Алан Глинн - Корпорации «Винтерленд»
— Это значит, — отвечает Нортон, снова запрокидывая голову, — залезай в машину.
Ноэль тупо таращится. Понятно, что Нортон не хочет ставить под угрозу проект, но ведь…
Надо потянуть время.
Или ему ничего не понятно? Или, будучи инженером, он воспринимал все через призму нюансов и не видел главного? Зато теперь все встало на свои места. Он неожиданно прозрел. Все очень просто. Как ни крути, с начала шестидесятых в Ирландии не затевалось строительства, сравнимого по масштабу с Ричмонд-Плазой. В те годы страна переживала агонию запоздалой индустриальной революции, и какая-нибудь простецкая восемнадцатиэтажная стеклянная коробка типа Либерти-Холла[13] казалась пределом мечтаний. Здесь же мы имеем дело с проектом необычным, авангардным. Ничего удивительного, что у всей страны на него так твердокаменно стоит.
Ноэль оглядывается.
…А для Пэдди Нортона Ричмонд-Плаза со всеми ее сорока восьмью этажами — не просто замах на самое высокое здание во всей гребаной Европе, не просто проект века, это… это…
Его обложили. Слева стена, сзади — его автомобиль, перед ним — автомобиль Нортона с хозяином, а Фитц по правому флангу.
— Слушай, Пэдди… — произносит Ноэль. В его голосе появляется нервная трусливая дрожь, он ее презирает. — А тебе не приходило в голову предложить мне, к примеру, взятку?
— Надо же, какая отличная идея! — восклицает Нортон и смеется. — Ты знаешь, не приходило. И скажу почему. Да потому, что упертое мудачье типа тебя не берет взяток.
Ноэля начинает мутить.
— Потом, заплати я тебе даже миллионы, проблема бы осталась. Где гарантии, что ты вышел бы из игры? — Он стучит пальцем чуть правее виска. — А я ищу душевного покоя.
Вдруг Ноэля осеняет.
— А как же быть с Флинном?
И сразу жалеет о сказанном: вероятность того, что Нортон не учел это обстоятельство, близка к нулю.
В любом случае в этот момент на сцену выходит Фитц:
— Мы уже с ним сегодня перекинулись словечком.
Ноэль озирается. Перекинулись словечком? Теперь это так называется?
— Что это значит — «перекинулись словечком»?
— Мы с ним поговорили: немного бабосов и несколько поляроидов. И все, вопрос снят.
Ноэль по-прежнему не догоняет; он запутался. Он снова поворачивается к Нортону:
— Бога ради, Пэдди, я же не…
— Ноэль, послушай, — произносит Нортон, задумывается, снова переводит взгляд себе под ноги.
— Что? — вопрошает Ноэль. Он даже делает шаг вперед. — Что?
Нортон выдыхает; его настроение заметно меняется.
— Понимаешь, все зашло уже слишком далеко. Тебе это известно не хуже, чем мне.
И тут в голове Ноэля все складывается: пазл собран. В желудке начинается катавасия; в горле появляется неприятный привкус. Ноги вросли в землю и не слушаются.
— Это из-за племянника? — спрашивает он почти шепотом.
Нортон кивает:
— Естественно. — Опять переводит дыхание. — Все. Полезай в гребаную тачку.
7
Наконец-то в доме тишина. Покой. Девочки уснули. Клер только что пошла наверх. Телик выключен. Телефон тоже навряд ли зазвонит. Дермот Флинн поднимается с дивана, идет на кухню. Он открывает холодильник, достает из морозилки водку. Наливает в первый попавшийся стакан солидную порцию. Прямо у холодильника подносит стакан к губам, заглатывает прозрачную вязковатую жидкость в три приема.
Смотрит в окно — туда, где обычно находится сад, но сейчас поздно, темно, и вместо сада он видит лишь собственное отражение в стекле. Оно пялится на него въедливым недружелюбным взглядом.
Сердце стучит как сумасшедшее.
Через несколько минут водка делает свое дело: она прожигает путь спасения, пролегающий через желудок… и через страх. Вскоре она впадает в кровеносную систему, начинает бодро плескаться в ней, посылать мозгу сигналы тепла и радости.
Он уже не чаял.
Много часов подряд только об этом и мечтал — почти что с середины дня.
Тогда все и случилось. Вдруг, нежданно-негаданно. На улице — перед офисом. Он как раз возвращался после перерыва. С банкой диетической колы.
Флинн наливает еще одну убойную порцию, убирает бутыль в морозилку. Опять закидывает в себя жидкость — на этот раз в два приема, — ставит стакан в раковину.
Тащится в гостиную.
