Светлана Алешина - Любопытство не порок
Буркнув, что по утрам просыпаться и идти на работу, по ее глубокому убеждению, является самым отвратительным извращением и по-настоящему нездоровым образом жизни, она скрылась в ванной.
Мысль, конечно, интересная, но она не помешала мне с удовольствием позавтракать.
… Мы приехали на работу с опозданием минут на сорок. Обычно по утрам редко происходит что-нибудь интересное, но сегодня было все иначе.
Сразу же, как вошла, я наткнулась на Ромку. Ромка — наш несовершеннолетний воспитанник и общий любимец. Любимец, разумеется, в те моменты, пока его не воспитывают. А в моменты, свободные от наших воспитательных усилий, он работает у нас курьером.
— Ольга Юрьевна! — возбужденно проговорил он. — Телефоны обрываются с самого утра! Я, как только вошел, уже на три звонка ответил, а сейчас Сергей Иванович этим занимается.
— Читатели предлагают увеличить тираж? — спросила я, направляясь в свой кабинет.
— Те читатели, которые звонят, ругаются и стращают — сказал Кряжимский.
Он уже сидел за своим компьютером и строчил какой-то материал.
Мы с ним поздоровались, и он протянул мне свежий номер «Свидетеля».
— И кто же эти скандалисты? — напористо спросила Маринка, кидая сумку на свой стол.
— Несколько раз директор Татищевского музея удостаивал нас своим звонком. Резкий мужчина, доложу я вам.
— Хамит? — с неподражаемой интонацией спросила Маринка.
— Не то слово, Мариночка. Я бы сказал сильнее: изощряется в хамстве. Грозит судом и всемирным поношением, — тонко улыбаясь, продолжал рассказывать Кряжимский.
— Оля, отдай мне этого директора, у меня сегодня какое-то склочное настроение с утра. Хочется разрядиться психически, — плотоядно усмехаясь, попросила у меня Маринка.
— Бери, — пожала я плечами, — только изящно, пожалуйста.
— Это мы всегда! — радостно улыбнулась Маринка. — И по-другому просто не умеем.
— Был еще звонок из прокуратуры, два от граждан в поддержку нашей позиции, один из секретариата заместителя председателя правительства области. Долго крутили, но их в основном интересовало, какому кандидату мы симпатизируем, если публикуем такие материалы.
— Тема? — спросила я, открывая дверь кабинета.
— Все одно и то же, — вздохнул Сергей Иванович, — Спиридонов.
Я молча кивнула и зашла к себе.
Соблюдая утренний ритуал — станешь тут суеверной от такой-то жизни, — я положила сумку на тумбочку, достала пачку сигарет «Русский стиль!» и закурила. После этого развернула номер газеты.
Сергей Иванович, замечательный человек и высокий профессионал, не ограничился только публикацией посмертного письма Спиридонова, он еще напечатал и обширный некролог, в котором подробно рассказал о жизненном пути этого заслуженного человека.
Отдельно на первой полосе стояло" сообщение, что наша газета берет расследование кражи картины ван Хольмса под свой общественный контроль.
Можно понять, откуда взялось желание поругаться со мной у директора картинной галереи и всех прочих граждан, позвонивших сегодня с утра.
Словно в ответ на мою мысль сквозь неплотно закрытую дверь кабинета донесся звонок телефона. Маринка ответила, и уже через несколько секунд молчания я услышала, как она интересуется у своего абонента, а правда ли, что картинная галерея подчиняется Министерству культуры.
— Неужели?! А ведь, слушая вас, я никогда бы этого не подумала!..
Отворилась дверь, и в кабинет вошел Сергей Иванович Кряжимский.
— Ольга Юрьевна, — тихо сказал он, — к вам пришел Диванов Борис Иванович, может быть, вы помните…
— Конечно, Сергей Иванович, — ответила я, — приятель Спиридонова по кличке Диван, вы вчера ему звонили.
— Да, и, к сожалению, он не успел помешать тому, что случилось, — вздохнул Кряжимский. — Он сейчас в сильном потрясении.., хочет поговорить с вами. Вы примете его?
Я встала и вышла из-за стола.
— Приглашайте.
Вошел Диванов. Это был низкого роста старик в старом драповом пальто, давно не чищенном. На голове у него была модная когда-то цигейковая шапка-пирожок.
Посмотрев на меня немного растерянно блеклыми глазами, Диванов застыл в дверях.
— Здравствуйте, проходите, Борис Иванович, — приветливым голосом сказала я и показала ему на стул для посетителей.
— Да, спасибо вам, девушка, — ответил он и зашаркал к стулу.
Тяжело опустившись на него, Диванов посмотрел на меня.
— А вы, значит, будете… — начал он.
— Главный редактор газеты «Свидетель» Бойкова Ольга Юрьевна, — быстро сказала я, садясь не в свое кресло, а на второй стул, который я взяла от кофейного столика и поставила рядом с Дивановым. — Но вы, разумеется, можете называть меня просто Ольгой, — улыбнувшись, сказала я.
