Владимир Монастырев - Свидетель защиты
Андрей Аверьянович не собирался возражать: чем больше он узнавал о своем подзащитном, тем меньше верил, что Олег мог ограбить старуху. Но риторические восклицания, даже если они искренни, доказательством служить не могут, поэтому Андрей Аверьянович воздержался от восклицаний.
— Можно посмотреть комнату, в которой жили ваши сыновья? — спросил он.
— Конечно, — сказала Вера Сергеевна, — идемте.
В соседней комнате стояли две узкие кровати, застланные одинаковыми светло-серыми покрывалами. Тут было два небольших письменных стола, два узких стеллажа с книгами. И здесь на стенах висели офорты и репродукции с картин. Андрей Аверьянович легко — и по книгам, стоявшим на полках, и по репродукциям — определил, какая половина принадлежала Олегу, какая — Игорю. У младшего опять был Нисский — яхты у причала, старший прикнопил на стену вырезанных из журналов «Шоколадницу» Лиотара и обворожительную Сильвану Пампанини, с волосами, захлестнувшими половину лица.
У Олега на полках стояли школьные учебники, стихи Мартынова и Смелякова, Евтушенко и Тютчева. На полках у старшего несколько специальных книг по математике и физике, учебник по автоделу, англо-русский словарь.
— Беллетристику Игорь читает? — спросил Андрей Аверьянович, обернувшись к Вере Сергеевне.
— Да, читает. Почему вы спросили?
— На его полках вовсе нет художественной литературы.
— Олег у нас книжник, поэтов он даже покупал, а Игорь пользовался книгами из библиотеки.
— Он состоял в той же, что и Олег?
— Нет, он последнее время не состоял в библиотеке, читал то, что приносил Олег.
— У них совпадали вкусы?
— Не всегда. Но Олег нередко брал по две книги — одну для себя, другую для Игоря.
Андрей Аверьянович еще раз окинул взглядом комнату. Разные люди в ней жили. Молодые, еще не окончательно сформировавшиеся, испытывавшие, казалось бы, одинаковое влияние школы и семьи, но такие разные. Что ж, так бывает: в одной семье растут дети совершенно непохожими по характеру, по наклонностям и дарованиям. Как в той сказке: «Старший умный был детина, средний сын и так, и сяк, младший вовсе был дурак…»
— Вы сказали — Олег покупал книги. — Андрей Аверьянович взял с полки томик стихов Мартынова. — Он что же, просил у вас денег на эти покупки или экономил на завтраках?
— Случалось, что экономил, иногда просил рубль, и я ему не отказывала.
— А Игорь получает стипендию в институте?
— Нет.
— И вы ему, как и Олегу, выдаете деньги на завтрак и на кино?
— Да.
— И он довольствуется этим?
Вера Сергеевна пожала плечами:
— Все необходимое у детей есть, а бездумно тратить деньги они не приучены. В конце концов, если бы Олегу очень понадобилось тридцать рублей, он попросил бы, я в этом уверена.
— А Игорь?
Вера Сергеевна помедлила с ответом:
— Н-не знаю. Он никогда не обращался с такими просьбами. Ни разу.
Андрей Аверьянович поставил Мартынова на место, в последний раз оглядел комнату и вышел в переднюю. Поблагодарив за гостеприимство, он стал прощаться.
— Я с вами, — сказал Михаил Михайлович, — мне нужно еще побывать на заводе.
Некоторое время они шли молча.
— В голове не укладывается, — первым заговорил Михаил Михайлович. — Не Игорь, а именно Олег…
— А Игорь, вы полагаете, мог бы ограбить старуху? — прямо спросил Андрей Аверьянович.
— Я этого не говорю.
— Я совсем не знаю вашего Игоря. Почти не знаю, — поправился он. — В деле имя Игоря встречается, хотя его и не допрашивали. А надо бы. Мне думается, об ограблении старухи он знает не меньше Олега. Может быть, даже больше… Я полагаю, с вами можно и нужно говорить откровенно…
— Да, конечно, — тотчас подхватил Михаил Михайлович, — я буду вам благодарен.
— Я не верю в то, что преступление совершил Олег. Он взял на себя чужую вину. Чью? Может быть, вину человека, которого мы не знаем, но которого хорошо знает Игорь. А может быть, и самого Игоря.
Они вышли к троллейбусной остановке.
— Пройдемся пешком, — предложил Андрей Аверьянович, — если не возражаете.
