Марина Серова - Под ручку с мафией
— Он нужен вам так же, как сушеные мухи?
— Нет, как маринованные тараканы!
— Понятно. Для очередных кулинарных изысков.
— Для освоения ясновидения! — прошептала я ему на ухо.
— Как интересно! — он вытянул губы трубочкой.
— Не лицемерь, Станислав, ты эту науку уже превзошел.
— Вот как? При помощи справочника?
— Несомненно. Как же иначе, не обладая таким даром, ты смог бы отыскать в нем номер моего телефона? Среди десятков-то Ивановых?
Оп-па! В точку! Шлепает губами, молчит Стасик. Свою визитку я Шубаровым не давала. Смеюсь, делаю вид, что удачно пошутила.
Давай, милый, выворачивайся, а то разозлюсь сейчас и вопреки всем своим планам прямо здесь аборт тебе сделаю! Вытащу из тебя все на мое обозрение.
Наконец он нашелся:
— А я обзванивал всех Ивановых подряд. На шестом или восьмом номере попал на вас. Повезло, конечно!
Я была в восторге, даже, не удержавшись, погладила его по щеке.
— Было бы правдоподобнее, если бы ты ответил сразу, не раздумывая.
Он скорчил гримасу обиженного пятилетнего мальчика. Но я уже не шутила.
— Ты, любезный Станислав, вообще волшебник телефонных переговоров. Или, точнее, ученик волшебника. Но очень способный. Отъезжая от вашего дома, я видела, как ты разговаривал по телефону, и представь, какое совпадение, сразу после этого со мной приключилась масса неприятностей. Признайся, ты звонил учителю?
На него было так жалко смотреть, что я на прощание поцеловала его лоб. Правда, выйдя из дверей, едва не сплюнула, но плеваться молодой, красивой женщине на виду у всех не позволяют приличия.
Глава 4
«Отряхнем его прах с наших ног!» — фраза вдвойне святая и по евангельской, и по коммунистической памяти.
Время от времени прах с ног отрясать полезно — ноги будут чище, здоровее, а значит, двигаться станешь резвее и уверенней.
Выйдя на улицу, стряхнула я с себя Шубаровых и все, что с ними связано. Ситуация через Станислава теперь заряжена мною до хорошего разогрева, все остальное терпит, пусть будет у меня тайм-аут. На сегодня достаточно. К тому же я не успела размяться перед гимнастическими упражнениями в прихожей. Мышцы ноют. Значит, едем к Косте Чекменеву. Позволим себе хороший массаж и парную баню.
В раздевалке извлекла ключ из потайного местечка и открыла шкаф со своим снаряжением. Переодеваясь, с удовольствием прислушивалась к звукам, доносившимся сверху, — глухие удары, вскрики, дружный топот. Костя гоняет своих подопечных.
Константин зарабатывал на хлеб насущный, преподавая технику самообороны и поведения в экстремальных ситуациях, на что имел соответствующую лицензию от властей предержащих. В городских спортивно-мордобойных кругах имел авторитет классного рукопашника, слегка, правда, подпорченный упорным нежеланием следовать какому-либо определенному стилю и твердо устоявшимся презрением к любого рода правилам. Его манера ведения боя была дикой и прекрасной смесью приемов, надерганных изо всех видов единоборств и удивительно гармонично увязанных друг с другом.
Заметив меня, Костя кивнул, коротко бросил: «Разминайся!»
В зале происходило нечто, напоминающее групповую драку. Около двух десятков человек обоего пола, пестро и разнообразно одетых, самозабвенно колошматили друг друга. Удары наносились не в полную силу, но со стороны выглядели довольно чувствительными. То и дело кто-нибудь из участников, оказавшись на краю побоища, выходил из борьбы, отбегал в сторону, переводил дух, оперевшись о собственные колени, и опять кидался в драку. Задерживавшихся Костя подхлестывал резкими окриками.
Здесь его надлежало слушаться беспрекословно, и я занялась собой, продолжая следить за тренировкой. Константин то и дело, заходя с разных сторон, нырял в свалку. Его не щадили, но он, играючи отмахиваясь от зуботычин, целеустремленно добирался до намеченной жертвы, недостаточно активно, на его взгляд, работающей конечностями, добросовестно «обрабатывал» ее и так же легко выбирался из этого водоворота. Участники выматывались все больше, и Константин наконец остановил драку.
— Все, все, все! Закончили! — крикнул он, хлопая в ладоши. — Восстановились!
Никто не сел и не лег, хотя, видно было, многим очень хотелось. Вместо этого Константин погнал их вокруг зала легкой трусцой. Вначале бегуны, особенно девчонки, едва переставляли ноги. Но потом бежали все легче и через несколько кругов чувствовали себя вполне сносно.
— Групповой спарринг? — спросила я у подошедшего Константина.
— Уличная махаловка. Здравствуй, Таня.
— Привет! А не покалечатся?
— Что ты, я же слежу! Подожди еще пару минут, скоро я их вытурю.
