Роберт Кемпбелл - Нам не страшен Хуливуд
– Что за выражения, Ральф, – кротко сказал Кейп.
– Прошу прощения.
Зазвонил телефон. Кейп уставился на Паркера, не снимая трубку, и буквально заставил того удалиться из помещения.
Тиллмэн, можно сказать, наполовину протрезвел. Пока снаружи ревела полицейская сирена, он, отгибая пальцы, прикидывал остающиеся у него возможности. Можно было позвонить агенту и велеть ей обо всем позаботиться, но это означало остаться у нее на крючке до конца своих дней. Можно было позвонить адвокатам и попросить их прийти на выручку, но он не был уверен в том, что с адвокатом удастся сговориться о фиксированной сумме гонорара. Как известно, фиксированный гонорар они сходны рассматривать как всего лишь первоначальный, а потом начинаются всевозможные осложнения, требующие участия новых адвокатов, которым, соответственно, положен новый гонорар, – и так далее. Начав со штрафа за неправильную парковку в десять долларов, адвокат способен довести человека до виселицы. Тиллмэн мог бы позвонить продюсеру сериала, но Мэнни Острава при каждом удобном случае с удовольствием твердил, что старое времечко, слава Богу, миновало – а вместе с ним и необходимость выцарапывать актеров из каталажки и организовывать нелегальные аборты старлеткам. Кроме того, Тиллмэн не ходил у Остравы в любимчиках, и тот смог бы припомнить эту историю, когда придет пора продлевать контракт на съемки.
Однорукий говнюк за стойкой смотрел на него не без сочувствия, но проку от него не было и быть не могло. На его месте – то есть на месте Тиллмэна – мог бы сейчас оказаться кто угодно, для кабатчика все это не имело значения.
Конечно, имелся у Тиллмэна знакомый, влиятельный настолько, чтобы помочь ему выпутаться из передряги, и достаточно богатый, чтобы ничего не попросить взамен.
Тиллмэн полез за мелочью и не нашел ее.
Достал из серебряной монетницы стодолларовую купюру.
– Разменяете? Мне надо позвонить.
Боско с улыбкой посмотрел на сотенную, однако не притронулся к ней. Полез в кассу и извлек несколько четвертаков. Высыпал на стойку с полдюжины.
– Это вам взаймы.
Тиллмэн одарил его улыбкой ценою в пять баксов и принялся набирать номер своего друга Уолтера Кейпа.
Время было, конечно, неподходящее, но чутье подсказывало ему, что Кейп из тех людей, которые вообще не спят. Или же спят в те часы, когда весь остальной мир бодрствует.
О сегодняшней вечеринке Тиллмэн ничего не знал. На вечеринки к Кейпу его никогда не приглашали. Дружба с Кейпом начиналась на более высокой ступени общественной лестницы. И на каждой ступени приходилось томиться подолгу, дожидаясь, пока тебе не позволят сделать новый шаг. И как раз на данной стадии Тиллмэн полагал, что ночной звонок с просьбой о дружеской услуге окажется вполне уместным.
Кейп строил из себя рубаху-парня, которому никогда не жаль времени и сил на то, чтобы вызволить подгулявшего коллегу из полицейского участка или пристроить какого-нибудь дальнего знакомца в лучшую ложу на главных скачках сезона. Он вел себя как человек, преисполненный отеческой заботы, всегда готовый дать добрый совет или протянуть руку помощи. Известно было, что он принимает личное участие в подготовке ко дню рождения какого-нибудь малыша или проводит полдня, высаживая цветочную рассаду, чтобы помочь старушке из Санта-Моники, с которой он только что познакомился на скамейке у моря. Его жизнь была пронизана подобными внешне незначительными благодеяниями. Его карманы вечно были набиты – и забираться туда он позволял чуть ли не каждому. Во всяком случае, именно так о нем говорили.
Чего Тиллмэн не знал, так это того, что Кейп рано или поздно предъявляет облагодетельствованным счет, подобно тому как великие державы никогда не забывают ни об одной залезшей в долги стране, а крестные отцы мафии просят ответить услугой за оказанную ими ранее услугу.
Вопреки ненастью, ночные зеваки начали наконец собираться в окрестностях «Милорда»; дождь, хлещущий в витрину и рассеивающий свет фонаря, искажал их фигуры до неузнаваемости. Из патрульной машины вылезли двое полицейских, они подняли капюшоны плащей и взяли на изготовку дубинки.
Под таким дождем они не собирались особенно церемониться. Один из них, темнокожий, был в кожаной авиакуртке с меховым воротником, а белокожий – в ветровке, ворот которой застегивался на подбородке.
Белый полицейский предпринял вялую попытку отогнать зевак. Они послушно затрусили прочь, как овцы из стада, облаянные пастушьей овчаркой. Чернокожий присел на корточки рядом с мертвым водителем.
