Ирина Дягилева - Змея на груди

Постарев, родители Марины на дачу ездить стали редко, и Марина с мужем занялись ее перестройкой.

Олег нанял двух строителей украинцев, то бишь хохлов. У одного из них была фамилия Тарасюк, а у второго – Бульбенко. По отдельности эти фамилии не вызывали никаких ассоциаций, но любой, услышав их вместе, тут же вспоминал повесть Тараса Шевченко «Тарас Бульба». Их так и звали – Тарас энд Бульба.

На даче у Марины Тарас энд Бульба жили уже больше двух лет. Свою работу они выполняли хорошо, но очень уж медленно, особенно зимой. Даже стоя рядом с ними, их нельзя было заставить работать быстрее. Зато после них ничего не надо было переделывать. Тарасюк и Бульбенко не семь, а семьдесят раз отмеряли прежде, чем отрезали. Сначала Олега с Мариной это сильно раздражало, но потом они смирились. Больше всего их подкупало в двух хохляцких увальнях то, что они оба были непьющими и некурящими. Такое их качество приводило в изумление всю округу. Но не пили они не из принципиальных соображений, не потому, что вели здоровый образ жизни, а потому что оба имели большие семьи и почти все до копейки отправляли домой.

Когда Пульхерия говорила, что все удобства на даче находятся во дворе, она немного лукавила. Все удобства были в доме, и ванна и туалет, но в доме не было водопровода. Воду приходилось приносить в ведрах из колодца. Чтобы слить воду в унитазе, ее сначала надо было ковшиком из ведра налить в бачок. Чтобы помыться в ванной, воду надо было согреть в ведре, потом залезть в ванну и полить на себя из того же ковшика.

Эту проблему должны были этим летом решить, а пока их гостю предстояло три дня пожить с неудобствами. Когда ему это объяснили, на его лице появилось недоуменно-обиженное выражение. Он опять схватился за телефон и начал громко высказывать, что он обо всем этом думает.

До Пульхерии и Марины доносились слова: «бомжатник, помойка, трущобы, жизнь кончена, тюрьма, Колыма и Воркута».

Когда он закончил разговор, Пульхерия с усмешкой заявила:

– Зато вас здесь никто никогда не найдет. Все неудобства с лихвой компенсируются чистым воздухом и тишиной. А если вы попросите Тараса энд Бульбу, то они вам принесут деревенское молоко и настоящую сметану.

– У меня аллергия на молочные продукты, – со злостью сообщил Вольский.

– Тогда вам действительно не повезло, – посочувствовала ему Марина.

– Хотите, мы вам самогонки достанем? Тут есть бабка Ульяна. Она всю округу самогонкой снабжает, почище водки «Абсолют», семьдесят градусов. Полстакана, и ты в нирване, – предложила Пульхерия, – только не говорите, пожалуйста, что у вас на алкоголь аллергия. Я все равно в это не поверю.

– Нет, на водку у меня аллергии нет, но предпочитаю джин или текилу, – ледяным голосом поведал Вольский.

– Извините, у нас в магазине такую экзотику не продают. Здесь народ простой, они таких названий даже не знают, – развела руками Марина.

Она принесла гостю постельное белье и полотенце, дала несколько ценных указаний по части приготовления пищи и кипячения воды, повергая его в еще большее уныние, после чего они с Пульхерией решили поскорее ретироваться.

Когда они проезжали мимо серебристого джипа, Пульхерия задумчиво протянула:

– Мне кажется, Мариша, что все это я где-то раньше уже видела: прямо дежавю какое-то.

– На счет видеть – не знаю, а вот фамилию его ты точно слышала. У моего деда в министерстве во времена застоя один перец был, Всеволод Вениаминович Вольский. Мой дед, царство ему небесное, помнится, в свое время очень помог ему – протекцию устроил, а тот его за это отблагодарил – подставил хорошенько в одном деле. Как потом выяснилось, место для себя расчищал. Деда тогда с почестями досрочно на пенсию отправили, он через месяц после этого от инфаркта умер. Поэтому я эту фамилию и запомнила. Моя мама именно этого Вольского в смерти деда обвиняла.

– Думаешь, он его сын?

– Ты же сама в паспорте прочитала: «Вячеслав Всеволодович Вольский». Может, однофамилец, а может, и нет. Только мне не хотелось бы, чтобы мать с ним встретилась. Хорошо, что сейчас погода плохая. А этого Вольского Бог потом все-таки наказал.

– Каким же образом?

– Да была там какая-то темная история с аварией. То ли в него кто-то въехал, то ли он в кого-то. У него тогда жена погибла. Я подробности не знаю, не до этого было. Молодость, мальчики, гормоны в крови…. Мать с отцом наверняка об этом больше знают…

Неожиданно Пульхерия затормозила и стала разворачиваться.

