Марина Серова - Найти то – не знаю что
Обернувшись, я поняла, что именно: из своего купе вышел Борис Алексеевич, который ничего плохого ему пока не сделал. Но, видимо, у Владимира Ивановича были по этому поводу свои соображения.
Он не произнес ни слова, пока Борис Алексеевич не поравнялся с нами.
— Здравствуйте, — поприветствовала я того на правах старой знакомой.
— Добрый день, — ответил мне Борис Алексеевич вежливо, но настолько холодно, будто мы не просидели с ним вчера за одним столом весь вечер или будто не были знакомы совсем, после чего отправился в тамбур по своим делам, а на обратном пути и вовсе не проронил ни слова и даже не взглянул на меня.
Меня настолько изумило его поведение, что я пропустила несколько фраз опять разговорившегося толстяка, и поэтому его вопрос застал меня врасплох:
— А вы как думаете?
— Я с вами согласна, — улыбнулась я. Надо же было что-то ответить.
По тому, как он отреагировал на мои слова, я поняла, что согласилась с какой-то его безумной фантазией. Моего согласия он явно не ожидал и теперь сиял, как медный таз.
— Вы мне напомнили сейчас одну мою знакомую… — начал он очередной длинный монолог, и я опять отвлеклась.
«Что бы это могло значить? — думала я. — Отчего такая холодная вежливость? Такое впечатление, что он позволил себе вчера что-то лишнее и теперь жалеет об этом. Но он не позволил ничего такого, что… Или я не заметила? Но что? Или дело в другом? Может быть, я заслужила его холодность тем, что разговариваю теперь с этим толстяком? Что за детский сад! Он слишком умен, чтобы смешить меня сценами ревности! Да и с какой стати?»
— А позвольте вас спросить, — услышала я и вынуждена была снова переключить внимание на своего собеседника, чтобы не оказаться в дураках. — Зачем вы едете во Владивосток?
— Путешестую, — ответила я, — а вы?
— Ну, мы — совсем другое дело, работа… — неопределенно ответил он.
— Надолго?
— Денька на три-четыре, а может, на неделю.
— А что не по воздуху?
— Знаете, как говорится, тише едешь — дальше будешь.
— Впервые будете во Владивостоке?
— Второй раз, но первый лет десять назад, так что боюсь не узнать Владика.
Дальнейшие его воспоминания не произвели на меня впечатления и никаких полезных сведений о себе не содержали, поэтому я постаралась закончить наше «рандеву» при первой же возможности.
* * *Еще рано утром мы проехали Самару, поэтому обед нам принесли уже недалеко от Оренбурга.
На этот раз я делила его с моим новым соседом по купе, Геннадием Родионовичем, как он представился мне за полчаса до обеда.
Геннадий Родионович сменил свою майку на довольно элегантную рубашку и, хотя и остался в зеленых спортивных штанах, приобрел довольно цивилизованный вид. Чтобы рассмотреть меня как следует или же просто для солидности, он нацепил очки в золотой оправе. Из всего этого я сделала вывод, что он смирился с моим присутствием в его купе и даже стремится произвести на меня впечатление.
За обедом мы вели светскую беседу, которая в основном сводилась к обмену любезностями.
— Будьте так добры, передайте мне кусочек хлеба.
— Еще глоточек лимонада?
— Если вам не трудно…
— Благодарю.
— Не стоит благодарности.
Но незаметно мы перешли к более содержательному разговору. Инициатором этого перехода, разумеется, была я.
— Насколько я понимаю, вы занимаетесь финансовой деятельностью?
— Некоторым образом. Я работаю в банке.
— Первый раз в жизни обедаю с банкиром.
— Ну, не совсем банкиром…
— Наверное, это очень сложная работа? И наверняка опасная? Ваш банк не пытались ограбить?
Банкир впервые снисходительно улыбнулся:
— Вы, наверное, любите детективы?
— Нет, просто я ужасная трусиха. И не представляю, что бы делала, если бы на меня направили пистолет.
Мои слова оказали на банкира должное впечатление, он показался себе мужественным и бесстрашным. Мужчины такого типа любят находиться в компании женщин истерического типа, это поднимает их в собственных глазах.
Геннадий Родионович расправил плечи и посмотрел на меня сверху вниз, хотя был одного со мною роста.
— Ну, для этого у нас есть охрана, кроме того, имеется сигнализация, — с нескрываемым чувством превосходства сообщил он мне.
— У вас, наверное, совсем не бывает свободного времени? — задала я очередной «наивный» вопрос.
