Филипп Ванденберг - Тайна скарабея
Камински с опаской повиновался: кузнец все же пользовался определенным авторитетом. Он ожидал, что Кемаль. принесет какую-нибудь микстуру и выльет ее ему на голову. Он даже не удивился бы, начни знахарь окуривать его благовониями. Но произошло другое.
Камински будто в столбняке смотрел на Кемаля, который встал перед ним, раскинув руки, как дерево – ветви. В правой он держал короткие кузнечные клещи, в которых был зажат тонкий, раскаленный докрасна гвоздь. Камински не успел понять, что произошло. Ловким движением руки кузнец, прижал раскаленный гвоздь к его макушке. Камински почувствовал, как тонкий металл вошел в кожу головы. По кузнице поплыл удушливый запах горелой кожи и паленых волос. Ему казалось, что гвоздь прожег череп, и отчаянный вопль вырвался из его глотки.
Казалось, Кемаль только этого и ждал. Он прекратил все так же внезапно, как и начал. Камински бросился наружу. Но едва он увидел солнечный свет, как почувствовал, что от боли не осталось и следа. Он остановился и вытер пот рукавом. Он больше не чувствовал боли, все прошло. В затылке разлилось блаженное спокойствие.
– Ты с ума сошел, – тихо сказал Камински Алинардо, который сопровождал его до машины. И как только залез в кабину, указал пальцем на голову и спросил: – Что там.
– Маленькая ранка, – ответил итальянец, – едва заметная.
И оба рассмеялись.
Алинардо извинился:
– Если бы я рассказал тебе, как Кемаль лечит своих пациентов, ты бы ни за что не пошел, правда?
– Правда, – согласился Камински.
Тряска в тяжелом грузовике больше не действовала ему на нервы. Боль, от которой раскалывалась голова, исчезла.
– С чего это ты начал обо мне заботиться? – неожиданно поинтересовался немец.
Алинардо не спешил с ответом. Потом сказал:
– Наверное, я понял, что неправильно себя вел. Там, у храма. Я знаю, что иногда бываю излишне вспыльчив. И всегда потом жалею о случившемся. Sorry. Мы все здесь просто делаем свою работу, правда? И если не будем сотрудничать, у нас ничего не получится. Я хочу сказать: что смогут сделать лучшие в мире мраморщики, если нельзя будет перевезти блоки, и чего будет стоить вся наша работа, если защитная дамба не выдержит? Вот так-то!
Немец одобрительно кивнул. Они доехали до его дома. Алинардо высадил его у маленького строения, а сам отправился дальше, к «конюшне».
7
В казино на вечеринке, которая ознаменовала конец ссоры, немец и итальянец встретили Лундхольма, пытавшегося установить хорошие отношения с директором стройки.
По правде говоря, все затевалось ради его дочери Евы, Профессор Якоби жил в Абу-Симбел вместе с женой и дочкой, хотя это было не просто не принято, а даже запрещалось фирмой, так как в первые четыре месяца стройки шла напряженная работа. Тогда в лагере не было ни единого существа женского пола. Люди жили в палатках или на скрипучих грузовых баржах. Но с тех пор как появились каменные дома, стали постепенно приезжать семьи. При этом тоже возникли проблемы: так как для жен и детей; не было никаких развлечений, пришлось соорудить для них бассейн. Асуан, ближайший город, находился в трехстах километрах вверх по Нилу, и путешествие туда на корабле занимало около тридцати часов.
Лундхольма встревожила новость, что русские ошиблись в расчетах подъема воды и что водохранилище будет наполняться быстрее, чем ожидалось. Этот факт мог поставить под сомнение успех всего предприятия в Абу-Симбел, если со следующей недели не перейти на режим работы в три смены. Якоби настаивал на этом и завтра же собирался объявить о своем решении официально.
Алинардо закатил глаза, словно святой с иконы, и патетично воскликнул;
– Madonna mia! – И добавил тихо, словно «Отче наш»: – И это при таком мизерном окладе.
– Нужно что-нибудь придумать, – вторил ему Лундхольм, – а то рабочие в лагере взбунтуются.
Камински удивленно спросил:
– И что, действительно все так плохо?
– Не так громко! – перебил его Алинардо. – Еще кто-нибудь услышит. А то начнется: вас здесь разбаловали, вы не на курорте.
– И то верно, – заметил Камински.
