Лилия Лукина - Если нам судьба...

— Здравствуйте, Елена Васильевна, присаживайтесь. Меня предупредили, что вам наша помощь потребуется. Какая же интересная у вас работа! А вы знаете, нам ведь тоже приходится иногда проводить целые расследования. Порой такие интересные запросы попадаются. Сейчас стало модно свою родословную знать. Раньше ведь как было, знали деда с бабушкой, в лучшем случае, прадеда. Теперь же хотят знать всех поименно, где жили, чем занимались. Наверное, это хорошо, что люди стали историей своего рода интересоваться, как вы думаете? Одно время все больше поступали просьбы подтвердить немецкое или еврейское происхождение, ну это для выезда на историческую, так сказать, родину. Откуда только письма не приходили! Очень много из Сибири было, с Севера, из Казахстана, куда немцев в войну высылали. А сейчас другая мода пошла. Вот, например…

Нет, пора было остановить симпатичную старушку, а то она меня просто заговорит.

— Светлана Николаевна, в моем случае, я думаю, особых сложностей не предвидится, не такое уж это далекое прошлое.

— Да-да, конечно, — видно было, что ей не хотелось слезать со своего любимого конька, но, вспомнив, что я пришла все-таки по делу, она вызвала в кабинет молоденькую девушку Иру и препоручила меня ее заботам.

Я объяснила Ире, что мне нужно посмотреть журналы регистрации свидетельств о рождении за 1974 год по всем районам нашего города. Ира понятливо закивала, рассматривая меня с нескрываемым любопытством, видимо, слухи о моей профессиональной принадлежности уже успели широко распространиться по всему зданию. Не удивлюсь, если чуть позже любопытствующие будут приходить посмотреть на меня, как на редкий музейный экспонат.

— Пойдемте, я проведу вас в зал, где вам будет удобно работать, — предложила Ира.

Комната, громко именуемая залом, напомнила мне своим видом сельсовет времен первых пятилеток: лампы под железными колпаками стояли на страдающих сильной кривоногостью столах, чьи столешницы были деревянными только по краям, а середина покрыта где сукном когда-то зеленого цвета, где дерматином. Стулья заслуживали особого внимания: судя по виду, садиться на них нужно было с соблюдением особого ритуала, известного только посвященным. Мало того, что они были очевидно шаткие, складывалось впечатление, что кто-то специально, старательно, потратив на это немало времени, делал на них ножом зазубрины, исключающие всякую возможность встать с них в целых колготках и без затяжек на юбке. Будь ты трижды «Omsa» и четырежды «SiSi», против наших родных стульев тебе ни в жизнь не устоять!

Спасительница Ирочка дала мне рабочий халат, каких я здесь уже насмотрелась (я обречено его надела — без него здесь действительно было не обойтись), и ушла за документами. Она принесла нужные нам журналы — их оказалось неожиданно много, и мы сели за работу. Ирочка сказала, что по ее опыту за один день можно управиться.

Записи попадались самые разные: аккуратные, сделанные хорошим почерком, и жуткие нечитабельные закорючки с массой исправлений и последующим исправлением исправленного. Когда у меня в глазах от напряжения уже начали чертики плясать, я решила сделать перекур, а Ирочка, якобы, желая показать мне место для курения, пошла вместе со мной. Я прекрасно понимала, что ей просто хочется поболтать — ведь коллеги теперь ее вопросами замучат — не каждый же день к ним в архив живые частные детективы заходят.

— Елена Васильевна, только вы не смейтесь, пожалуйста, а вам стрелять приходилось? — в ее широко открытых глазах было столько восторженного интереса, ну, дитя дитем.

— И неоднократно, Ирочка, — улыбаясь, ответила я. — Правда, в основном в тире, я ведь раньше следователем в милиции служила. Только мне и тогда, и сейчас как-то все больше головой приходится работать.

— А рассказать вы что-нибудь можете? — старательно скрывая разочарование, спросила она. — Ну, из того, что уже не тайна…

Я, вкратце, не называя, конечно, ничьих имен, рассказала ей историю с похудением, совершенно по нашим временам типичную.

Ирочка огорченно вздохнула. Видимо, она рассчитывала на что-то вроде: «Темной ночью, когда молнии пронзали черное предгрозовое небо, отважная частная сыщица Елена Лукова преследовала убегавшего преступника, имевшего на своей совести не одну загубленную жизнь…», или как там пишут в современных детективах.

— Ирочка, если ты хочешь послушать леденящие душу истории, то это не ко мне. Ну, не принято у нас о своих делах рассказывать. Получила заказ, провела расследование, доложила клиенту и расстались. Скажи-ка мне лучше, как ты в архив работать попала.