— С этим у нас сложно.
— Но вы все-таки ходите в театр, на концерты?
— К сожалению, — вздохнул он, — чрезвычайно редко. Чаще бывают презентации, но это уже часть моей работы, так что на них не расслабишься.
— Вы совсем не жалеете себя, — ужаснулась я, — надо же хоть изредка развлекаться!
— А вы знаете — хочется! — с неожиданным энтузиазмом ответил он. — Позабыть про эту чертову работу! Работать мы уже научились не хуже американцев, а вот отдыхать, как французы, — еще нет.
— На работе — о бабах, а с бабами — о работе? — подмигнула я.
— Как-как? — заинтересовался он.
— Ну, это анекдот такой, — пояснила я. — Бизнес по-русски: на работе — о бабах, а с бабами — о работе.
До него дошел юмор, и он закатился от хохота. Смеялся минуты две, потом, вытирая воображаемые слезы, оценил рассказанное:
— Это ничего, «а с бабами о работе» — это надо запомнить!
— А во Владивосток надолго? — как бы между делом спросила я.
— Да нет, на пару дней. Время — деньги, как говорится…
— Может быть, и назад вместе поедем? — обрадовалась я. — У вас на какое число билет?
— Пока не знаю, обратный билет мне заказан фирмой во Владивостоке. Второпях я даже не успел с ними созвониться.
Разговаривать с Геннадием Родионовичем было очень удобно, ибо он готов был часами говорить о себе, ничуть не интересуясь своим собеседником. За все время он не задал мне ни одного вопроса, и меня это вполне устраивало.
Я не хотела торопить события, у меня еще было время, поэтому разговор затянулся на несколько часов. По сути, это был даже не разговор, а свободный время от времени обмен репликами. Мы уже были добрыми соседями и помогали друг другу скрасить вынужденные часы безделья.
Время подходило к ужину, рассчитывать, что мой сосед пригласит меня в ресторан, не приходилось, хотя, судя по всему, «сухой паек» закончился не только у меня.
Я перевела разговор на взаимоотношения мужчин и женщин на Западе:
— Мне очень нравится, что женщина там, в ресторане, расплачивается за себя сама. Считаю это абсолютно нормальным и не понимаю, почему, если я иду с приятелем в ресторан, он должен платить за меня? С какой стати!
— К сожалению, далеко не все женщины придерживаются такого мнения, — с благодарностью посмотрел на меня Геннадий Родионович. — А кстати, не сходить ли нам в ресторан? Или, может быть, закажем ужин в купе?
Второй вариант меня совершенно не устраивал.
— А! Гулять так гулять! — махнула я рукой. — Геннадий Родионович, вы не могли бы пойти занять столик? — Я потупилась. — А я бы тем временем переоделась и привела себя в порядок. Какой-никакой, но все-таки ресторан?
Он попался в расставленные мной сети и согласился. Более того, попросил меня на минуточку выйти, пока сам переоденется, и эта минуточка превратилась, как минимум, минут в пятнадцать. Поэтому у меня было полное право провести после его ухода в закрытом изнутри купе не менее двадцати пяти минут — я же все-таки женщина!
Но мне не потребовалось столько времени. То есть на само переодевание у меня ушло тридцать секунд, а остальное время я потратила на подробный осмотр вещей своего соседа.
Вещей было немного, Геннадий Родионович путешествовал налегке, и вся процедура заняла у меня не больше пятнадцати минут, считая те несколько минут, что мне пришлось повозиться с запертым на замок чемоданчиком. Но моим отмычкам мог бы позавидовать и профессионал-медвежатник!
Я изучила все его вещи, до последнего носового платка, но ничего интересного в них не нашла, кроме пары презервативов, которые никак не ожидала найти у столь занятого человека.
«Значит, ничто человеческое вам не чуждо, Геннадий Родионович? — подумала я. — Будем иметь это в виду».
И, рассовав по местам все немногочисленные шмотки моего соседа, я отправилась в ресторан.
* * *По правде говоря, мне уже нечего было там делать, кроме того, что я действительно проголодалась и мне не мешало как следует перекусить.
Поэтому я, в отличие от Геннадия Родионовича, заказала себе большой бифштекс с кровью, традиционный «столичный салат» и кофе с пирожными.
Геннадий Родионович ограничился котлетами с капустой, при этом сделал такое лицо, будто выложил за них половину зарплаты. К котлетам он взял себе сто пятьдесят граммов и, употребив пару рюмок, совершенно преобразился.