– Хватит, хватит, – остановил их Лундхольм. – До этого мы выполняли работу лучше, чем нам платили. Правда, положение со снабжением в Египте катастрофическое… – Он прикрыл рот ладонью и тихо добавил: – Могу поспорить, что у Насера ничего не получится с его арабским социализмом. Он больше занят внешней политикой, чем проблемами собственной страны. Его мечта о создании объединенной арабской республики – это просто идея фикс. Сирийцы его снова предали…
– …а тысячи русских, которых он пригласил в страну, делают все еще хуже. Для них это просто сделка! – возмущался Алинардо. – Советы соблазнили Насера, выделив три миллиарда долларов на строительство Асуанской плотины, процентная ставка – два с половиной. Но ясно уже, что египтяне не в состоянии выплатить этот процент, а о погашении всей суммы и речи не идет. Поэтому русские требуют от Насера чего-нибудь взамен. Поговаривают, что он уже заложил все урожаи египетского хлопка. А все, что страна производит, идет за валюту на экспорт. Нам здесь, на тысячу километров южнее Каира, достаются крохи, а иногда мне сдается, они и совсем могут о нас забыть.
– Ну и ну! – рассмеялся Лундхольм. – Хватит, итальянец, мы уже сыты по горло.
Алинардо раздраженно ответил:
– Ну да, швед, ты-то наверняка будешь как у Бога за пазухой, а нам как быть?
Он явно намекал на отношения между Лундхольмом и Евой – дочерью директора стройки.
Лундхольм пожал плечами, словно хотел сказать: «Каждому свое». Но промолчал.
Тогда Алинардо ткнул шведа локтем в бок и кивнул в сторону Камински:
– У нашего новенького появилась зазноба!
Лундхольм улыбнулся, бросив взгляд на голову Камински, и ответил:
– Дай-ка отгадаю, как ее зовут! – И, выдержав паузу, продолжил: – Наверное, это доктор Гелла Хорнштайн. Да?
Камински смущенно потупился.
– Вы только посмотрите! – подколол Алинардо. – Да он у нас стеснительный!
Лундхольм покачал головой:
– Ну, это совершенно напрасно. Доктор Хорнштайн – интересная личность, только…
– Только?
– Только я боюсь… – Он склонился над столом и продолжил заговорщическим шепотом: – …боюсь, что она вообще не женщина.
Вне всякого сомнения, эти слова понравились итальянцу, который просто покатился со смеху. Когда он наконец успокоился, швед продолжил:
– Эта женщина холодна как лед. И даже Алинардо с его итальянским шармом не удалось его растопить. Это никому не удастся, я уверен.
– Кроме того, она еще и левую ногу приволакивает, – добавил итальянец.
– Чепуха! – крикнул Лундхольм, повернувшись к Камински, и заметил ехидно: – Он же итальянец, и ему не верится, что его могли отшить.
Его слова разозлили Алинардо. Он ударил кулаком по столу и закричал:
– Клянусь, докторша подтягивает левую ногу…
Отчаянный выкрик Алинардо услышали за соседними столами. Все повернулись к ним.
Итальянец спас положение только тем, что поднял бокал за здоровье всех присутствующих.
– Наверное, доктор Хорнштайн ни разу в этом казино не была, – к слову заметил Камински.
– Да нет, что ты! – возразил Алинардо. – Она появлялась здесь в сопровождении своего шефа, доктора Хекмана. Но если ты думаешь…
– Да ничего между ними нет! – отрезал швед. – Я думаю, они обсуждали здесь какие-нибудь тропические болезни: к примеру, бильгарциоз и церкариозный дерматит.
Камински удивленно взглянул на Лундхольма: как вообще возможно было произнести такие слова?
– Самые распространенные заболевания здесь, в лагере, – продолжал швед, – и прежде всего среди рабочих. Я знаю, о чем говорю: сам этим переболел. Поначалу мы ходили купаться на реку, там и подцепили эту диковинную заразу. Тогда решили построить бассейн. Теперь вроде все в порядке.
– Да, о женщинах… – резко сменил тему разговора Камински. – Я ими сыт по горло, можете мне поверить.
Он уставился в бокал, словно там отражалось его прошлое. Лундхольм и Алинардо ожидали, что новенький сейчас откроет им душу. Такое бывало с каждым, но в этот раз все сложилось по-другому. Камински просто молча смотрел в свой бокал.
– Да ладно, – попытался приободрить немца Алинардо, – здесь у каждого своя история. Но кто ни разу не падал, вставать не научится, правда ведь?
Лундхольм по-дружески похлопал Камински по плечу и уже хотел распрощаться, как в дверях появились археологи Иштван Рогалла и Хассан Мухтар. Они тут же направились к их столику. Археологи выглядели бодро и радостно пожали руку Лундхольму, поздравив его с успешной ликвидацией прорыва.
Швед довольно улыбнулся: он явно любил комплименты.
– Парни, я просто делал свою работу! – громко сказал он.
Теперь все внимание было приковано к нему.
– Сегодня после обеда мы начали откачивать воду. Если не случится ничего непредвиденного, к завтрашнему утру все уже высохнет.
