Светлана Гончаренко - Сыграй мне смерть по нотам...
— Сходи, Коля, в гастроном! Там, кстати, сегодня привезли не слишком червивые яблоки, кокандские. Заодно и сметану мою поменяешь. Опишешь продавщице мою внешность, скажешь, что я была у них сорок минут назад и купила страшную кислятину… Нет, скажи, что кислятину купил ты и возмущён. В общем, сообразишь!
— Сомневаюсь, — вздохнул Самоваров и спрятал руки за спину, чтобы Вера Герасимовна не смогла вложить в них упаковку со сметаной.
— Это так несложно! Я бы сама сбегала, но вот-вот должны прийти Альберту укол делать. У него ослаблен иммунитет, необходимы двадцать инъекций витаминов.
— Он что, маленький сам брюки не спустит? Идите спокойно в магазин.
— Алик лежит под парафином и сам не сможет дверь открыть. Коля, ну тогда хотя бы посиди полчасика с Альбертом! Через десять минут снимешь с него парафин и дашь отвар шиповника. Только и всего! Это просто, Коля! — наседала Вера Герасимовна.
— Я спешу. Я дома кое-что забыл. Вот возьму сейчас и бегом на работу, — соврал Самоваров, краснея.
Возиться с парафином вместо того, чтобы диетически обедать, он не хотел. Но и напрямую отказывать Вере Герасимовне, которая считала его мальчишкой, он не научился.
Огорчённая Вера Герасимовна сделала несколько шагов вниз по лестнице и вдруг обернулась.
— Коля, ты мне не нравишься, — сказала она строго.
— Почему? — удивился Самоваров.
— Ты слишком бледный последнее время. У тебя явный недостаток молибдена в организме. Надо пить глюколюкам! А лучше всего витаминчики поколоть.
— И тогда я спляшу под группу «Блестящие»?
— Неуклюжий у тебя юмор, Коля, и странный. Ты всё шутишь, а недостаток молибдена — вещь серьёзная. Наживёшь неприятности!
Самоваров не стал спорить. Неприятностей у него и без молибдена хоть отбавляй.
На следующее утро несчастья начались и в музее. Директору Ольге Иннокентьевне Тобольцевой оставалось только воздевать свои белые крупитчатые руки и стонать:
— Беда не приходит одна!
Первой бедой она, как и все музейные, привыкшие к тишине, считала неумолчные звуки репетиций Рождественского концерта.
Прошедшей ночью подоспела вторая напасть: в служебном коридоре лопнула труба с горячей водой. Прибыла бригада сантехников. Бригада очень напоминала передовой отряд племени вандалов своими причудливыми измызганными одеждами, громким топотом и односложной речью, в которой Ольга понимала далеко не все слова.
Третья беда напрямую касалась Самоварова. Музей принял накануне экскурсию учащихся колледжа (при старом режиме такие детки назывались пэтэушниками). Один из экскурсантов в парадном аванзале, примыкавшем к Мраморной гостиной, повредил деревянный экран. Экран был украшен тонкой резьбой работы Самоварова и прикрывал батарею отопления. Очевидно, злобный подросток отстал от экскурсии и могучими невежественными лапами отодрал угол резной решётки, оголив вульгарное плечо батареи. И это накануне Рождественского концерта в присутствии губернатора! В синих глазах директрисы Ольги Иннокентьевны застыл немигающий ужас.
— Ничего страшного, — успокоил её Самоваров, осмотрев ломаный экран. — Можно прямо тут на месте и подклеить. Думаю, скоро управлюсь.
Ольга Иннокентьевна сразу расцвела и засияла. Она вновь стала похожа не на перепуганную тётку, у которой вытащили в трамвае кошелёк, а на счастливую купчиху с картины Кустодиева.
— Коля! Ты нас спасаешь! — воскликнул Ольга. — Смело начинай работу: сводный хор уже разошёлся, в аванзале не будет шума.
— Позволь, а это кто?
Самоваров прислушался к мощным детским голосам за стеной.
— Это камерный хор «Чистые ключи». Их мало — всего человек двенадцать, — пояснила Ольга.
— «Ключи» под руководством Смирнова?
— Они самые. Зачем они тебе?
Самоваров заглянул в соседнюю Мраморную гостиную. Там, выстроившись в ряд, желторотые лауреаты многочисленных конкурсов старательно выводили что-то очень сложное.
Правда, желторотыми они показались Самоварову только на первый взгляд. Если не считать двоих хилых мальчишек, ансамбль сплошь состоял из рослых и грудастых девиц, одетых в коротенькие юбочки и строгие блузки с галстучками. На головах девиц топорщились хвостики и косички всевозможных фасонов. Эти атрибуты детства ещё больше подчёркивали крепость форм хористок. Самоваров сначала удивился, а потом вспомнил силуэт Лучано Паваротти и от души пожалел бедных детей, чьи фигуры обезобразило бельканто.