— Да, да, пройдемся, — согласился Михаил Михайлович. — Это трудный разговор, но без него не обойтись… Вам следует знать, что Игорь и Олег сводные братья. Игорю было немногим больше года, когда мы с Верой поженились. Я усыновил мальчика, мы уехали в другой город, чтобы никто не знал, что Игорь не родной сын мне. И никто не знал. Родился Олег, и мы изо всех сил старались одинаково относиться к сыновьям, вплоть до того, что покупали им одни и те же игрушки, одевали в одни и те же костюмчики. Упаси бог нарушить это равновесие! И они росли совсем разные. Не могу сказать, что у Игоря были какие-то недобрые задатки или склонности, но он эгоистичен, упрям, самоуверен. Олег ласков и покладист, боготворит мать… А мы к ним, таким разным, с одним воспитательным аршином, с одной мерой ласки и строгости… Это же в любой сфере беда, когда на одну доску ставят умного и дурака, мерзавца и порядочного, даровитого и бездарного. И не только на одну доску ставят, но случается, что дураку или мерзавцу отдают предпочтение. Когда мы видим такое, возмущаемся, негодуем, взываем к общественному мнению, а в семье у нас нередко творится то же самое, и мы не замечаем или не хотим этого замечать… Игорь был трудный мальчик, а мы не могли, не умели быть с ним жестче, нежели с Олегом… Не подумайте; пожалуйста, что я оправдываюсь, на кого-то перекладываю хотя бы часть ответственности. Нет, не перекладываю. Наши дети — это наша доблесть или наша вина.
Прошли еще одну троллейбусную остановку.
— Скажите, — спросил, Андрей Аверьянович, — как Олег относился к брату?
— Любил.
— И был всецело под его влиянием?
— Этого бы я не сказал. При всей человеческой мягкости Олег имел характер самостоятельный. Нет, он не был под влиянием брата, особенно последний год: Игорь поступил в институт, и они заметно отдалились друг от друга.
Еще помолчали.
— Не буду вас обнадеживать, — наконец сказал Андрей Аверьянович. — Я постараюсь доказать, что Олег не совершал преступления. Может быть, сумеем выяснить, почему он взял на себя чужую вину…
— Я вас понимаю. Поверьте, что я хочу только одного — развязать этот узел.
Они распрощались. Андрей Аверьянович весь вечер вспоминал этот разговор. Седых был искренен и ничего не хотел скрывать. Другое дело, что он не все мог договорить до конца — слишком глубоко пришлось бы ему проникнуть, в сложный и, наверное, противоречивый мир их семейной жизни, куда он не хотел углубляться. Но он сказал достаточно, чтобы Андрей Аверьянович понял и узнал главное, что ему надо знать о жизни Игоря и Олега в семье.
8
Зазвонил телефон. В конторе выдался тихий час, Андрей Аверьянович один сидел за своим столом. Он встал, подошел к телефону и услышал в трубке глуховатый от волнения женский голос:
— Мне нужен адвокат товарищ Петров.
— Я вас слушаю, — ответил Андрей Аверьянович.
— Мне очень нужно с вами поговорить.
— Если очень нужно, приходите в нашу консультацию. Знаете, где она помещается?
— Знаю. Когда можно прийти?
— Можете зайти сейчас. Вы далеко?
— Нет, недалеко. Спасибо.
Трубку на том конце провода повесили. Андрей Аверьянович постоял, глянул в окно. Подняв воротники, втянув голову в плечи, торопливо пробегали мимо прохожие. Вперемешку с дождем падал на землю мокрый снег. Он таял на тротуарах, на мостовой и только кое-где, в ложбинках, под окнами, оставались белые мазки. «Мерзкая погода», — подумал Андрей Аверьянович, но подумалось просто так, без огорчения. В такую погоду хорошо работалось, думалось, ничто не отвлекало и не дробило мысли.
Не успел Андрей Аверьянович снова сесть за стол, как в комнату вошла девушка в светлой вязаной шапочке, в пальтишке с белым меховым воротничком.
— Вы товарищ Петров? — спросила девушка, напряженно тиская в руках перчатки.
— Да, я товарищ Петров, Андрей Аверьянович. С кем имею честь?
— Моя фамилия Смирнова, я учусь в одном классе с Олегом Седых, и мне очень нужно с вами поговорить. Я узнала, что вы были у нас в школе и очень пожалела, что не увидела вас там…
Все это было сказано на одном дыхании, тем же глуховатым от волнения голосом, что звучал в телефонной трубке.
«Звонила из автомата на углу, — отметил про себя Андрей Аверьянович, — поэтому появилась здесь так быстро». Вслух он произнес:
— Садитесь. И скажите, как вас зовут?
— Мария, — опускаясь на стул, ответила девушка.
— Друзья зовут вас Машей?
— Да.
— Если не возражаете, я буду называть вас так же.
— Конечно, пожалуйста.
— Итак, Маша, что же вас ко мне привело?
Девушка заговорила не сразу. Начало своей речи она, скорее всего, приготовила заранее, но сейчас все вылетело из головы, и она собиралась с мыслями. Андрей Аверьянович молчал, не желая до времени помогать ей. Пока что он из-под приспущенных век внимательно смотрел на нее.