Ох, тяжело ему далось молчание. Тяжело было весь вечер держать все внутри, не поделиться с Клер. Но нужно было подумать. А теперь нужно решить, как им жить дальше. Он мог бы выпить и раньше, но не хотелось размазываться, не хотелось подуреть и ненароком что-то ляпнуть.
Остается лишь надеяться, что его паника не передалась девочкам.
Он оглядывается. Ну и бардак! В любой другой день он бы прибрался: сложил бы цветные карандаши, раскраски, Барби, разбросанную одежду, пустые коробки от «Шрека» и «Волшебника страны Оз», — но сейчас он оставляет все как есть. Проходит через двойные двери в комнату, претенциозно именуемую столовой. Какая там столовая — сюда даже приличный обеденный стол не влезает. Зато для кабинета эта душегубка сгодилась в самый раз.
Он прикрывает за собою дверь, подходит к столу, садится. Пару часов назад, вернувшись домой, он первым делом рванул сюда и кинул портфель под стол. Теперь он достает его, отпихивает ноутбук в сторону, кладет портфель на стол.
Сердце не унимается.
Он выпил так много и так быстро, что, казалось, должен был бы уже захмелеть, но, видимо, алкоголь с адреналином все еще соревнуются, не могут решить, кто первый.
Флинн собирается отщелкнуть замочек портфеля, делает глубокий вдох, застывает. Поднимает глаза, оглядывает комнату. Перед ним на стене — плакат с выставки дизайна. На других трех — книжные полки. Криво вздымаются с полу горы журналов и прочей мукулатуры. Девяносто процентов периодики — по архитектуре и инженерии: среди них — руководства по созданию технических чертежей, книги по строительству небоскребов, номера «American Architect and Advanced Structural Review».
Он отщелкивает замок.
Мужик был бледен и худощав. Одет в джинсовую куртку. Глазки маленькие, что твои бусинки.
— Дермот Флинн? — спросил он.
Флинн кивнул. От незнакомца веяло угрозой, но говорил он учтиво, вел себя корректно. Он протянул Флинну плотный коричневый конверт и улыбнулся.
— Босс, это вам, — произнес он, — маленький сюрприз.
Одной рукой запихивая в карман банку колы, другой Флинн пытался прощупать конверт.
— Что это? — спросил он в недоумении. — И кто вы?
— Я посланник, ответил неизвестный. — А вот и послание: отчет, ну сами знаете какой, — уничтожьте его. И все файлы, связанные с ним, тоже убейте. И никогда никому об этом ни слова, ладно?
Флинн недоверчиво уставился на гражданина.
Тот кивнул на конверт.
— Там, внутри, две темы, — продолжал он. — Одна докажет, что мы умеем быть щедрыми, а другая — что мы способны доставить серьезные — и, когда я так говорю, я имею в виду действительно серьезные неприятности. — Он снова улыбнулся, но на этот раз жиденько и как-то менее убедительно. — Ну вот, теперь понятно?
Флинн напрягся. Шок, замешательство. Он молчал.
— Я спрашиваю, теперь понятно, да, босс?
— Послушайте, я не знаю…
Незнакомец метнулся вперед:
— Ты мне тут, сука, брось со своими «послушайте» и «я не знаю», ясно?
Флинн аж отпрянул от такой неожиданной смены тактики.
Тот что, реально хотел стукнуть его головой?
— Да, ясно, — произнес он, примирительно поднимая вверх свободную руку, — все ясно. — Он собирался было добавить: «отдохни», или «отвали, дружище», или даже что-нибудь похлеще… но не издал ни звука.
— Ты, сука, в конверт загляни, — произнес незнакомец, — тебе, блин, все станет ясно.
Затем он развернулся и ушел.
Флинн поднялся в офис, дошел до стола, открыл конверт, изучил содержимое.
И сердце его остановилось.
Сейчас он приподнимает портфель, заглядывает внутрь. Достает то, что переложил туда днем: листок бумаги с двумя приклеенными скотчем поляроидами и ровненькие кирпичики кэша.
Кирпичики вполне упитанные, состоят из пятидесяток — здесь, наверное, тысяч сто евро.
Но сердце остановилось, конечно, не потому.
Он переводит взгляд на поляроидные снимки.
На верхнем — Орла: выходит из ворот школы Святой Терезы. На ней зелено-серая форма, в руках — школьный портфель. На заднем плане резвятся дети. На нижнем снимке — Нив: она тоже в форме, но одна; идет, скорее, бежит вприпрыжку по улице, напоминающей Эшлиф-авеню.
Флинн делает еще один глубокий вдох, медленно выдыхает.
Немигающе смотрит на подписи в белых рамках под обеими фотографиями. В них черными чернилами, по-паучьи, от руки выведено три слова: «Покойся с миром».
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
