Григорий Глазов - Ночной пасьянс
- Эту тряпочку стряхнуть нельзя, Надежда Францевна, она обладает статическим напряжением и постоянно прилепляется, я ее смахну, а она тут же на свое место летит, - отвечал он, зная, что начальница понимала насмешливость этих слов. Не знала она, правда, что в уме он в этот момент произносил другое: "Это у меня задница обладает постоянной статикой, вот бы язык твой прилепился к ней..."
Но сейчас бирочка была скрыта халатом, грузный Ярослав сидел на корточках, от непривычки болели колени, как у каждого человека, редко напрягавшего суставы. Высокая, по пояс стопка папок торчала перед ним. И, посапывая от напряжения позы, с какой-то постылой злобной обреченностью, Ярослав уже не поглядывал на часы и не стряхивал скользковатой пыли с рук, тупо вкрутился в эту рутинную работу...
В конце дня вошел Олег.
- А может сгоняем партию? Прервись, передохни, - предложил он.
- Помог бы лучше, - не разгибаясь отозвался Ярослав.
- Я в этом не смыслю, - Олег стоял у стола за его спиной и держал в руках толстую папку забитых машинописных страниц, соединенных огромной скрепкой. - Это что, опись того, что нам передали?
- Да, - оглянулся Ярослав. - Уже привезли, пока свалили в подвал армянской церкви.
- "Запись актов рождения и смерти. Костел Святой Элижабеты, 1907-1937 гг.", "Документы штаба партизанской бригады "Месть", 1941-1944 гг.", "Материалы Антифашистского конгресса, 1936 г.", - читал Олег вслух.
- Слушай, не бубни, мешаешь, - остановил его Романец.
Олег положил опись на стол и молча вышел из комнаты.
Кончался долгий летний день. За зарешеченным окном, напротив которого была трамвайная остановка, толпился народ, был час пик, один за другим подкатывали вагоны, здесь сходилось три маршрута. Ярослав не любил эту пору из-за шума. Комната его была в бельэтаже, по тротуару мимо окна сновали люди, форточку держать закрытой невозможно - духота, а держать все время открытой - тоже немыслимо: машины, тормозившие у трамвайной остановки, изрыгали сизые выхлопные газы; пыль, выбитая колесами из брусчатки и рельсовой колеи, сметенная с тротуарных плит шагами сотен людей, - все это, словно невидимым насосом втягивало через форточку. Дышать становилось нечем, в висках стучало, Романец уходил домой с ощущением, будто полдня он провел вниз головой...
Вошла начальница.
- Как у вас дела, Ярослав Федорович?
- Вот, - кивнул он на гору папок и, поднимаясь, поморщился, разгибая колени.
- Я имею в виду другое - ваш реферат. В августе следующего года в Мюнхене симпозиум по архивному делу. Реферат послать надо не позже мая.
- Вы верите в эту затею?
- Да.
- А я - нет.
- Ну почему же?..
- Я уже ездил в Прагу, - усмехнулся он. - А тут - Мюнхен!.. И какой-то Ярослав Романец! Да кто меня пустит?
- Я буду предлагать вашу кандидатуру.
- Спасибо, Надежда Францевна. Поживем - увидим.
- А как с этим? - она повела тяжеловатым подбородком в сторону папок, закатное солнце освещало ее лицо, и он увидел на ее подбородке светлые волосинки.
- Стараюсь... За такую работу надо платить "за вредность". У шахтеров силикоз. А вы думаете, наши легкие от этой вековой пылищи в лучшем состоянии? "Пыль веков!" Романтика! Господи, какой бред!..
- Скоро начнем строиться. Новое современное здание. Кондиционеры, температурный режим, электронная вентиляция.
- И вы во все это верите? Вы же прожили жизнь, Надежда Францевна!
- Но нельзя же в вашем возрасте уже ни во что не верить!
- Я верю в то, что вижу. Слова же невидимы.
- Я буду у себя еще полчаса, - заключила она разговор и вышла.
"Да-а! Мюнхен! Как раз то, что нужно! Мой реферат должен быть экстра-класса... Чтоб обратили внимание... _В_н_и_м_а_н_и_е_! Я обязан выложиться ради этого... - думал Романец. - Ах, если бы удалось!.."
14
Уложив дочь, Катя убирала разбросанные игрушки в специальный пластмассовый ящик на колесиках, который трехлетняя Настя целый день возила по комнате.
Олег сидел на кухне за столом, ждал пока дочь заснет, чтоб можно было включить хотя бы негромко телевизор. Газеты прочитаны, чай допит. О чем-то думая, он медленно сгребал ребром ладони крошки хлеба и выбрасывал их в раковину, находившуюся на расстоянии вытянутой руки, вставать не нужно было, тем более, что не хотелось. Рядом с пепельницей лежали клочки мелко изорванных двух лотерейных билетов.
Вошла жена, устало опустилась на табуретку рядом, кивнула на бумажки:
- Вижу, выиграл, - грустно усмехнулась.