Тиллмэн набрал незарегистрированный номер Кейпа. Сам факт, что ему был известен этот номер, свидетельствовал об особом положении актера. После нескольких гудков трубку взяли.
– Чем я могу помочь вам, – вместо «алло» произнес Кейп, даже не дав Тиллмэну шанса назвать свое имя.
– Это я, Эммет, – сказал Тиллмэн. – Прости, что беспокою тебя в такой час.
– О чем разговор, – возразил Кейп с такой кротостью, что голос самого Тиллмэна задрожал от несбыточного желания встретиться с родным отцом, которого актер никогда не знал. – У меня все равно проблемы со сном, – развивая инициативу, добавил Кейп.
– Что ж, слава Богу… То есть, я хочу сказать… Послушайте, Уолтер, если у вас бессонница, то вы всегда можете позвонить мне, неважно, в какое время. В любое время, если вам этого захочется…
– Спасибо, Эммет. Но где вы сейчас?
– В кофейне «Милорд» на углу Голливудского бульвара и Виноградной.
– Вы можете разговаривать спокойно? У вас какие-нибудь неприятности?
Тиллмэн заговорил малость погромче.
– Да уж… попал в дурацкую аварию прямо посреди города.
– В какой мере дурацкую?
– Я ехал с женщиной, знаете, и малость баловался с ней, ведя машину.
– Мерили ей пальцем температуру, понятно, – все тем же ласково-деловитым тоном уточнил Кейп.
Тиллмэн рассмеялся.
– Черт побери, Уолтер! От ваших шуточек мне сразу стало малость полегче.
– Так, может, мне еще и перейти на слэнг?
– От разговоров с вами мне всегда становится лучше, о чем бы ни шла речь. Я хочу сказать, вы умеете сфокусироваться на главном. Не ходите вокруг да около. Ухватываете самую суть. Минуту назад здесь появилась полиция.
– Ну и что? Никакой паники. И ни малейшей спешки.
– Шел дождь, и я не заметил, как эта колымага тащилась по Голливудскому бульвару на приличной, впрочем, скорости…
– И она в вас врезалась.
– Да нет. Это я в нее врезался.
– Вы получили телесные повреждения?
– Нет.
– Вы пьяны?
– Я выпил парочку бокалов…
– Полупьяны. Если я скажу, что вы наполовину пьяны, это будет корректно?
– Вполне.
Тиллмэн посмотрел в окно. Темнокожий полицейский оставил в покое труп водителя и присел на корточки возле обезглавленного тела под одеялом. Отдернув одеяло, он отскочил от тела с такой скоростью, что едва не повалился наземь на скользкой после дождя мостовой.
– А ваша спутница? – спросил Кейп. – Она ранена?
– Нет.
– Пьяна? Под наркотиком?
– Нет.
– Как ее зовут?
– Шила Эндс.
– Чем она занимается?
– Актрисулька.
– Объясните ей, чтобы вела себя любезно, однако не слишком любезно.
– Я уже отправил ее домой.
– Понятно. А Что с водителем той машины?
– Мертв.
– Плохо дело. Хотя, конечно, дождь. Скверная видимость.
Кейп, казалось, разговаривает сам с собой.
– Под дождем улицы в Лос-Анджелесе становятся скользкими, как стекло, – поддакнул Тиллмэн. – Вся грязь из недр земли просачивается на асфальт…
– Именно так. А во второй машине были пассажиры?
– М-м-да, – ответил Тиллмэн.
– Надеюсь, не ребенок. Правда же, не ребенок?
– Даже не знаю, как сказать.
– Может быть, домашнее животное?
– В машине было женское тело. Я хочу сказать, из машины прямо на дорогу вывалилось женское тело.
– Тело? Мертвое тело?
Кейп пришел в некоторое недоумение.
– Дело не только в этом. – Тиллмэн заговорил по-простецки, теряя среднеатлантический выговор, самым тщательным образом поставленный ему в театральном училище. – Головы у нее не было.
– Вы в этом уверены? Вы уверены, что не оказались настолько пьяны…
– Кто может быть уверен, столкнувшись с такой картинкой? Но я никогда не забуду этого. Женское тело с маленькими титьками и без головы…
В разговоре возникла минутная пауза, затем Кейп сказал:
– Отправляйтесь к полицейским, держитесь вежливо и выказывайте готовность к сотрудничеству.
– А не позвонить ли Бэгготу и Бэрроу?
– Не думаю, что на данной стадии необходимо вмешательство адвокатов. А может быть, они нам и вообще не понадобятся. Я сейчас кое-кому позвоню. Так не забудьте: вежливо, но без малейшей фамильярности. Вы отличный актер, Эммет, и вы популярны. Вы берете людей за живое, и публике это нравится. Но людям, облеченным властью или же полагающим, будто они облечены властью, не нравится, когда их берут за живое. Будьте с ними вежливы и предупредительны, но без какой бы то ни было фамильярности.
