Станислас-Андрэ Стиман - Шестеро обреченных
— А вам удалось рассмотреть стрелявшего?
— Нет. Так вот, я попросила месье Сантера уступить настояниям своего друга и как можно скорее бежать за врачом. Затем я села у изголовья раненого. Он с трудом дышал, глаза его были закрыты, а руки судорожно сжаты на груди... Когда я склонилась над ним, он еле слышным голосом спросил, ушел ли месье Сантер. Я утвердительно кивнула головой и принялась убеждать его позволить мне промыть его рану и сделать первичную перевязку, пока не прибыл врач. Он наотрез отказался и вдруг быстро и тихо заговорил. Я не могла разобрать слов и даже подумала сперва, что он бредит. Попыталась заставить выпить немного воды, но не сумела разжать его зубы...
Асунсьон на какое-то время умолкла, как бы продумывая свои дальнейшие показания, а затем продолжила:
— Когда я ставила на столик стакан, Марсель каким-то образом повернулся ко мне и сделал знак наклониться. Я подчинилась, он попросил дать ему коктейль. Я ответила, что пить спиртное в его состоянии просто неразумно. Но он настаивал, и видя, что я никак не внимаю его просьбе, ценой невероятных усилий попытался сам встать. Тогда я решила уступить, а точнее — сделала вид, что уступаю... Месье Сантер угощал нас коктейлем, и я знала, что мой стакан и стакан месье Перлонжура, которого мы ждали, остались нетронутыми. Пройдя в гостиную, я взяла стакан вот с этого стола... — молодая женщина указала на столик, за которым расположились следователь и секретарь.
— Дать Марселю выпить в его состоянии означало просто убить его. Вылив содержимое своего стакана в стакан месье Сантера, я наполнила его водой из сифона, стоявшего здесь же, на столике. Таким образом я рассчитывала обмануть раненого. Во всяком случае, попытка стоила того, чтобы ее предпринять. Повернувшись спиной к столу, я направилась к двери, ведущей в спальню. Однако на пороге спальни я застыла в изумлении: кровать оказалась пуста, а на ковре лежало скомканное покрывало. Ту же самую картину, я полагаю, застал и месье Сантер, когда вернулся с докторов.
Оканчивая свой рассказ, молодая женщина вздохнула:
— Мадре миа! Обезумев от страха, я дважды позвала: «Марсель!» — и бросилась к кровати, полагая, что месье Жернико захотел встать, но упал по ту сторону кровати... И в этот момент мне на голову накинули полотно. Кто это сделал? Я не знаю. Я пыталась освободиться от него, однако сквозь ткань трудно было дышать, а шею начали стягивать какой-то веревкой или шнуром. Сквозь сложенную втрое или вчетверо ткань ничего не было видно. Вскоре я потеряла сознание… Очнулась уже на руках месье Сантера.
Посмотрев на следователя, Асунсьон потупилась и замолчала. Воцарилась тишина, прерываемая лишь скрипом пера секретаря.
Повернувшись к месье Вусюру, месье Воглер сказал:
— Какая романтичная история... что вы обо всем этом думаете, господин помощник генерального прокурора?
— Я целиком и полностью разделяю ваше мнение, друг мой, — ответил месье Вусюр. — Вот уже воистину странная и запутанная история. И этот союз шестерых молодых людей, а затем этот несчастный случай на «Аквитании», — да и вообще, несчастный ли это случай? — потом какой-то рыжебородый мужчина, похищение тела раненого! Да, все это весьма, запутано! — вздохнул он.
Месье Воглер жестом подозвал стоящего у двери полицейского:
— Позовите, пожалуйста, месье Сантера.
И когда тот вернулся вместе с ним, продолжил:
— Месье Сантер, полагаю, вы сгораете от нетерпения и заинтересованы в том, чтобы убийца вашего друга был арестован... Посему я спрашиваю вас лишь для очистки совести: не забыли ли вы рассказать нам что-либо такое, что могло бы помочь следствию!
На минутку задумавшись, Сантер ответил:
— Мне кажется, я рассказал вам все, что знал.
— Ну, а вы мадемуазель, ничего не забыли? Ведь месье Жернико, похоже, приходился вам женихом? Ответ Асунсьон поразил всех присутствующих:
— Обязана ли я отвечать на этот вопрос?
— Но... — начал было месье Воглер, однако его тут же прервал месье Вусюр:
— Нет, мадемуазель, вы не обязаны отвечать на него...
Асунсьон не проронила ни слова. Последовало неловкое молчание.
— Итак, вы, мадемуазель, как и месье Сантер, не припоминаете никакой, хотя бы незначительной детали, которая могла бы помочь следствию?
Молодая женщина отрицательно покачала головой.
— Нет.
— Крупле, вы успели все записать? В таком случае, думаю, что нам здесь больше нечего делать. Как вы считаете, господин заместитель?
