Александр Каневский - Кровавая Мэри
Борис искренне удивился:
— Зачем это вам?!..
— Это не для себя. Человечество стремительно движется к самоуничтожению, грядёт атомная война… Я попытаюсь сохранить там своих близких или хотя бы продлить им жизнь… Периодически обновляю запасы продуктов, воду…
— У вас есть семья?
— Была жена. Не самая верная. Пела в каком-то эстрадном коллективе. Много ездила. Возвращалась, награждала меня триппером и снова уезжала. Я терпел и прощал. Но однажды ночью проснулся и вдруг осознал: рядом лежит чужая женщина! Встал, забрал электробритву и уехал к маме… Потом произошла наша встреча с Бурцевым, я ему понравился — с этого и началось.
— Вы живёте с мамой? — спросил Борис.
— Она год назад умерла. Отец служил в армии, я его не помню — я был ещё ребёнком, когда он погиб на каких-то учениях. Живу один, в основном, здесь, в офисе.
— Так для кого же бункер?
— Есть, есть дорогие мне люди.
Борис обвёл взглядом копии известных картин, которыми были увешаны все стены кабинета.
— Вы любите живопись?
— С детства. Дед приучил. Он был маляром, и сам немножко рисовал. раскрашивал потолки… Что-нибудь заработав, покупал мне альбомы репродукций. Пока я не научился читать, он мне пересказывал содержание, правда, на идиш, но в доступной форме… — Дуклер подошёл к картине «Иван Грозный убивает своего сына». — Например, эту он объяснил так: «Фатер — трах, киндерах!»…
— У него были враги?
— У деда?
— У Бурцева?
— Кто-то мудрый сказал: для того, чтобы тебе не завидовали, надо быть нищим, несчастным, горбатым и иметь немножко туберкулёза… А Олег был сильным, богатым, преуспевающим, в общем, счастливым человеком. Правда, у него был своеобразный идеал счастья: сидеть в сауне, пить виски, кушать раков и держать очередную бабу за задницу.
— Но всё же он успешно продвигал свой бизнес.
— В бизнесе он — имя прилагательное. Тянул я, и это его устраивало.
— А вас?
— Конечно, нет. Всё мечтал иметь красивый дом, сад, ухаживать за цветами, но… Нельзя откладывать мечту на потом!.. «Потом» не бывает, бывает только «сейчас». А я откладывал, откладывал… Надоело!
— И вы его убили?
Давид снова улыбнулся и, по-отечески, как ребёнку, объяснил:
— Вы не поняли: мне надоела такая жизнь, но сама жизнь мне не надоела!.. Убив его, разве я мог бы продолжать жить?… Я вообще не понимаю, как можно убить человека… Впрочем, вру: я мог бы убить Эйхмана, но и то — только с закрытыми глазами.
Из маминого дневника:
«… Знаешь, сыночка, по ночам я теперь беседую с Шекспиром. Да, да, с самим Вильямом!.. Мне не спится, наверное, ему тоже— поэтому он приходит ко мне, и мы беседуем… Как он велик уже только в одной этой фразе: «Весь мир — театр, все люди в нём актёры!..
Ведь действительно, каждый из нас живёт в собственном спектакле… Радостно жить в комедии, умной, тонкой, ироничной, где каждое твоё появление вызывает веселье и аплодисменты… Можно жить и по-иному, драматизируя любое событие, превращая жизнь свою и окружающих в сплошную трагедию. Всё зависит от нас: ведь каждый не только актёр, но и драматург, и режиссёр, и критик. Поэтому жизнь у одного — многоактный спектакль, с прологом и эпилогом, а у другого — одноактовка, а иногда и просто интермедия… У каждого своё амплуа: скучный резонёр, вечный комик, мрачный трагик, герой-любовник, доверчивый простак… Многих устраивает роль статистов, они не претендуют даже на «Кушать подано!»… Есть и вечные суфлёры, которые подсказывают всем, когда и как себя вести, но сами всю жизнь сидят в будке…
С возрастом амплуа может измениться: только что была лирическая героиня и вот уже — комическая старуха… Можно наплевать на возраст, не менять амплуа, даже в семьдесят оставаться легкомысленной травести, но тогда меняется жанр спектакля: драма превращается в водевиль…
Конечно, каждому хочется сыграть главную роль, а зачастую, играем только эпизод. Но это не беда: эпизод может стать ярким событием и запомниться навсегда… Самое страшное — в конце пути вдруг понять, что была написана прекрасная пьеса, специально для тебя, а ты всю жизнь играла не в своём спектакле, поэтому сыграла плохо, неумело, бездарно, а переигрывать, увы, уже поздно!..