Когда зал опустел, Костя с улыбкой обнял меня.
— С чего начнем?
Он сделал несколько мягких, быстрых движений из у-шу, закончил короткой, резкой связкой карате.
— Нет, нет! — запростестовала я, помня о слегка потянутых связках. — Давай удары корпусом и уход, но без подножек.
Константин нырнул вперед, подсел, по-утиному передвинул ногу, выпрямляясь и поворачиваясь, с силой толкнул меня плечом. От неожиданности я потеряла равновесие и грохнулась бы навзничь, не поддержи он меня. Вырвавшись, я отступила назад, выполнила короткий мах ногой и прыгнула вверх и вперед с поворотом в воздухе, поджимая ногу. Проделано все было достаточно быстро, и Костя принял грудью удар моего тела. Правда, в момент контакта он уже оседал вниз, и поэтому результатом нападения был мягко выполненный им кувырок назад. Секунда — и он стоял в боевой стойке «лук и стрела».
Спасибо Константину, в норму он привел меня умело и быстро. И разогрел, и промассажировал, и сауну предоставил в полное мое распоряжение. Благодаря ему я устала телом и отдохнула душой. Вернулась в себя настолько, что, выйдя на улицу, на предвечернее уже солнышко, почувствовала приливную волну здорового оптимизма. А это значило, что тайм-аут завершен. Раз так, то мне, конечно, в первую очередь требуется телефон.
— Алло! — прозвучал в трубке голос Кирьянова.
— Добрый день, Владимир Сергеевич, Иванова беспокоит.
— Здравствуйте, здравствуйте, Татьяна Александровна! — Голос Кири радовал сердечностью. — Очень хорошо, что вы позвонили. Вы можете сейчас ко мне приехать?
— Да, разумеется, — ответила я, взглянув на часы. — Буду через сорок минут.
— Я выйду вас встретить.
Кирьянов дал отбой.
Повесив трубку автомата, я на ходу достала заветный мешочек из мягкой замши, выкатила на ладонь кости: 2+18+27 — «Готовьтесь к скорым волнениям».
Что ж, не привыкать!
Я не задержалась, прибыла минута в минуту, а Володенька уже ждал меня на Дзержинском перекрестке.
Киренька, синенький, крупнопогонненький, стоит себе, будто и дел у него больше нет никаких, меня ждет. Что-то хмурый он какой-то. Смотрит и не узнает. Понятно.
Я, едва заметно кивнув ему, поворачиваюсь и ухожу вверх по Дзержинской.
Неприятности какие-то у подполковника. Что-то он захотел в конспирацию поиграть.
Об этом я и спросила у него, когда он догнал меня и поздоровался. Нет у него неприятностей. Счастливый он человек! Озабоченность есть, угу. Озабочен мною? Как это приятно! Озабочен мною до конспиративности. Киренька, что ты? Да не смеюсь я и не думаю даже. Дело нехорошее? Шубаровых? Так-так-так, давай, давай. Ага, в Греции были, а здесь обчистили их дом. Почему, странно? Замки не сломаны, окна не выбиты? Как это? Будто ключом открыты? Действительно, странно. Да, есть у них такой работник Коврин. Твой тезка, Володя. Ого! Среди дня ушел от них на пару часов, а вернулся — дело сделано. Так, он и позвонил, значит. А сам он не мог? Лох. Совок. Фраер. Понятно. Подписался о невыезде и весь как на ладони. Очень хорошо! Ну и где он сейчас? Выехал? Нет? Я его, Киренька, вчерашним вечером воочию видела. Мельком, правда. Тот самый мужичок в старом пуховике, у шубаровского особняка вышедший из калитки, сразу как я подъехала. Что? Вот это номер! В реанимации! Четыре ножевых! Выходит, сразу после того, как я его видела. Это он тогда в темноту-то навстречу ножу пошел, бедолага! В какой, ты говоришь? Так. В первой городской, в реанимации. Я запомню. Знает больше, чем говорит. Как молчит? Так, наглухо! Интересно. Стас — наглухо! Коврин — наглухо! Этого — ножом! Того — шантажом! Вот что, подполковник, чтобы озабоченность твоя мною и дальше тебя донимала, дай-ка я тебя сейчас, да принародно! И не сопротивляйся, не смей!
Я обняла Вовку Кирьянова за шею и, не ерничая нисколько, ну, может, только самую малость, крепко поцеловала в губы, чуть дольше, чем следует, продержав момент контакта.
— Спасибо, Володенька, век твоей доброты не забуду!
— Танюха! — коснулся он моих волос. — Ты же умная девочка, ну, не перебегай дорогу нашим, не ищи неприятностей!
— Я и не ищу их, товарищ подполковник, они меня сами находят. А с вашими я конкурировать не собираюсь. Ограбление дома меня не интересует, по крайней мере — пока. Люди — Шубаровы, Коврин — да, а ограбление дома — нет. Так что книжный шкаф — один, а полки — разные. Понимаешь?