— Думаю, что нечего, — с явным сожалением сказал месье Вусюр, глядя на Асунсьон.
Встав, месье Воглер при помощи секретаря, бросившегося затем к помощнику прокурора, надел свое демисезонное пальто, взял портфель, трость и шляпу. Прежде чем выйти, он обратился к Сантеру и Асунсьон:
— Я попросил бы вас никуда не уезжать. Вы можете понадобиться нам в любую минуту, чтобы прояснить какую-нибудь деталь этого темного дела или же для проведения очной ставки...
Для проведения очной ставки? — воскликнул Сантер. — Значит, вы рассчитываете вскоре найти преступника?
Месье Воглер довольно непринужденно пожал плечами и заметил:
— Для начала не мешало бы найти потерпевшего!
И в сопровождении месье Вусюра и месье Крупле он вышел с достойным видом. Однако, мгновение спустя, его физиономия снова появилась в дверях.
— Воробейчик, вы идете?
В ответ из самого темного угла гостиной послышался приятный нежный голос:
— С вашего позволения, месье Воглер, мне хотелось бы задержаться еще пару минут.
Глава VIII
Коктейль в обществе месье Ванса
Тогда, и лишь только тогда, Сантер и Асунсьон вдруг вспомнили о присутствии человека, сопровождавшего следователя. Забившись в самый темный угол, он оставался совершенно незаметным благодаря своему скромному тихому поведению, в некотором роде похожем на христианское смирение. Ни Сантер, ни Асунсьон ни разу не обратили внимания на этого сидящего в глубине гостиной человека. Даже лицо его было трудно рассмотреть. Он, казалось, был занят лишь тем, что поправлял и без того безупречные складки своих брюк и узел галстука, скрепленный великолепной булавкой с розовой жемчужиной. У Сантера мелькнула мысль, что раз об этом человеке все забыли, то это было вполне естественным и привычным делом, но вот то, что о нем вспомнили, выйдя на лестницу, можно было расценить почти как чудо.
Итак, незнакомец, выразивший желание ненадолго задержаться, встал с маленького стульчика, на котором сидел, и вышел на свет. У Сантера и Асунсьон появилась возможность хорошо рассмотреть элегантность его одежды и особый, неповторимый оттенок красно-коричневых в меру блестящих туфель. О них их обладатель явно заботился особо. Кроме того, они увидели, что этому человеку, вероятно, за тридцать, что он высокого роста, а рано облысевшая голова делала его и без того высокий лоб еще более высоким. О прическе своей незнакомец, похоже, заботился мало.
— Я очень прошу извинить меня за то, что я еще некоторое время буду докучать вам своим присутствием, — сказал он все тем же мягким, приятным голосом, которым отвечал следователю. — Особо прошу простить за то, что я прежде не интересовался, не будет ли оно вам в тягость. Вы только что услышали от следователя мое имя, но я вполне допускаю, что вы его не запомнили. Просто удивительно, до чего же легко оно забывается! Вероятно, это потому, что оно иностранного происхождения. Позвольте представиться: Ванчеслас Воробейчик или просто Ванс.
Сантер смерил взглядом этого Ванса, сразу же вызвавшего в нем чувство антипатии:
— А какова ваша должность?
— Я стажируюсь здесь в качестве детектива, — ответил тот без тени улыбки.
Сантер понял сразу, что перед ним стоит дилемма: выбор, как отнестись к этому человеку — по-дружески или враждебно. Месье Ване походил на мурлыкающего кота, способного, не прекращая мурлыкать, выпускать когти... Хотя Сантер и понимал, что это пойдет вразрез с его интересами, он никак не мог решиться на капитуляцию и хорошо отнестись к «врагу».
— Я полагаю, вы официально уполномочены вести расследование по делу об убийстве моего друга Жернико?
— Скажем, по делу об его исчезновении, если вы не против.
С того момента, как Воробейчик вышел на свет, Асунсьон не сводила с него глаз. В отличие от Сантера она сразу же прониклась симпатией к этому человеку. Нужно сказать, что месье Ванс обладал такой особенностью: он отталкивал мужчин и привлекал женщин, внушал им доверие и без труда вызывал на откровения. Женщины чувствовали с ним некую близость духа.
— Думаю, что с вами нам будет проще найти общий язык, нежели с этой ходячей энциклопедией — месье Воглером... — сказала Асунсьон с обворожительной улыбкой... — Я вижу в вашем лице друга, надеюсь, я не ошибаюсь?
Это был ультиматум, однако высказанный в приличной форме, имевший целью заставить собеседника раскрыться и поделиться своими намерениями. Однако от прямого ответа месье Ванс уклонился. Улыбка его в точности напоминала улыбку Асунсьон, а ответ был столь же ультимативный, но составленный по всем правилам хорошего тона:
