Эля Хакимова - Пепел Снежной Королевы
Но когда Голубая Фея остановилась перед Куки, преградив дорогу, безумица была, наконец, замечена. Куки тоже остановилась перед странной дамой и вынуждена была рассматривать ту более внимательно, чем обычно.
«Что же ей от меня понадобилось? Может быть, денег?» Порывшись в кармане, Куки нашла мелочь и протянула сумасшедшей. Не отреагировав на подношение, та выдернула из рукава своего твидового пальто голубую нитку и повязала вокруг запястья девушки. Ласково потрепав Куки по мокрой щеке, Голубая Фея продолжила свой путь.
Опомнившись и снова спрятавшись под зонт, девушка свернула в свой переулок. Сегодня ей как будто повезло. Темные окна дома, тихого и пустого, порадовали Куки. Лишь чердачное окно, как маяк, светилось в море ночного света.
Перед сном, когда уже затих и отец, возвратившийся из паба, она, осторожно включив ночник, достала свои папки и под «Мишель» [7] принялась любовно перебирать содержимое некоторых досье.
Вот она, миссис Кассандра Фэйрфакс. Кэсси. Куки знала и такую Кэсс, какой помнили ее сестры, муж и дочери. Знала и такую Кэсси, о существовании которой в их общине никто не подозревал.
Невесту, безуспешно разыскивавшую пропавшего без вести в Арденнах жениха, от которого остался только жетон с номером. Мать рожденного вне брака ребенка. Женщина, отдавшая своего первенца в чужие руки на ступенях собора. Тогда, во время Второй мировой, девушкам не полагалось рожать и воспитывать детей без мужа.
Миниатюрная отважная красавица Кэсси тушила зажигательные бомбы. На фотографии в газетной вырезке великоватая каска сидит поверх летного шлема на ее маленькой голове.
Каска патрульного ПВО, выданная во время бомбежек, лежала теперь в соответствии с завещанием миссис Фэйрфакс глубоко под землей в могиле под камнем с ее именем. Засыпая, Куки пыталась представить Кассандру там, внизу.
Ночью Куки снова приснился гость. Призрак, или галлюцинация, или сновидение, – тип без имени и прошлого. Он тихо бродил по комнатам и коридорам, снова внимательно осматривая все стены, столы и шкафы.
«Черт! Как он выбрался из запертой мансарды? А ведь после посещения Мишель я точно его заперла. Похоже, отмычками вполне сносно владел не только Уилфред».
На этот раз гость не бесцельно бродил по комнатам, он определенно что-то искал. «Как бы не наткнулся на мои папки, – озабоченно подумала Куки. – Впрочем, что с того? Разве не все равно, если мою работу увидит никто. Ведет себя странно, как сомнамбула. Может, воспользоваться и устроить ему допрос?»
– Кто ты? – шепотом спросила Куки.
– Ты? – переспросил он. Хотя, возможно, это было эхо. Ну нет, только не в маленькой комнате, заполненной вещами и мебелью.
– Я Куки, а ты? – попыталась еще раз она.
– Ты, – повторил он, но уже с другой интонацией.
– Ты же не мой сон?
– Сон, – соглашался он.
Утром она застала отца на кухне. Замерев на пороге, она прошла к столу и, налив себе в чашку кофе, отвернулась к окну.
– Гм-гм. Куки, ты… сегодня допоздна? – Смущенный лев. Почему она раньше не замечала, как он похож на льва? Крупная голова, крупный же нос и рот. Куки такой крупной уродилась в него.
– Папа, а мама была какой?
– Какой? – Неожиданный вопрос застал его врасплох. Забыв о кофе и газете, он смотрел на свою дочь, возможно, впервые за многие месяцы.
– Ну, высокой, маленькой? Какой?
– Ты ведь ее должна помнить, Куки, ты была уже взрослой девочкой.
– Я тогда была меньше ростом, – пояснила Куки, слишком задумчивая, чтобы начинать раздражаться.
– Даже не знаю, что и сказать. – Он пожал плечами и отвел глаза. – Мама была среднего роста. Мне она всегда казалась слишком худой. Да, скорее она была миниатюрной. Я имею в виду есть.
Они так мало говорили о матери, что проще было заочно исключить ее из мира живых, из их общей на двоих реальности. И зачем ворошить прошлое? Так все хорошо сейчас, мир и спокойствие. Порядок и горячий кофе по утрам.
Оба старательно отводили взгляд от фарфоровых осколков, разложенных рядом с уже наполовину собранной и склеенной кружкой. В слове «любимым» не хватало буквы «б». Может быть это тот самый осколок, который поранил Куки. «Надо его поискать», – подумала она.
– Я приду сегодня пораньше, – решилась Куки, – испеку яблочный пирог, все-таки осень уже заканчивается.
– И я постараюсь пораньше. Сегодня розыгрыш, – отец выглянул из-за газеты, – я нашел новый вариант формулы. Хочешь, все вместе посмотрим? Мишель обещала прийти. Парня выманим с мансарды…
– Хорошо. – И потеребила в смущении голубую нитку на запястье. Мишель ничего не говорила. Они встречались несколько раз, девчонка все боялась, как бы Куки не забыла ее просьбу. Куки еще ничего не нашла в архивах городской библиотеки, сообщить ей было нечего. – Спасибо за кофе.
– Спасибо тебе, – растерянно ответил отец.
Так и не избавившись от ощущения неотвратимости больших, но хороших перемен, Куки пришла на работу.
Напоив растения, расплатившись с курьером, доставившим заказанные вчера ветви кипариса и дюжину роз сорта «Ночная Красавица Веллингтон», она постояла перед длинным столом с разложенными на нем заготовками для икебан, секаторами и широкими глянцевыми листьями папоротника.
Вдруг девушка взялась за веерную конструкцию из прутиков, закрепленных в пластичной массе, не зная еще, к чему это приведет.
– Куки, надо съездить к Макензи, за фиалками. – Питер заглянул сюда по пути наверх, пришла пора обедать. – Не забудь накладные… Что это?!
Как громом пораженный, он застыл перед композицией, только что сотворенной Куки. Это было то самое – полет фантазии, чудо, совершенное сочетание цвета, соотношения высоты и объема каждого элемента… То самое, чего Куки никогда не могла сделать раньше.
Обойдя вокруг букета, он с легкими признаками ревности не обнаружил ни одной ошибки, недочета или… нет! Все было идеально.
– Идеально! Куки, ты молодчина, – сказал Питер, недоверчиво посмотрев на девушку, которая, не отрывая глаз, созерцала свое творение. – Это работа мастера, вот что я тебе скажу, Куки. Здесь есть душа. Это мечта человека о рае. Три уровня – недостижимое божественное, человеческое настоящее и земное вечное. Благородная печаль с легким налетом воспоминания о былом счастье. Древняя Греция, тоска об утерянном Золотом веке. Если бы мы выставили эту композицию на слете, назвав ее «Потерянный рай», первое место было бы у нас в кармане.
– Вы считаете? – неуверенно улыбаясь, повернулась к нему Куки. Но она и сама это видела.
– Я знаю. Куки, теперь я могу поручать тебе все заказы. Поздравляю, больше мне тебя нечему учить. – С чувством пожав ее руку, Питер, качая головой, ушел наверх.
Глава 8
– Боюсь, милорд, Анна и есть очередная жертва. – Крысолов, опустив голову в знак скорби, не мог смягчить удар. – Тела я пока не нашел.
– Господь, за что караешь столь жестоко! – воскликнул Энгус. Имел ли он в виду свою немощь, или череду бедствий, постигших его владения, или грядущую войну, черной тучей нависшую над зелеными холмами, синими озерами и скалистыми горами со всеми их обитателями, Юбер не знал. – Об одном молюсь, лишь бы не умереть до того, как я найду убийцу!
– Милорд, есть надежда. Не спешите отчаиваться и храните терпение. Я нашел ниточку. Возможно, именно она выведет нас из лабиринта.
Воцарилась гнетущая тишина, прерываемая сиплым дыханием Энгуса и постукиванием о подлокотники кресла длинных пальцев Юбера.
– Некто Олаф Лимерик. Служит при церкви. Гробовщик и… лекарь.
– Я думал, что большинство жителей этой местности пользовала почтенная вдова Игл. – Энгус, едва сдержав стон, переждал очередной приступ жесточайшей боли, терзавшей его с начала болезни.
– Да, большинство добропорядочных людей. Но и он имел успех у части… публики. Лимерик был приписан к приходу соседнего графства. Получил образование в Эдинбургском университете, имеет темное прошлое. Ведет уединенный образ жизни в сторожке при соборе.
– Что рассказал ирландец? – с видимым нетерпением поторопил друга Энгус.
– Для начала я задал ему вопрос, какому виду смерти он отдает предпочтение. Оказалось, что у него такого предпочтения нет, – холодно и сдержанно улыбнулся Крысолов. – Тогда я попросил его открыть думы о причине безвременной кончины несчастных во цвете лет. Его медицинское образование не замедлило сослужить свою службу. Открылись новые обстоятельства, милорд.
В мрачных покоях стало еще темнее. Ночь, предъявляя свои права, завладела и замком, и комнатой, в которой прочно уже поселились болезнь и ожидание смерти. Запах лекарств и источаемых умирающим миазмов дополняли угнетающее предчувствие кончины, витавшее в темном и душном от постоянного огня в камине воздухе.
– До сих пор мы не знали точной причины смерти девушек. Гробовщик же сообщил, что последние жертвы жестоко изнасилованы и задушены. Это еще не все. Их клеймили, сэр. Лилия…
