Кэрри Гринберг - Темная Прага
Он не успел перехватить оружие — и лишь пепел, струясь по ее одеждам, осыпался на каменную мостовую. Он совсем недавно стал вампиром…
Проведя пальцами по саднящей шее, Ева медленно поднялась с мокрых булыжников и, задумчиво подойдя к стене, легко взяла в руку свой кинжал. На нем не было крови. Привычным жестом убрав кинжал в ножны, женщина, а сейчас она была вновь обыкновенным человеком, который быть может, немного задержал свое существование, быстро скрылась в темноте, укутавшей город.
Венгрия, 1816 год. Секешфехервар
Сжавшись в комок, зажав уши руками, стиснув зубы и зажмурившись, Ева лежала под кроватью. Но, несмотря на все эти меры, девочка все равно слышала крики матери о пощаде. Убийца был слишком жесток, и сердце его давно очерствело, чтобы он услышал мольбы женщины и прекратил свою изощренную экзекуцию.
Ева боялась даже дышать, ей казалось, что ее бешено колотящееся сердце выдаст ее. Она знала, что он услышит любой шорох, как бы громко не кричала ее мать, ему нужна была только девочка.
Вскоре крики смолкли. Что-то теплое капнуло девочке на щеку. Она чувствовала, как все ее лицо заливает эта жидкость. Крик ужаса сдавленным стоном вырвался из горла Евы. Кто-то схватил ее за плечо и против воли вытащил из-под кровати…
… — EvicskАm, ты меня слышишь? В каких облаках ты витаешь? — спросил герцог, тронув ее за плечо. Девочка вздрогнула, переводя усталый взгляд на отца. — Сегодня ты снова пойдешь со мной на охоту. Приготовься, пожалуйста. Надеюсь, на этот раз ты будешь более покорна и не будешь мне мешать! Не упрямься, дочка. Ты вампир, ты не должна жалеть людей. Они лишь наша пища.
С тех пор, как умерла ее мать, прошло шесть лет. Шесть долгих ужасных лет, наполненных кровью, убийствами и смертью. Отец девочки был титулованным вампиром. Ева же была его внебрачной дочерью от служанки Агнешки. Как только женщина поняла, кем на самом деле является ее хозяин, она, собрав свои пожитки, бежала прочь. Десять лет Агнешка вместе с дочерью скрывалась от грозного герцога. Но спустя десять лет герцог нашел ее и убил, а дочь забрал собой, чтобы воспитать себе подобной. Наивный, он думал, что проклятая кровь возьмет свое, и дочь станет полноценным вампиром, что каждую ночь будет разделять с ним его ужин. Но каждый раз, стоило Еве закрыть глаза, как она видела свою мать, взирающую на нее со своего последнего пристанища остекленевшим взглядом. И лишь одна мысль проходила через ее угасающее сознание — убить… убить тварь мертвую и всех ему подобных.
Эти шесть лет не прошли для девочки даром. Она многое узнала и многому научилась. Например, что надо сделать, чтобы убить вампира. Долгое время она вынашивала план мести, притворяясь хорошей дочерью. Только на прошлой охоте она сорвалась. Отец хотел, чтобы она убила свою ровесницу. Ева видела испуганный взгляд девочки, как она вся дрожит, словно травинка на ветру, ощущала ее страх. Ева не смогла этого сделать. Она помогла ей бежать. Обычно герцог не уделял ей много внимание на охотах, и вместо поиска жертвы Ева прогуливалась по городу, но на этот раз герцог проследил за ней.
И когда Ева отпустила девушку, отец строго наказал ее.
Герцог был крупным широкоплечим мужчиной с темными волосами до плеч и яркими зелеными глазами. Он был красив, и девочка легко могла понять свою мать, которая по незнанию боготворила своего хозяина.
Ева никогда не представляла себе, что бы было, будь у нее обычная семья. Она вообще не любила мечтать. Реальность отучила ее от этой глупой человеческой привычки. Она уже не мечтала о будущем, ее жизнь представляла однообразный круг событий. Утро, день, вечер, охота. Утро, день…
И каждый день все происходило по одному сценарию, словно это были не разные дни, а один бесконечный, созданный, чтобы свести ее с ума. Она не могла больше терпеть… Этой ночью она собиралась изменить свою жизнь.
Достав из ящика рабочего стола кинжал ручной работы, покрытый тонким слоем серебра и окропленный святой водой, она улыбнулась. Благодаря тому, что ее мать была смертной, Еве оказалась не страшна святая вода, чеснок и солнечные лучи, и она могла часами продумывать свой план, пока отец спокойно спал.
Как только солнце село, а над городом взошла луна, герцог и его дочь вышли на ночные улицы.