Оказалось, что Ира с детства зачитывалась историческими романами Яна, Балашова, Пикуля и просто влюбилась в русскую историю. Ей доставляло истинное удовольствие стараться понять, почему события развивались именно так, а не иначе; что в общепринятой истории России сфальсифицировано, а что было на самом деле. Она и на исторический факультет именно поэтому поступила, правда, только на вечерний, потому что работать надо, а то маме одной трудно.

Извинившись перед милой девочкой за бестактность, я спросила, сколько она получает. И, услышав ответ, пришла в ужас. Такую сумму я оставляю два раза в месяц в дамском салоне своему мастеру. Да этих денег на питание на целый месяц не хватит, не говоря уже ни о чем другом. А ей и одеться надо, и выглядеть прилично.

Я внимательно присмотрелась к ней: густые длинные волосы совершенно натурального пепельного, уж в этом-то я разбираюсь, цвета были стянуты на затылке простой черной аптечной резинкой, большие и ясные серые глаза еще не потеряли наивного и доверчивого выражения, прекрасный цвет лица, которое пока не нуждалось ни в каких кремах, и симпатичные ямочки на щеках, появлявшиеся, когда она улыбалась. Да она просто красавица! Если снять с нее этот дурацкий халат, одеть во что-нибудь более приличное, причесать, то смело можно выпускать на подиум. Хотя для модели она низковата, не более метра шестидесяти пяти ростом.

— Ирочка, а почему бы тебе не поискать другую работу, ведь, прости за грубость, за гроши же работаешь?

Она очень удивилась:

— Да ведь мне интересно. Денег, конечно, не хватает, но, по-моему, лучше, чтобы работа была интересная, чем денежная, но скучная. Вы ведь тоже не стали бы заниматься своей работой только из-за денег, если бы вам было совсем уж неинтересно? Да и не получилось бы у вас ничего, если бы без желания, правда ведь?

Я поспешила согласиться с Ирочкой. Ребенок, со временем ты поймешь, что некоторые люди очень легко поступаются своими интересами ради денег, да и не только интересами, и, зачастую, не только своими.

Даже в четыре руки мы копались в бумагах до самого вечера. В конце концов у нас получилось девять пар мальчиков-близнецов, родившихся в Баратове в августе-октябре 1974 года, причем все они имели обоих родителей. Теперь предстояло через адресное бюро выяснять, кто где теперь живет.

С трудом уговорив Иру взять деньги (она совершенно искренне отбивалась, говоря, что это ее работа, а, взяв, ужаснулась, что их так много), я вышла на улицу и только здесь поняла, каким же затхлым воздухом я дышала весь день. Застоявшиеся запахи пыли, плесени и старых бумаг составили в результате смесь, пригодную для использования в военных целях для проведения газовых атак. У меня было ощущение, что не только моя одежда и волосы, но и я сама пропиталась им насквозь.

Я поехала домой, налила ванну, добавила в воду пену с ароматом цветущего лимона и с наслаждением туда за бралась. Васька, как обычно, устроился на стиральной машине в ожидании того, когда я вытащу пробку, и вода начнет, к его изумлению, совершенно непонятно куда исчезать. В эти минуты он, ужасно волнуясь, то спрыгивал на пол и заглядывал под ванну, то снова залезал на стиральную машину или раковину, постоянно недоуменно на меня оборачиваясь, чем необыкновенно меня веселил. Но до этого момента было еще далеко, и я по привычке взялась анализировать прошедший день. Личность Матвея необыкновенно заинтересовала меня, если не сказать заинтриговала. Я восстанавливала в памяти всю нашу встречу — как он разговаривал с родными, со мной, как он двигался, смотрел. И постепенно пришла к выводу: что-то здесь не так, что-то не стыкуется.

Начала снова прокручивать в памяти все события вплоть до самых, казалось бы, незначительных. Вот оно! Я поняла — глаза. Когда он разговаривал по телефону и я его рассматривала, то обратила внимание, какие у него большие синие глаза, а когда он, возвращая фотографию, посмотрел на меня, то глаза у него были темно-се-рые. Спрашивается, почему? С чего бы вдруг его глаза изменили цвет? А отчего, вообще, глаза цвет меняют? Говорят, это зависит от освещения, настроения. Так, освещение не менялось, это отпадает. Значит, изменилось настроение.

Наш разговор продолжался не более двух минут. Брал он фотографию — глаза были синие, возвращал — темно-серые. Почему? Ответ напрашивается только один — он знает этих близнецов, но по каким-то причинам не хочет об этом говорить. А поскольку он не из тех людей, которые меняют свои решения, то разгадку мне придется искать самой.