А больше всего ему не понравилось, что Смирнов снова отлынивал от репетиции. Хором управляла одна из старших девочек — широкоплечая, с парой задорных рыжих хвостиков. За роялем сидела другая крупная девочка, с косой. Она выкрикивала замечания скрипучим голосом.
Голос Самоварову показался знакомым. «Не эта ли особа говорила со мной по смирновскому телефону? И заявила, что самоварчик мне не отдаст?» — подумал он.
Через полчаса клей для попорченной решётки у Самоварова был готов. В служебном коридоре до сих пор топотали и скрежетали своими железками водопроводчики. Рваная труба отвечала на их заботу, выдыхая то зловонный пар, то мелкие брызги. Вандалы отвечали односложно, сиплым хором. Чтоб не мешать им и самому не стать обрызганным, Самоваров отправился в аванзал не по служебной, а по парадной лестнице. Перед собой он с осторожностью нёс лоток, заполненный инструментами и химикатами.
Поначалу он не обратил особого внимания на мелькнувшую мимо мужскую фигуру с папкой подмышкой. Его удивила лишь скорость, с какой неизвестный взбегал по высоким, трудным ступеням старинной лестницы.
На лестничной площадке, у большого окна, быстроногий незнакомец внезапно остановился. Самоваров, который шёл вслед за ним, от неожиданности едва не споткнулся. Склянки нестройно звякнули друг о друга в его лотке. Незнакомец на миг с сочувствием обернулся, швырнул свою папку на широкий генерал-губернаторский подоконник и достал из кармана мобильный телефон. Номер он набрал молниеносно и тут же заговорил:
— Это Андрей. Вы не передумали?
Самоваров со своим лотком медленно продолжил путь по лестнице.
— Уверяю вас, это прекрасное крепкое строение, лучшее на Архиерейской, — сообщил в телефон незнакомец. — На задах какие-то сараи и маленький садик. Это всё можно снести… Отличное место в центре, а прошу я недорого.
Самоваров в замешательстве снова звякнул лотком. Только теперь он догадался, что перед ним не кто иной, как давно им ожидаемый Смирнов. А расписывает он прелести особняка Тверитина!
Самоваров не сразу узнал таинственного наследника: по телевизору старшего друга-поэта оплакивал некто невзрачный и одутловатый. Что значит коварный экран! Наяву, во плоти, Смирнов был молод и ясен лицом. Белый пушистый свитер с оленями, вышитыми на груди, придавал ему что-то скандинавское, свежее, экологически чистое. Глаза у Смирнова оказались удивительно голубыми, надо лбом топорщился мальчишеский русый вихор. Картинка, а не наследник!
Любопытство настолько обуяло Самоварова, что он прекратил подъём по лестнице и стал придирчиво рассматривать стену. Выглядел он при этом вполне убедительно. Пытливый взгляд, видавший виды рабочий халат и лоток с инструментами рисовали образ опытного специалиста по мелкому ремонту. Смирнов не обратил на него ни малейшего внимания и продолжил устраивать свои дела.
— Побойтесь Бога! — весело воскликнул он в ответ на какое-то телефонное возражение. — Другие больше дадут. Я к вам обратился, потому что мне деньги срочно нужны. Желательно на этой неделе… Да, конечно! Хорошо, до завтра.
Он тут же набрал другой номер и завёл неинтересный разговор насчёт визового режима. Самоваров перестал исследовать стену и направился в аванзал. Занявшись пострадавшей решёткой, он раздумывал, что собрался Смирнов сделать с тверитинским особняком. В аренду сдавать?
— Кто это в Мраморной гостиной репетирует? «Чистые ключи»? — раздалось вдруг рядом с Самоваровым.
Он обернулся и увидел Альберта Михайловича Ледяева, жениха Веры Герасимовны. Альберт Михайлович выглядывал из-за бронзовой копии Венеры Каллипиги.
Самоваров удивлённо спросил:
— А вы разве, Альберт Михайлович, не под парафином?
— Парафин у меня после обеда, — пояснил Ледяев. — Мне Верусик позвонила и пожаловалась, что у них в гардеробе холодно. Попросила кофту принести — вот эту, что на мне. Я специально на себя надел, не то потерял бы обязательно. Я очень рассеян и всегда оставляю где-нибудь вещи, которые держу в руках. Многое так и пропало. Возвращаюсь, а моего зонтика, или чемодана, или очков уже нет. Стащили! Моментально! Ни разу ничего не вернули. На себе держать надёжнее!
Альберт Михайлович был одет в нежно-розовую мохеровую кофту с букетами на воротничке.
— Гардероб у нас на первом этаже, — мягко напомнил Самоваров. Он решил, что Ледяев забрёл в аванзал по рассеянности.