– Мы с тобой о самом главном забыли, – с досадой сообщила она, – уехали, а деньги с него не взяли.

– Он такой противный, мне даже денег его не надо, – с гримасой отвращения заявила Марина.

– Ну вот еще! Деньги не пахнут! Можешь из машины не выходить, я одна сбегаю. Только, если мы их сейчас у него не возьмем, он потом может и не отдать.

Пульхерия выскочила из машины и вихрем унеслась к дому. Несмотря на свои большие габариты, передвигалась она на редкость легко и грациозно.

Распахнув дверь, Пульхерия увидела, что Оксана сидит на диване, закинув одну великолепную ногу на другую, а Вольский стоит перед ней на коленях и снимает с ее ноги чулок.

Услышав шум, он тотчас вскочил, и уши его запылали, как у застигнутого врасплох школьника. Пульхерии бросилось в глаза его смущение, она также заметила, что Оксана ничуть не смутилась, напротив, на ее лице появилась довольная ухмылка.

– Извините, что помешала, но я вернулась за гонораром.

– Славик, что же ты не рассчитался с женщиной? – пропела мелодичным голосом Оксана. – Мы договорились с ней о стопроцентной предоплате. Отслюнявь ей тысячу зеленых.

– За такую помойку и пятисот будет достаточно, – высокомерно заявил Славик.

Пульхерию покоробила их грубость, ей захотелось тут же повернуться и уйти, но она усилием воли заставила себя остаться, только, равнодушно пожав плечами, сказала:

– Не устраивает эта помойка, можете найти другую. Без ваших денег я как-нибудь обойдусь, только оскорблять себя ни за какие деньги никому не позволю. Так что выметайтесь отсюда, голубки! – Пульхерия уперла руки в бока и, недобро ухмыляясь, уставилась на сладкую парочку.

– Пульхерия Афанасьевна, извините его, пожалуйста, Славик очень расстроен. У него сейчас очень трудное время, – сладким голоском проворковала Оксана, но глаза ее оставались холодными и жесткими.

Пульхерия почувствовала, что такого поворота событий Оксана не ожидала, но самообладание у нее было завидное – она не сдвинулась с места, только приподняла ногу и подтянула спущенный до щиколотки чулок.

– Извинись сейчас же! – красотка ногой указала Вольскому на Пульхерию. – И заплати быстро бабки, не заставляй женщину тебя ждать.

Вольский нехотя повиновался. Он достал из куртки толстую пачку стодолларовых купюр в банковской упаковке, разорвал ее и отсчитал десять штук. Купюры были абсолютно новые и пахли типографской краской.

– Вот, только что напечатал, – неуклюже попытался он при этом пошутить.

На лице Пульхерии не дрогнул ни один мускул. Она молча взяла деньги и вышла из комнаты.

Вернувшись в машину, Пульхерия небрежно бросила деньги в сумку и со злостью швырнула ее на заднее сиденье. Всю дорогу она молчала, о чем-то напряженно думая. Марина тоже молчала и меланхолично смотрела на дорогу. Когда подъезжали ближе к дому, Пульхерия неожиданно проговорила:

– Мне кажется, что мы с тобой, Мариша, скоро сильно пожалеем, что с ними связались.

Глава пятая

Разве поверил бы тот, кто был в дружбе с английским королем, с польским королем и шведской королевой, что когда-нибудь он может остаться без пристанища?

Было уже около семи вечера, когда они подъехали к дому Марины. В Суздаль решили отправиться утром следующего дня. Ночевать Пульхерия осталась у подруги. К происшедшим событиям они, словно сговорившись, ни разу не возвращались, старательно избегая этой темы, точно с ними ничего и не произошло.

Марина настаивала на том, чтобы в путь они отправились рано утром, чуть ли не с рассветом, но Пуля была категорически против. Отдых должен способствовать расслаблению, на то он и отдых, говорила она. Но Марина с ней не соглашалась. Никаких существенных аргументов при этом она не выдвигала, просто сопротивлялась по инерции, как большинство женщин: лишь бы возразить просто так, из природного упрямства. В результате, они проспали до одиннадцати.

Дождь стучал по стеклу, в теплой постели было уютно, и никому не хотелось вставать. Пульхерия была уверена, что подруга ее разбудит, а Марина понадеялась на будильник, но звонка его не услышала, так крепко она спала.

После взаимных упреков выехали около двенадцати.

Погода не улучшилась. Небо было сумрачно-серым; дождь продолжал заливать водой распухшую от влаги землю; ветер толкал в бока тяжелые тучи, отгонял пустые, освободившиеся от воды, и пригонял на их место полные. Зато трава и листья деревьев были радостно-умытыми.