Вячеслав Денисов - Я никого не хотел убивать
– Жаба душит! – не задумываясь, отвечал я.
– Тебе никто не говорит, что необходимо потратить два с половиной миллиона долларов, чтобы иметь эксклюзивный внедорожник. За наши российские деньги, в пределах четырёхсот тысяч рублей, можно приобрести вполне приличную иномарку.
– А мне за державу обидно, – отшучивался я. – Вот когда наш российский автопром начнёт выпускать автомобили высшего качества, тогда, может быть, и надумаю обзавестись техникой.
Я действительно несколько лет назад прошёл курс обучения, по большому блату сдал экзамены и получил водительское удостоверение. Но в тот момент, когда самостоятельно попытался сесть за руль, внезапно осознал, что мне это совершенно ни к чему. Помимо того, что меня пугали автомобили, движущиеся рядом, и тем более идущие на обгон, у меня вообще не было ни малейшего желания сутками пропадать в гараже, ковыряться в двигателе и при необходимости менять бескамерные покрышки. К тому же я предпочитал жить за счёт какой-нибудь смазливой неопытной девицы, мечтающей как можно скорее выйти замуж, или отдыхал у миловидной вдовы, сутками валяясь на её большом мягком диване. Моей основной задачей было занятие любовными утехами, просмотр телевизионных программ и чтение свежих газет. Если что-то менялось в привычном графике, и вдобавок ко всему начинали возникать вопросы о моей профессиональной деятельности, то я сразу менял место дислокации. В зависимости от благосостояния моей очередной дамы сердца на память обо мне у неё оставались воспоминания о растраченных суммах в долларовом или рублёвом эквиваленте. Так что общественный транспорт меня нисколько не смущал, а при острой необходимости всегда была возможность воспользоваться услугами таксомоторного акционерного общества, или же было достаточно взмахнуть рукой и остановить любого частника, занимающегося извозом.
Поэтому я без особых эмоций вошёл в автобус, предварительно пропустив вперёд вечно снующих пенсионерок и, при наличии свободного места, плюхнулся на сиденье. Лишь постоянно напрягая память, я наконец-то смог отчётливо представить себе Татьяну Зиновьевну Лихачёву. Это была женщина среднего роста, худощавая, стройная, с хорошими манерами и приятной внешностью. Но, несмотря на то, что в постели Татьяна не выказывала признаков флегматичной партнёрши, она всё-таки не проявляла личную инициативу, способствующую улучшению наших интимных отношений. Её дочь, шестнадцатилетняя красавица со смуглой кожей, с такими же, как у матери, длинными локонами тёмно-русых волос, и с оливково-зелёными глазами, также оставила о себе приятные воспоминания. На её счастье, я был аферистом-любовником, но никоим образом не извращенцем, преследующим юных невинных девушек. По столь уважительной причине мне пришлось всего лишь довольствоваться незначительным общением с этим милым кротким созданием.
Воспользовавшись лифтом и поднявшись на седьмой этаж, я решительно нажал кнопку дверного звонка.
– Пашенька, здравствуй! Прости, что пришлось тебя побеспокоить, – залебезила Лихачёва.
Татьяна была в ажурном платье, с узкими бретельками на оголённых плечах, искусно связанным крючком из светло-голубой пряжи мерсеризованного хлопка. По её бледному лицу скользнула мимолётная улыбка. Неприятно признавать, но она была не совсем здоровой женщиной, выглядела гораздо хуже, чем я мог предположить. То ли изнуряющая работа на производстве, то ли следствие неизлечимой болезни довели её до такого жалкого состояния.
Переступив порог коммунальной квартиры, я сразу уловил отвратительный трупный запах. Или, как выразилась Татьяна, разговаривая со мной по сотовому телефону: в их общей прихожей витал запах смерти.
– Здравствуй, лапушка! Здравствуй милая… – добродушно ответил я, скрывая косвенные подозрения о наличие трупа и моё негативное мнение о её внешности. – А ты всё хорошеешь, подруга…
Я постарался скрыть своё упадническое настроение. В глубине души надеялся, что она столь примитивным образом решила заманить меня к себе в гости, а все разговоры об Иване Никаноровиче лишь прелюдия к её тайному замыслу вспомнить былое и как можно скорее затащить меня в собственную кровать. Реальная действительность в виде тошнотворного запаха мгновенно подействовала на меня самым отрезвляющим образом. Я невольно обуздал свои иллюзии об её возродившихся пламенных чувствах и мгновенно спустился с небес на землю. Я абсолютно не интересовал её в роли пылкого любовника. Она никогда бы не набрала номер моего сотового телефона, если бы не поверила, что я действительно являюсь работником следственного отдела.
