Ольга Лаврова - Черный Маклер
- Саша, мне нужен позарез этот парень! - наседал Пал Палыч на Томина.
- Тружусь.
- Время уже не просто трудиться - землю рыть, в лепешку расшибаться! Ты даже корреспондента моего назвать не в состоянии. Неужели настолько трудно найти женщину, знающую Шахова, симпатизирующую Шутикову, с маникюром и, если верить Зине, брюнетку?!
- Потерпи чуток, похоже, приближаюсь.
В порядке приближения он грустно пил чай в небольшой, по-старомодному уютной комнате тетки Шутикова, Веры Георгиевны. Разыгрывал простоватость и словоохотливость, строил из себя закадычного приятеля ее племянника.
- А вот еще за одной девушкой на пару ходили. Сегодня случайно нашел втроем снялись. Я неважно получился, а она хорошенькая, правда?
Плохонькая любительская фотография расплывчато изображала двух молодых людей и девушку. Один из них действительно был Шутиковым, второго при желании можно было принять за Томина. По счастью, Вера Георгиевна засмотрелась на девушку.
- Очень хорошенькая! И кого она предпочла?
- Отступились мы оба: дружба дороже, а девушек хватало. На Костю они прямо гроздьями вешались, как виноград! Эх, Костя, такой парень, и вдруг...
- Особенно мать жалко. Мы вместе были на суде, и когда Костю стали поливать грязью... - она всхлипнула, отставила чашку.
- Сколько я, бывало, уговаривал: давай я тебя устрою к моему дядьке в министерство, брось эту компанию, они запутают - не распутаешься. Все посмеивался, а что вышло?
Вера Георгиевна кивала, держа под носом платок.
- Он мальчик легкомысленный. Но то, что про него говорили все эти - что он держал их в руках и командовал и всякие подлости - быть того не может!
- Нет, он не такой! Врут они, сволочи!
- Да-да, особенно этот Шахов, которого освободили, отвратительный тип! Представляете, собственная теща назвала его проходимцем! Удивляетесь, откуда я знаю? Мы случайно сидели рядом в коридоре, разговаривали.
- Вообще, тещи - народ пристрастный, но Шахов действительно тот еще фрукт! Остальные тоже Косте очень повредили, надо его выручать.
- Думаете, удастся?
Томин наклонился к собеседнице и "посвятил ее в тайну":
- Есть идея. Надо ему кое-что передать с верным человеком. Костя скрылся, когда меня услали в командировку - я уже говорил, - и вот...
- Сначала я не вполне вам поверила, извините. Скажу, пожалуй. Действуйте через Раечку. Вы знакомы?
У Томина зачастил пульс.
- Да ведь он последнее время с Тоней, а до того с Катей! Раечкиного у меня даже телефона нет!
- Тогда я предупрежу. Вот ее адрес. Часов в пять вас устроит?
- Да, спасибо, - он поднялся, собираясь отчалить, но вспомнил: - Вера Георгиевна, мне бы напечатать конфиденциальную бумажку. У вас машинки нет?
Тетушка развела руками.
В половине пятого в дверь к Раечке позвонили, и она отперла. Бесцеремонно втиснулся рослый мужчина лет тридцати с мясистым красным носом.
- Если не ошибаюсь - Рая?
Та кивнула.
- Мне к вам посоветовали. Я старый друг Константина Шутикова.
- Можете не шептать, соседи в кино. Проходите, Вера Георгиевна меня предупредила.
- Вера Георгиевна? - он пытался скрыть замешательство. - А-а, ну да... Понимаете, мне надо срочно встретиться с Константином. Ради его же блага.
- А как ему сказать - кто хочет встретиться?
- Видите ли... он поймет... Разрешите?- мужчина поспешно закурил - трусил.
- Да?.. Кажется, вы что-то хотели ему послать? - озадаченно спросила она.
- Послать? А-а, ну да, - достал две бумажки по двадцать пять рублей. Вот. Но главное - надо встретиться!
Та машинально взяла деньги.
- Зайдите завтра. В это же время, хорошо?
- Непременно!
Сунул недокуренную сигарету в пепельницу и был таков.
Девушка все еще с сомнением разглядывала деньги выпуклыми овечьими глазами, а он уже звонил из автомата:
- Михал Борисыч? Порядок, нашел девку, которая знает. Завтра обещала сказать. Но это мне стоило... сто рублей.
Голос Шахова ответил:
- Можешь дать еще, но никаких "завтра"! Она его спугнет! Добейся ответа немедленно! Любыми средствами!
Между тем к Раечке пожаловал Томин - весь благожелательность и обаяние. Услыхав, что он тоже друг Коли, Раечка уставилась подозрительно.
- Разве Вера Георгиевна... она ведь обещала предупредить.
Раечка испуганно ощупала в кармане деньги.
- Про вас?!
- Ну, конечно. Ровно пять. Я был в длительной командировке и ничем не мог помочь, даже не знал. Но теперь... - он замолк перед явной растерянностью девушки, потом заметил тлеющий окурок, осенило: - К вам кто-то приходил? И вы решили, что это я?
