Владимир Константинов - Зверь
Мы вошли в подъезд.
- У тебя оружие есть? - спросил я Игоря.
- Ага. Есть, - отчего-то шепотом ответил он.
- Приготовь. Может понадобиться.
- Ага. - Неупокоев достал из наплечной кобуры "макаров", снял с предохранителя, передернул затвор. Доложил: - Я готов, товарищ подполковник.
- В таком случае, вперед, гардемарины! - проговорил я торжественно и стал медленно подниматься на четвертый этаж. Игорь двинулся за мной.
Квартира, в которой я надеялся застать Тугрика, принадлежала его матери Марии Ильиничне. Несчастная судьба у этой женщины. Муж, горький пьяница, сгорел от водки, оставив её с двумя малолетними сыновьями. Тянула женщина жилы, ростила сыновей. А когда они выросли, принесли ей новые беды. Старший Борис был натуральным придурком и теперь не вылазил из дурдома, младший, Семен, - из тюряги. Да, ей не позавидуешь. Определенно.
Остановившись перед дверью квартиры, обитой черным, вышеркавшимся от времени дермантином, я достал из кобуры пистолет, осторожно постучал, прислушался. Услышал шаркающие старческие шаги, затем раздался голос хозяйки:
- Кто там?
- Вам телеграмма. Откройте, - сказал я.
- Какая еще, - проворчала недовольно Мария Ильинична, открывая дверь. Увидев меня и узнав, охнула, побледнела и, прижав старческие натруженные руки к груди, тихо проговорила: - Чего он опять сделал?!
- Здравствуй, тетя Маша! Ты не волнуйся. Думаю, что на этот раз все обойдется. Просто у меня к нему есть разговор. Он дома?
- Дома. - Она махнула рукой в сторону двери, ведущей в большую комнату. - С рыжей своей.
- С Клавкой?
- Ну а с кем же еще.
Я подошел к двери, приложил к ней ухо, прислушался. Тишина. Спят голубки. Натрахались, а теперь отсыхают. Что ж, тем лучше. Не скажу, что их пробуждение будет приятным, но то, что неожиданным - это точно. Я распахнул дверь и заорал благим матом:
- Подъем!
Спавший с краю дивана-кровати Тугрик вскочил, ошалело уставился на меня совершенно безумными глазами. Решив, что ему сниться кошмар в виде улыбающегося мента, энергично протер глаза кулаками. Но ведение не исчезло. Поняв, что все это ему не снится, он повел могучими плечами и взревел громче пожарной сирены и страшнее трубного крика бизона в брачный период:
- Какого х.. тебе тут надо, мент поганый!
А его "мавр"... Ё-маё! Картина не для слабонервных. Это же милицейская дубина, а не человеческий орган. Он у него что, постоянно "готов к труду и обороне"? Скорее всего он буйствует с "голодухи" после восьмилетнего воздержания.
- А ну прекрати лается, кобелина! - строго сказал я. - И прикрой свое безобразие. Ты же не на уроке анатомии.
- Да пошел ты! - огрызнулся Семен и направился к двери, но на его пути решительно и неприклонно встал мой младший товарищ. Тугрик остановился. Человеком он был ученым и понимал, что любое физическое насилие над ментом может быть разценено, как сопротивление. А за это ему корячился срок, и срок, с учетом его "безупречной" биографии, немалый. Он оглянулся на меня и нерешительно спросил:
- Чё, отлить нельзя что ли?
- Ну за кого ты нас, Сеня, принимаешь? Мы ж не инквизиторы какие-нибудь, а простые российские менты. Игорек пропусти человека по нужде.
- Здравствуйте, Дмитрий Константинович! - Из-под одеяла показалась круглая физиономия Мани-мани с всклокоченными химкой рыжими космами.
- Здравствуй, Клавдия! Дождалась своего ненаглядного?
- Ох, дождалась, Дмитрий Константинович! Прям даже не верится. А вы что, опять по наши души? Когда только от вас покой будет.
- Что-то ты Мани-мани больно говорливая стала. Не к добру это. Вставай, у нас к вам обоим разговор есть.
- А я чё? Я не чё, - забеспокоилась Поливанова. - Если Сенька опять что натворил, с него и спрашивайте. А я ничего не знаю.
- Ну-ну, знаем мы эти сказочки про белого бычка. Ты и прошлый раз ничего не знала.
- И прошлый раз не знала. За что вы меня обижаете, Дмитрий Константинович?! Чего я вам такого плохого сделала?! - запричитала Мани-мани.
- Кончай базар, Клава, - насмешливо проговорил я. - Ты ведь прекрасно знаешь, что меня этим не разжалобишь. Вставай.
- Отвернитесь, пожалуйста! - кокетливо проговорила она.
Я отвернулся, подошел к Игорю, прошептал ему на ухо:
- Возьмешь с этой шалавы объяснение. Главное - нас с тобой интересует прошедшая ночь.
- Понял, - кивнул он.
- Дмитрий Константинович, а мне можно в ванну? - спросила Поливанова. Теперь на ней было красивое цветастое платье с глубоким вырезом. За эти восемь лет она здорово сдала, постарела, располнела, но все ещё оставалась миловидной и аппетитной бабенкой.
- Можно, Клава, можно, - разрешил я. - Потом расскажешь этому молодому человеку все, что его будет интересовать.
- Хорошо, Дмитрий Константинович.
Мани-мани с Игорем ушли. Вернулся Зеленский. Теперь на тем было линялое, пузырившееся на коленях трико и клетчатая рубаха. Настроен он уже был миролюбиво. Покрутил головой, усмехнулся:
- Ну ты, в натуре, даешь! Так забазлал, что я от страха едва в окно не сиганул. У нас в армии старшина роты такие концерты откалывал. Ну.
- А ты в армии служил?
- Служил. С нее-то все и началось.
- В каком смысле?
- Врезал одному козлу капитану по морде и схлопотал два года дисбата. Ну и покатилось все в тартарары.
- Как это случилось?
- На танцах в солдатском клубе этот козел стал приставать к моей девушке. Я ему и так, и эдак - не понимает. Ну и не сдержался. А, что вспоминать! - махнул Семен рукой. - Ты-то зачем опять заявился?
- Разговор серьезный имеется.
- Да чистый я, начальник. Бля буду, чистый!
- Верю я тебе, Сеня. Но, похоже, кто-то на тебя имеет большой зуб.
- Не надо ля-ля, начальник, - зло рассмеялся Тугрик. - Туфта это. Фуфло. Знаю я ваши ментовские приемчики. Не на того напал. Понял?
- Дурак ты, Тугрик, и не лечишься. Я тебе когда-нибудь лапшу на уши вешал?
- Да вроде нет. Так с тех пор сколько воды утекло. Со временем люди меняются.
- Люди-то меняются - это верно, - согласился я. - Только ты не меняешься. Как был пеньком, так пеньком и остался.
- Почто оскорбляешь, начальник?! - обиделся Тугрик.
Теперь я был на все сто уверен, что Зеленский не совершал убийства. Есть у нас такое понятие, как улики поведения. Так вот, эти самые улики поведения Семена полностью подтверждали мою версию - кто-то пытается пустить нас по ложному следу. Определенно. И этот кто-то имеет веские основания подставить именно Тугрика. А это уже кое-что. И я решил играть в открытую. Спросил напрямую:
- А ты знаешь, что твоего бывшего подельника Свистуна убили?
- Ври больше! - вновь не поверил Тугрик. Однако глаза его обеспокоенно забегали.
- Нет, я так не могу работать! Сеня, откуда такое недоверие к родной ментовке?
- Я его вчера вечером видел живого и здорового. Этот хорек ещё нас переживет.
- Когда это было?
- Чего? - не понял Зеленский.
- Когда и где ты его видел, дубина?
- Где, где. Дома конечно.
- Он к тебе приходил?
- Да нет, у него дома. Я к нему вчера раза три заходил, но никак не мог застать. Уже часов в десять вечера застал.
- А зачем он тебе понадобился?
- Когда вы меня в прошлый раз взяли, то Свистун мне был должен десять "лимонов".
- В смысле - миллионов?
- Ну да, - кивнул Тугрик. - Тогда деньги другие были. Вернувшись с зоны, я ему напомнил о должке, сказал, чтобы вернул десять штук.
- В смысле - тысяч?
- Ну да. Он клятвенно обещал, что вернет. А потом, паскуда, стал от меня бегать. Ну вот я и пришел потолковать насчет картошки дров поджарить.
- Он был один?
- Один. Как уведел меня, козел, страшно напугался, затрясься весь и стал божиться, что завтра же отдаст все деньги с процентами.
- Где он расчитывал достать деньги?
- Я без понятия. Он только сказал, что появился классный "бычок", которого "доить не передоить".
- Первый раз слышу, что быков стали доить.
- Так сказал Свистун. Я за что купил, за то и продаю.
- И что было дальше?
- Я ему пообещал, что если он и сегодня не отдаст долг, то я ему башку откручу. Он вновь меня заверил, что отдаст все с процентами. Достал бутылку водки и мы выпили. А потом я ушел. Вот и все.
- Всю бутылку выпили.
Тугрик усмехнулся, самодовольно как профессионал проговорил:
- Да мне бутылка, что слону - дробина. Я бутылкой опохмеляюсь. Правда, сам Свистун пил мало, говорил, что у него свидание с какой-то бабой.
- Когда ты от него ушел?
- Я на часы не смотрел. Но примерно в одиннадцать или в половине двенадцатого. А что?
- А то, что твоего дружка сегодня ночью у той самой бабы зарезали.
- Правда что ли?! - Сквозь землистый лагерный "загар" Тугрика явственно проступила бледность. Он, наконец, понял, что я вовсе не шучу. Так вот ты почему ко мне, начальник. Считаешь, что это я - Свистуна.
- Нет, я так не считаю. Но кто-то очень хочет, чтобы я именно так считал.
- Не понял?
- У тебя был охотничий нож с наборной ручкой из цветной пластмассы?
