Иван Лазутин - Матросская тишина. Бомба Геринга
— «Колют-колют», — обиделась Калерия. — Они его уже три недели колют, да он никак не раскалывается.
— Значит, твой Захряпкин не с того конца зашел. А потом непонятно — зачем ты лезешь не в свое дело? У тебя же своих забот невпроворот!..
— Если бы ты видел этого следователя. Это — вот!.. — Калерия постучала по столу. — Непроходимый дуб!.. Я попыталась кое-что подсказать ему, но он даже не стал слушать меня. Зевнул, как бегемот, и полусонно промычал: «Вы сентиментальны и лиричны, Калерия Александровна…» И больше не захотел со мной разговаривать. Хочет уже писать обвинительное заключение и передавать дело в суд. А я уверена, что судьбу Иванова как несовершеннолетнего можно облегчить, если докопаться, кто толкнул его на это преступление.
— Ну что ж, ты уверена, а следователь Захряпкин, руководствуясь Уголовно-процессуальным кодексом, будет писать обвинительное заключение, когда он сочтет это своевременным и необходимым. И чем больше ты будешь «чуять» и душеспасительницей таскаться по колониям своих старых подопечных, тем раньше твоя каштановая головка обольется благородной сединой. Давай лучше поговорим о летнем отдыхе. Представь, что перед глазами твоими не тюремная камера за решеткой и толстыми стенами, а море!.. Могучее Черное море!.. Уже два лета мы с тобой не плавали в нем. А через месяц ты так забронзовеешь на гагринском пляже, что опять за тобой будут, как шакалы, охотиться пляжные «прикольщики». — «Прикольщиками» Сергей Николаевич называл уличных и пляжных приставал, навязывающихся в знакомство с хорошенькими женщинами. — В это лето я их буду топить за волнорезом, чтобы их трупики не выносила на берег волна.
— Ты болтун, Сережа! Я с тобой о деле, посоветоваться хочу как с опытным следователем, а ты мне о «прикольщиках», — с напускной сердитостью проговорила Калерия, пододвигая Сергею кусок торта.
— А ты их не завлекай, не заманивай опущенными долу очами. Ведь в каждом из нас живет маленький Отелло. Так что ты это учти и прими к сведению, Калерия Александровна. Во мне ведь тоже сидит если не мавр, то маврикон.
Последние слова Калерию рассмешили.
Чай пили молча, каждый думая о своем, а когда вышли из-за стола, Калерия подошла к Сергею Николаевичу, встала на цыпочки и, поцеловав его в щеку, с видом обиженного ребенка спросила:
— А еще один вопрос можно — последний?
— Опять из тюремной хроники или о хулиганстве твоих сорванцов? — с напускной сердитостью спросил Сергей Николаевич.
— Нет, Сережа, клянусь, нет! — Калерия решительно завертела головой. — Я хочу кое-что спросить о больших начальниках. Я о них ничего не знаю.
Прищурившись, Сергей Николаевич вначале подумал, а потом сказал:
— О больших начальниках? О них — давай.
— Я серьезно, Сережа. Одна никак не могу решить, как мне поступить. Ты понимаешь, есть у меня один очень трудный подросток, перешел в десятый класс. Я с ним уже измучилась. А недавно до меня дошел слух, что он тайком употребляет наркотики. Я вызвала его, беседовала с ним больше часа, и все впустую. Скалит зубы, улыбается и твердит одно и то же: кто это мог сделать на него такой поклеп? А по глазам, по блеску их вижу, что он всего какой-нибудь час назад накурился этой гадости.
— Кто у него родители? — перебивая жену, спросил Сергей Николаевич.
— Вот в том-то и вся сложность. Отец у него — начальник крупного главка, член коллегии союзного министерства. Мать — доцент в Институте химического машиностроения, по уши завязла в своей докторской диссертации, ей не до сына.
— Вышла бы на отца.
— Выходила, и не раз.
— И что же?
— У него нет времени подъехать на полчаса в отделение, чтобы поговорить о сыне.
— Тогда съезди к нему на работу, дело серьезное.
— Неделю назад мы договорились, что он примет меня в своем министерстве. Я пришла к условленному часу, доложила о своем приходе секретарше. Она сказала, что у Петра Даниловича важное совещание. Я все-таки настояла, чтобы она доложила. Она это сделала и сказала, чтобы я подождала. — Калерия закурила и поправила в вазе цветы, искоса наблюдая за лицом мужа. Теперь она прочитала на нем выражение крайнего любопытства. — Рассказывать дальше?
— Обязательно.
— Я прождала его полтора часа в приемной, досыта наслушалась телефонной болтовни секретарши о тряпках, о праздничных продуктовых заказах, и все впустую. Начальник главка меня не принял.