Видишь, мой мальчик, до каких грустных мыслей меня довело общение с Шекспиром?.. Всё! Больше не впущу его в дом — приму снотворное и пусть уходит. С гениями встречаться опасно: они заставляют думать!..»
Было шесть вечера. Они сидели в кабинете у Лукопереца: Борис, капитан Рябой и незнакомая Борису женщина, молодая, коротко остриженная… Каштановые волосы, чуть вздёрнутый нос. большие серые глаза освещали загорелое лицо… Симпатяга! — отметил Борис.
— Подведите предварительные итоги! — приказал полковник. — Это наша новая сотрудница, старший лейтенант Тина Валежко.
Она будет вашим помощником в этом расследовании. — сообщил он Борису.
— Здравствуйте! — Борис галантно привстал и как можно обаятельней улыбнулся своей будущей напарнице. — Очень рад буду с вами работать и…
— Не начинайте петушиться, майор! — прервал его шеф. — Докладывайте!
— Я просто хотел показать новой сотруднице как мы ей рады, — объяснил Борис. — Докладываю: аварии не было — на кузове ни одной царапины. И тормозного пути нет… А если б даже авария и произошла, машина вряд ли бы пострадала, она бронирована, и металл, и стёкла…. Теперь о покойном: на теле ни ран, ни ушибов. Вскрытие не обнаружило ни инфаркта, ни инсульта, ни каких-либо других причин смерти. Следов отравления тоже нет, сейчас изучают возможность применения самых редких ядов… Но есть одно загадочное обстоятельство: в сосудах нет крови.
— Как это нет крови?.. — удивился Лукоперец.
— Это правда, товарищ полковник, — вмешался капитан Рябой, — мы оба разговаривали с экспертами.
— Что значит, нет крови?! — полковник не любил непонятного и начал нервничать — А что у него там, томатный сок или кока-кола?..
— Ни того, ни другого, ни третьего. Пусто!..
— По-вашему, она вытекла?
— Не могла: ранений же нет. Её как-то высосали.
— Как высосали?! — Полковник уже злился и, поэтому, спрятал фотографию внучек в стол. — Кто высосал?!. Вы мне рассказываете фильм про вампиров?
— Вот заключение экспертизы. — Борис протянул полковнику документы — Вы-со-са-ли!.. Но как?.. Тело тщательно исследовано — нигде нет следов проникновения. Возникло предположение, что кровь выкачивали как-то изнутри, через желудок или через печень…
— Через желудок, знаете, что можно добывать!? — полковник был совершенно обескуражен. — Что это за такая особая кровь, которую надо высасывать?.. И для чего?
— Может, его предварительно чем-то заразили и теперь с его кровью хотят делать какие-то опыты, производить вакцину? — высказала предположение Валежко.
— Умница! — Борис с подчёркнутым восторгом взмахнул руками. — Именно так и предположили эксперты… Спасибо за такую замечательную помощницу, товарищ полковник!..
— Прекратите опять начинать, — пресёк его Лукоперец, — продолжайте докладывать!
— Хорошо, продолжаю: я распорядился отследить все отделения переливания крови в больницах и станции переливания в городе.
— Интересно, сколько суток у вас это займёт?.. — Лукоперец всё ещё был в лёгком шоке.
— Проверка уже идёт, надеюсь, завтра к вечеру завершим.
— Смотрите не подведите — я за вас свою работу делать не буду!.. — завершил совещание полковник очередным «перлом». — Все свободны.
В коридоре Борис крепко пожал Рябому руку.
— Спасибо, с вами было приятно работать.
— Это взаимно, Борис Романович!.. Но вы не прогадали от замены, — сказал он, улыбнувшись Тине.
Борис изобразил ревнивого грузина:
— Вах, капытан!.. Зарэжу!.. Это моя помощныца, а нэ ваша! — Когда капитан ушёл. Борис с невинной улыбкой спросил у Тины. — Надеюсь, вы не воспринимаете моё дурачество всерьёз?
— Конечно, нет, — ответила она.
— Жаль!.. Кстати, вы замужем?
— Нет.
— И не были?
— Нет.
— Почему?
Она подумала и ответила:
— Потому что всю жизнь любила одного… Я слышала, и вы до сих пор холостяк?… Почему?
— Потому что всю жизнь любил многих. — Вынул из внутреннего кармана пиджака свою флягу. Открутил крышечку, налил в неё коньяк, предложил Тине — Хотите? За знакомство?
— Я не пью.
— А может, попробуете?.. Армянский!..
Она отрицательно помотала головой:
— Я же сказала: нет!
— Жаль!.. Это помогло бы нам быстрее сработаться. — Выпил сам, закрутил флягу и стал засовывать её под пиджак.
— У вас фляга величиной в средневековый щит, — заметила Тина.
— А она однажды и послужила щитом.
— От пули?