– Ах, брось, Пашенька, – поспешно поправляя причёску, проговорила она в ответ на мой лестный комплимент. – Вся в делах, вся в заботах. То одно, то другое. В парикмахерскую зайти некогда…
Приглядевшись к ней более пристально, я непроизвольно обратил внимание на тот факт, что вдобавок к физическому недомоганию она ещё и заметно постарела.
– Наши годы нас не украшают! – словно прочитав мои мысли, печально подметила Лихачёва. – Но не стоит огорчаться. Нужно уметь радоваться тому, что имеем.
Она произнесла эти слова с откровенным оптимизмом, вопреки своим болезням и невзгодам.
– Во всяком случае, судя по тебе, этого не скажешь, – благородно солгал я. – С тобой хоть сейчас на танцы…
Она лишь улыбнулась в ответ, но как-то неестественно, словно чего-то стеснялась. Впрочем, в её застенчивости проглядывала непосредственная заслуга плохого дантиста.
По окончанию обоюдных любезностей я машинально окинул беглым взглядом прихожую. Это был длинный и широкий коридор, заставленный какими-то пошарпанными сундуками, деревянными ящиками, полуразвалившимися чемоданами пятидесятых годов, картонными коробками и прочим хламом. Присутствовал здесь и ржавый велосипед, лет, пожалуй, пятнадцать висевший на большом толстом крюке замурованным в стену под самым потолком.
– Где проживает исчезнувший сосед? – поинтересовался я, не желая оставаться в этом бедламе ни одной лишней минуты.
– В нашей коммунальной квартире четыре комнаты, одна кухня, один общественный туалет и одна общая ванна…
– На четверых хозяев, – подытожил я.
– Да, – подтвердила Татьяна. – Если не учитывать мою Леночку…
Она указала на вторую дверь, находящуюся с правой стороны непомерно длинной прихожей. В глубине души я даже позавидовал, что в той коммуналке, которая расположена на Больничном городке в полуразвалившемся двухэтажном доме, где по наследству от родной бабки мне досталась комнатушка в тринадцать квадратных метров, не было такого свободного пространства. Во всяком случае, вместо того, чтобы загромождать ненужной утварью, я нашёл бы для столь просторной прихожей более рациональное применение.
– Иван Никанорыч, по складу характера, отвратительный человек! – продолжила Лихачёва, не заметив моей мимолётной задумчивости, порождённой досадным чувством постыдной зависти.
– Может, по отношению к нему у тебя сложилось предвзятое отношение? – спросил я.
– Если бы… – со вздохом ответила она. – Мы не живём рядом с ним, а только мучаемся!
– Наверное, у него есть какие-нибудь друзья?
– Вообще-то у него замкнутый необщительный характер.
– К сожалению, существует такой тип людей, – согласился я. – Обычно их называют бирюками…
– Иван Никанорович именно таким бирюком и был, – поддакнула Татьяна.
Она сделала задумчивое лицо и словно в противовес своим же словам решительно заявила:
– Но однажды, буквально за неделю до его исчезновения, он пришёл домой непривычно весёлым и жизнерадостным…
– Может, влюбился на старости лет? – машинально полюбопытствовал я.
– Грешным делом, мне в голову пришла точно такая же мысль. Никогда раньше таким счастливым его не видела.
Румянец лёгкого смущения начал заливать её лицо и шею.
– Вообще-то даже самый угрюмый мужчина, в котором прослеживается жёсткость и упрямство, иногда бывает весёлым и жизнерадостным, – лаконично ответил я, и добавил: – В зависимости от величины положительных эмоций…
Подойдя вплотную к двери Ивана Никаноровича, мне даже не пришлось выстраивать цепь логических умозаключений. Резкий трупный запах говорил сам за себя.
– По-моему, уже давно было необходимо сообщить в надлежащие инстанции, – нахмурившись, пожурил я. – Ты обязана была это сделать немедленно, как только впервые почувствовала столь мерзкое зловоние.
– Сначала не придавала этому особого значения, но вчера вечером по-настоящему задумалась о причине его появления.
На её лице отразилось некое подобие жалкой улыбки.
– Первая реакция, несомненно, была направлена на испорченные продукты? – участливо поинтересовался я.
Лихачёва непроизвольно сконфузилась:
– Мне стыдно признаваться, но именно так всё и было. Для начала я вынесла мусорные вёдра, потом заглянула во все кастрюли…