— Следуй за мной. Двигайся как можно тише и незаметней. Жертва не должна увидеть твое приближение. А когда окажешься рядом, действуй гипнозом. Усыпи бдительность человека.
Ева кивнула, сжимая рукоять клинка в кармане своей накидки.
— Главное быть аккуратными. Никто не должен знать о нашем существовании.
— Отец? — позвала девочка, бесшумно двигаясь за ним и на ходу вытаскивая клинок. Вампир развернулся и почувствовал, как лезвие входит в его тело. Герцог согнулся пополам, проклятия сорвались с его губ.
— Мерзавка, ты погубишь не только меня, ты погубишь себя! Без меня ты не проживешь! — воскликнул вампир, рухнув на колени.
Ева молча смотрела на него. Она не плакала и тогда, когда видела в последний раз свою мать. Тем более она не будет плакать сейчас. Потому что перед ней умирал не живой человек, а ходячий мертвец. Он никогда не был ей отцом.
Через минуту перед ней лежала лишь горстка пепла. Взяв свой клинок, девочка пошла прочь.
Все было кончено. Для него. А для нее только начиналось…
* * *Ева встряхнула головой, отгоняя мысли о прошлом. Тогда она еще не знала, что ее отец был сравнительно молодым вампиром, в его вампирской сущности ему было не более тридцати лет, именно поэтому убить его было так легко. Позднее Ева научилась справляться и с более сильными вампирами, она смогла победить всех, кто встречался ей на пути. Всех, кроме одного и его она ненавидела больше всего. На это у нее были свои причины.
22 сентября 1888 года
Утро 22 сентября 1888 года от рождества Христова выдалось на редкость солнечным. Предыдущие дни погода стояла сумрачная и ветреная, и казалось, что осень окончательно вступила в свои права, и лето больше не вернется…
Солнечный свет разбудил старинный особняк — хлопали ставни на кухне, через цветные витражи в гостиную с трудом пробивались робкие лучи света. Вернувшиеся после отпуска слуги сновали по коридорам, там и тут в окнах виднелись проветриваемые и просушиваемые простыни, одеяла и тюфяки, набитые пухом. На кухне с самого раннего утра все скворчало, кипело и шипело — повара начали подготовку закусок к предстоящей свадьбе своей госпожи.
— Доброе утро, пани Анна, — прощебетала Мартина, заходя в комнату графини.
Она хотела было раздвинуть тяжелые шторы, но вовремя вспомнила, как кричала на нее хозяйка в прошлый раз, когда горничная пыталась это сделать.
Ее госпожа приподняла голову от подушки и неожиданно улыбнулась горничной. Ее темные волосы разметались со сна, кожа казалась фарфоровой и полупрозрачной, но на щеках горел яркий румянец.
— Вы прекрасно выглядите сегодня утром, — служанка подошла к постели будущей герцогини, чтобы подать ей кружевной пеньюар, — герцог будет доволен, что вы поправились.
— Ты так думаешь, Мартина? — Анна нагнулась над умывальником и плеснула себе на лицо холодной воды. Возможно, эта процедура затянулась на слишком долгое время — она не хотела смотреть в глаза служанке, пока та говорила про Фридриха.
— Он добрый, — улыбнулась девушка, — он вас любит. Сегодня примерка платья в салоне мадам Гасиштейнски, вам надо быть там в три часа дня. Что вы сегодня наденете, пани Анна? Эти платья специально к вашему приезду привезены из Парижа, — горничная распахнула дверцы шкафа, демонстрируя хозяйке ряды платьев.
— Хорошо, Мартина, — рассмеялась хозяйка, откидывая с лица локоны, — поставь мою ширму и помоги мне одеться.
— Что это? — горничная приоткрыла ротик, разглядывая кружево на воротнике ночной сорочки, сброшенной ей на руки хозяйкой, — никак пятнышко крови…
— Вероятно, я поранилась вчера, — небрежно бросила Анна.
— Я отдам прачкам, — успокоилась Мартина и продолжила, — специально для вас прислали это голубое платье по последней моде, — продолжала щебетать девушка, разворачивая ширму из тонкого шелка, расписанную цветами и птицами на японский манер, и ловко справляясь с дырочками и шелковыми ленточками тугого корсета.
Анна молча стояла, разглядывая себя в зеркало: глупости, что вампиры не отражаются в зеркалах — предрассудки и суеверия! Так же как и сами мысли о том, что они вообще могут существовать… Только вот на протяжении уже нескольких веков зеркало показывало ей одно и то же изображение. Какой она была в шестнадцать лет, совсем юной и глупой девушкой, такой же и осталась. Пусть уже и не юной — ведь зеркало не могло показать истинного возраста — но все такой же глупой… Менялись прически и наряды, но сама она шла сквозь века, не меняясь: что внешность, что характер, — все остановилось на том времени, когда ей было шестнадцать.