* * *— Просто Ольга, — повторил Борис Иванович и, помолчав, сказал:
— Я, собственно, пришел поблагодарить вас за публикацию письма Коли. Второе такое письмо он оставил мне… Ну так, на всякий случай…
— Я в курсе, Борис Иванович, — ответила я, — Николай Игнатьевич мне рассказал о втором письме, правда, он не сказал, кому его оставил…
— В общем-то это и не имеет значения, — махнул рукой Диванов, — вы же его опубликовали, и это главное… Я пришел к вам не только потому, что вы выполнили, как бы это сказать правильнее: свой долг, да? Наверное, долг, — словно ведя диалог с самим собой, проговорил Диванов. — Я прочитал еще в этом же номере, что вы собираетесь как бы расследование начать. — Он взглянул на меня и замолчал, ожидая ответа.
— Да, — твердо сказала я, — нельзя оставлять безнаказанным преступление, толкнувшее этого заслуженного человека на отчаянный шаг… — Диванов смотрел мне прямо в глаза и, расшифровав выражение его глаз как сомнение в моих словах или возможностях, я продолжила:
— Я не утверждаю, что если мы начали расследование, то и найдем преступника. Даже у профессионалов это не всегда получается, а мы только профессиональные журналисты, а не сыщики-криминалисты. Но мне кажется, что если мы будем постоянно декларировать, что расследуем сами и хоть что-то конкретное сделаем в этом направлении, то и следственные органы станут работать активнее. Хотя бы из желания наказать дилетантов…
— Вам в спину надует, — вдруг сказал Диванов, и я заткнулась на середине своей блистательной речи.
— Что? — переспросила я.
— Вы девушка молодая и красивая, — тихо сказал Диванов, — а садитесь спиной к окну, пневмонии не боитесь?
— Не знаю, — честно ответила я, — а что?
Диванов посмотрел на меня со странной смесью сожаления и превосходства.
— Пока мы молоды, мы не бережем здоровье, а как клюнет, извините за выражение, жареный петух, то и спохватываемся, а здоровьишко-то и тю-тю… Вы пересядьте, Ольга, — твердо сказал он мне, и я не решилась ослушаться этого странного старикана.
Встав со стула, я пересела в свое кресло, — Я хочу предложить вам свои услуги, — сказал Диванов, — совершенно бесплатно, как эксперт по делам Спиридонова Коли, — голос его дрогнул, — кроме того, я сам неплохо разбираюсь в живописи. Как-никак тридцать лет отработал на ниве официального искусства.., мда-а…
Диванов заерзал на стуле и, сев поудобнее, достал из кармана пальто упаковку мятных таблеток.
— Будете? — спросил он меня.
Я покачала головой и достала пачку «Русского стиля».
— Ба! — вытаращил на меня глаза Диванов. — Этими смолами вы забиваете легкие и пищевод, это постоянное обжигание слизистой ротовой полости… А цвет лица! Или вам это безразлично?
Я поморщилась и спрятала пачку на место. Покурю спокойно, когда Диван уйдет. Почему-то уже про себя я решила, что он действительно Диван, и никто другой.
— Так о чем вы говорили? — Я вопросительно посмотрела на него.
Диванов кинул в рот одну таблеточку и громко зачмокал.
— Я так успокаиваю нервы, — пояснил он, — потому что не нервничать не могу… Я приехал вчера к Коле… — Голос Диванова задрожал, его плечи мелко затряслись, он громко задышал.
— Вам дать воды, Борис Иванович? — быстро спросила я, честно говоря, испугавшись за него.
— Не надо, — тихо ответил Диванов, — жидкости я уже достаточно сегодня принял… Так вот, — он стал дышать тише и заговорил ровнее и медленнее, — что вас интересует про Колю? Ведь, кроме меня, мало кто знает разные мелкие факты, подробности… Вам же будет нужна какая-то информация.
Я сжала виски руками, пытаясь сосредоточиться. Визит Дивана я представляла себе несколько иным. Его внезапные реплики про здоровье сбили меня с толку.
— А ведь действительно я хотела спросить вас… — начала я, вспоминая странные слова Спиридонова, запавшие мне в память. — Дело касается пропавшей картины ван Хольмса.., вы вообще-то в курсе дела?
— В курсе ли я?! — воскликнул Диванов. — Да я сам лично описывал этого Хольмса еще в те времена, когда после пожара шестьдесят девятого года, вы не помните об этом, пострадали каталоги собрания графа Нарышкина… Ван Хольмс был одним из многих художников живописного цеха Амстердама… В общем-то ничего выдающегося, но от того времени мало что осталось. Знаете ли: войны, грабежи, да и просто время.., время — самый страшный пожиратель всего… Так вот, ван Хольмс…