— Почему? — На лице Сергея Николаевича отражалось нескрываемое раздражение.
— Он про меня просто забыл. Забыла в своей болтовне и секретарша. После совещания он с толпой седых и лысых дядечек вывалился из своего кабинета, и тут же все они растеклись в коридоре. Следом за своим начальником вышла в коридор его секретарша. Я, как дура, еще минут десять сидела одна-одинешенька в приемной, потом не вытерпела и заглянула в кабинет. Кабинет был пустой. От обиды и злости я чуть не расплакалась. Сказала что-то дерзкое вошедшей в приемную секретарше и уехала, несолоно хлебавши.
— Ну и дура! — зло бросил Сергей Николаевич.
— Почему дура?
— Потому что не он к тебе пришел на прием, а ты к нему.
— Пусть я дура, такой уж у меня характер. Что ты теперь посоветуешь мне делать? Эта встреча необходима.
Сергей Николаевич, скрестив на груди свои сильные руки, прошелся по комнате.
— Пошли ему повестку.
— Посылала. Не реагирует. Даже ни секретарше своей, ни помощнику не поручил позвонить мне, чтобы извиниться и объяснить невозможность приехать в условленное время в отделение милиции.
— Очень просто, — облегченно проговорил Сергей Николаевич. — Есть мощный ход!
— Какой?
— Позвони в партком министерства, представься официально и объясни свою тревогу за сына начальника главка. Вырази свое возмущение бездействием этого номенклатурного папаши в судьбе оболтуса сына.
— Ты думаешь? — удрученно спросила Калерия.
— Только так!.. Если это не поможет — выходи на самого министра. Лучше всего — напиши ему. А копию — секретарю парткома. Уверен — после твоего письма его преподобие начальник главка закрутится как таракан на горячей сковороде. Эти большие начальники кажутся львами в окружении своих подчиненных, а когда дело доходит до того, что их приглашает к себе Фемида, — они становятся робкими, как зайчата, и послушными, как благовоспитанные дети.
— Сергей, ты молодец! Мне это уже приходило в голову, но я как-то не решалась: все-таки, как-никак, начальник главка, член коллегии.
— Вот и хорошо.
— Я так и сделаю.
— Чем выше ступенька, с которой на грешную землю падает человек, — тем ему больней. Это закон физики и человеческого общежития. Если у простого смертного сын воришка — это плохо, а если у знатного человека сын вор, то это уже омерзительно.
— Сережа, я так и сделаю: вначале еще раз позвоню, а уж если не придет — пошлю письмо секретарю парткома.
— И еще один совет. — Сергей Николаевич недобро улыбнулся, отчего рот его изогнулся скорбной подковой.
— Какой?
— Назначь ему прием, к примеру на одиннадцать ноль-ноль конкретного числа, и продержи его в своем коридоре ровно столько, сколько ты томилась в его приемной неделю назад.
— Что это — жалкая месть ефрейтора генералу?
— Нет, не жалкая месть!..
— А что же?
— Достойный и справедливый ответ на хамство. И он это почувствует. Родителей «трудных» тоже нужно воспитывать. Независимо от их ранга!.. Для тебя родители все равны: и дворники, и министры.
— Но у меня пока не планируется никаких совещаний.
— А ты запланируй это совещание!.. Пусть оно будет экстренным, непредвиденным в тот день, когда вы предварительно договоритесь с этим вельможным начальником о встрече.
— Но что это за совещание? Я же не начальник главка, а всего-навсего инспектор?
— Пусть не совещание, а встреча, простая встреча, на которой будут присутствовать два-три родителя твоих «трудных» и два-три школьных учителя. Неужели твой мозг так обеднел, что ты не находишь повода для этой деловой, вызванной необходимостью встречи? Ведь у тебя столько на учете тяжелых подростков.
— Ты колдун, Сережка!.. Ведь я планирую эту встречу, она мне просто необходима по Олегу Калягину. Одна я с ним уже не справлюсь. Мне нужна помощь. Он может докатиться до того, что сядет на скамью подсудимых.
— Ну и правильно… Пасьянс раскладывается четкий.
После некоторого раздумья Калерия встала, молча прошла на кухню, что-то там сделала и вернулась в гостиную.
— И все-таки это пасьянс мести.
— Повторяю тебе, глупышка, совсем не мести! — в сердцах, словно отчитывая школьницу, сказал Сергей Николаевич. — Это — пасьянс гордости и достоинства. В нашей служебной иерархии ты, инспектор милиции, и начальник главка союзного министерства да еще член коллегии соотноситесь по меркам седой старины как плебей и аристократ. Это по аналогии, применительно к древности. А хочешь знать, что сказал один великий мудрец о ситуации, которая складывается у нас с начальником главка?