- Никто ко мне не приходил! Какое вам дело? - закричала она.
- Вы дали ему Костин адрес? - ахнул Томин.
- Ничего я не давала, ничего не знаю! И вообще, не впутывайте меня! Разбирайтесь сами! - Она перешла в наступление: - Кто вы такой? Я вас никогда не видела! Как вас зовут?
- Поймите, Косте угрожает опасность! Я - его друг, у меня есть доказательства! - Томин старался быть предельно убедительным, он выудил ту же фотографию, что понравилась Вере Георгиевне.
Раечка не глядела.
- У него со всех сторон опасности! Я тут ни при чем! Я вам не верю!
Томин шел прочь в отвратительном расположении духа. То с Химиком прокололся, теперь эта девица вытолкала...
Если б он задержался хоть минут на пять возле двери, откуда был изгнан, то увидел бы красноносого верзилу, которого Раечка встретила паническим возгласом:
- Зачем вы снова?!
Однако Томин не задержался. У него, правда, мелькнула мыслишка, что за Раечкой нужен бы присмотр, потому что наверняка она видится с Шутиковым. Но она не была единственной ведшей к нему ниточкой. А кроме того, для слежки Томин оделся бы менее броско, чем для роли Костиного друга (Костя слыл великим пижоном).
На следующий день к вечеру втроем сошлись у Знаменского. Кибрит выложила ворох соображений, которые касались разных заполненных от руки документов (почерковедческие экспертизы - ее конек). Томин вынужден был признать, что розыски пока безрезультатны.
- Одна старушка клюнула на прелестную фотографию, которую я раздобыл у Шутиковой сестры. Было совсем горячо и вдруг сорвалось... при сомнительных обстоятельствах. Но, по крайней мере, я убедился, что он жив. Держу пари, что некая Раечка еще вчера общалась со своим Костей.
- И то хлеб, - вздохнул Знаменский.
- А меня уже, между прочим, спрашивали, как это ЗнаТоКи сели в лужу? обвиняюще воззрилась на него Кибрит, и янтарные глаза потемнели.
Кто-то на Петровке придумал друзьям прозвище, составленное из начальных слогов фамилий. Как утверждала Кибрит, "Зна" - был корень, "То" - вроде суффикса, а "Ки" - окончание. Словечко звонкое - чуть шутливое, чуть завистливое - приклеилось, сами уже подчас употребляли.
- Саша, что автор писем?
- Под рубрикой "Факты, догадки, открытия". В том самом районе - между тремя почтовыми отделениями - живет особа, которая близко знает Шахова и присутствовала на суде. Она его терпеть не может и открыто величает проходимцем. Ныне на пенсии, в прошлом секретарь-машинистка. Вы будете смеяться, но это родная теща Михал Борисыча!
- Блондинка, брюнетка?
- Еще не видел, Зинуля, новость прямо со сковородки.
Томин встал, Кибрит взяла сумочку.
- Жаль мне вас отягощать, но надо сегодня-завтра провести у Шахова повторный обыск, - сказал Знаменский. - Он, конечно, допускает, что мы можем появиться, так что ничего особенного дома не держит. Во всяком случае, в открытую.
- Завтра у подруги день рождения, - вспомнила Кибрит.
- Поедем сейчас, - решил Томин. - Только чур заскочим в буфет.
- Сработайте там попроще. А ты, Зиночка, погляди орлиным оком, где возможны тайники, чтобы знать, какую потом брать технику. Через неделю нагрянем еще разок - и уже по-серьезному.
Далека была та пора, когда по казенной надобности они будут ездить на машине. Им еще не хватало чинов, а Петровке - автотранспорта. Двинулись на троллейбусе. Москву выбелил мелкий снежок, и здания словно переоделись, а деревья расцвели и стали заметны на улицах, почти как весной.
Пока Кибрит и Томин добирались до резиденции Шахова, там пировали гости. Вокруг празднично накрытого стола сидели родичи Михаила Борисовича и нужные люди. Хозяин за сверкающим роялем наигрывал популярные песенки, ему подтягивали. Розовый чистенький старичок ухаживал за молодой соседкой:
- Я что-то затрудняюсь, прошлый раз вы были рыжая или шатенка?
- Скорей, рыжая. Так все меняется.
- Ах, не говорите!
Шахов счел, что настало время для главного тоста.
- У всех налито? Тогда разрешите мне... - он говорил стоя и с неподдельным пафосом. - Когда я гляжу сейчас на этот стол, на всех вас, я минутами вдруг думаю: а не сон ли? Или, наоборот, дурной сон то, что было: камера, потом тебя ведут на допрос, руки назад... Да, много пережито. Так вот, я прошу вас поднять бокалы за того человека, кто вывел меня из темницы! За того, благодаря кому мы снова встретились! За его здоровье, за ум мудреца, за смелость юноши!
