не хотелось, чтобы ктонибудь увидел бы меня. А когда вы подошли вместе с полицейским, мне не оставалось ничего другого, как открыть дверцу и спрятаться внутри.

— А что, дверь была открыта? — я была удивлена.

Алекс усмехнулся:

— Открыть — это не проблема. Вот если бы вы уехали, вот тогда было бы гораздо хуже.

Вспомнив, что рассказывал доктор, я поняла, каким образом на старом автовокзале Алекс добывал наркотики — вскрывал автомашины и воровал оттуда ценные приемники и магнитофоны. Но поняв это — я разволновалась еще больше — значит меня вот так просто можно обокрасть, а я и не почувствую.