- Фунт дыма.
Она обвела взглядом закопченную кромку потолка над плитой.
- Кухню белить надо.
- А может все-таки поменяем? Чего зря тогда затеваться с побелкой?..
Они жили в четырнадцатиметровой комнате. С появлением на свет ребенка пробовали менять квартиру на двухкомнатную. Попадались подходящие варианты, но с большой доплатой, да и где ее взять, доплату эту, когда едва сводили концы с концами. По вечерам жили в сущности на пятиметровой кухне, ни почитать лежа, ни посмотреть телевизор - в комнате спала дочь. Так и коротали время до полуночи на табуретках.
- У меня от них уже мозоли на заднице, - печально шутил Олег. - Вот выиграть бы в лотерею "жигуля", взял бы деньгами, хватило бы на обмен квартиры. Я бы купил еще себе "Никон". Видел в комиссионке. С набором линз и объективов. Какой аппарат!.. Молодцы японцы!..
- А что бы ты мне купил?
- А что ты хочешь?
- Мебель хорошую. Настеньке в комнату - детский набор из светлого дерева, а в нашу - югославскую или финскую стенку, журнальный столик, диван и два кресла. Знаешь, из серого велюра. Или из сиреневого. Очень красиво... Обе комнаты обставили б...
Он давно мечтал о хорошей японской фотокамере. Не раз держал в руках, заходя в комиссионный, разглядывал, щелкал. Как профессионал, толк в этом знал. Но повертев, повздыхав, уходил расстроенный: цена была для него немыслимой...
- Почему ты не ужинаешь? - спросила Катя. Она видела, что муж как бы отсутствовал, отгородился от нее, от всего своими затаенными мыслями...
- Не хочется... Чаю попил...
- Олег, я знаю, что с тобой творится! Уж я-то вижу!
Очень прошу тебя, оставь это, выбрось из головы! Забудь!..
- Нет, я решил и сделаю!
- Подумай о дочери.
- Я о ней и думаю. О ее будущем... В конце концов тут и мой, личный интерес. И хватит!
Она знала, - его не переломать, упрям.
- Сними сорочку, воротник уже грязный.
- Ничего, еще один день поношу, - но все же сорочку снял.
Она посмотрела на его сильные покатые плечи, мышцы уже чуть заплыли сальцем, огрузнел, а ему всего тридцать один год...
15
Старое дело, которое пришлось вытащить не без вздоха из архива, состояло из двух томов.
Михаил Михайлович Щерба знал его почти наизусть, уже дважды занимался в разное время по просьбе парткомиссии обкома и административного отдела. И вот сейчас - в третий раз по очередной жалобе.
Полистав первый том, он остановился на допросе некоего Вороновича и стал читать.
"СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ваша фамилия Воронович Игорь Матвеевич. Родились 24 сентября 1918 г. в Черкассах. Служили кадровую. Рядовым. Все правильно?
ВОРОНОВИЧ. Да. Все так.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Как попали в отряд "Месть"?
ВОРОНОВИЧ. Вышел вместе с батальоном из окружения.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Сколько человек участвовало в расстреле?
ВОРОНОВИЧ. Двое. Я и еще один.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Когда это произошло?
ВOРОНОВИЧ. В октябре 1941 года.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Какого числа?
ВОРОНОВИЧ. Двадцать четвертого или двадцать пятого. Уже не помню точно. Но не позже. Двадцать шестого я был ранен.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Кто отдал приказ о расстреле? Поподробней, пожалуйста.
ВОРОНОВИЧ. Под вечер командир роты вызвал меня и еще одного бойца Василия Орлика. Сказал, чтобы мы взяли с собой оружие и отправились к комиссару. Ну мы и пошли с Орликом к комиссарской землянке. Часовой доложил, что мы прибыли. Была ночь, сильный ветер, ливень, весь лес от него гудел. И все черно вокруг. Вышел комиссар. Спросил, откуда мы родом. Потом сказал: нам предстоит расстрелять двух саботажников. Это, мол, приказ командира. Их держали в отдельной землянке под замком. Там же стоял часовой... Ну, мы их и повели... К яру...
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Вы знали, кто они?
ВОРОНОВИЧ. Нет. Видели только, что в гражданской одежде. Тьма была такая, что лиц не разглядеть.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Где же вы их расстреляли?
ВОРОНОВИЧ. Я ж говорю - в яру Вильчанского леса. Пока дошли туда, а потом возвращались, - вымокли до исподнего.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Там и зарыли?
ВОРОНОВИЧ. Там... Кое-как...
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Сейчас нашли бы это место?
BОРОНОВИЧ. Трудно сказать... Дело-то ночью происходило. Места незнакомые. Когда мы с Орликом шли назад, через лес, чуть не заблудились...
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Что вы можете сообщить по поводу того, вершился ли какой-нибудь публичный или другой суд над ними, может разбирательство официальное?
ВОРОНОВИЧ. Об этом ничего не знаю, не слышал.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ну, а в отряде слухов потом никаких не возникало?
