Елена Арсеньева - Помоги другим умереть
– Ты что, виделась с ним? – нахмурился Грушин.
– С чего бы это? Нет, в тот же вечер, когда медсестра привела его в чувство и побежала вызывать «Скорую», он вспомнил, как я его из денника вытаскивала. Конечно, бедняга здорово перепугался. Главное, понять не может, что вдруг с конем случилось. Говорит, они с Балтимором всегда были в наилучших отношениях, а тот набросился на него как бешеный. Ни с того ни с сего. Климов его чистил – и вдруг…
– Может быть, боль причинил?
– Может, и так, – согласилась Женя. – Только уж я не знаю, какая это должна быть боль. Кони все-таки не кошки. Нечаянно, скребницей и щеткой, им боль не причинишь.
– А если нарочно?
– Ну, это самоубийство, – уверенно возразила Евгения. – В запертом деннике нарочно разъярить коня?!
– Откуда же ему было знать, что денник заперт? – с невинным видом возразил Грушин. – Не хочешь же ты сказать, что он сам эту щеколду опустил?
– Да никто ее и не опускал. Мы с девочками потом прикинули, как это могло произойти. Двери металлические, довольно прочные, но, если молотить по ним так, как молотил Балтимор, они ходуном ходят. Щеколда и упала. Такое бывает. И бывало! Изнутри ее легко поддеть рукой, открыть, но Климов просто не мог до двери добраться. Он вообще помнит только первый удар – в живот. А потом без сознания был. Ему здорово досталось. – Она не сдержала дрожи в голосе.
– Правда, что ли, испугалась? – недоверчиво спросил Грушин.
– Не знаю, – честно призналась Женя. – Потом, уже в медпункте, меня немножко затрясло. А там – вряд ли. Если испугалась, то за Климова. К тому же Балтимор как увидел яблоко, так сразу присмирел.
– Может быть, он яблоко выпрашивал? – хмыкнул Грушин. – Климов не дал, ну, конь и разошелся.
– Черт его знает, с чего он разошелся, – дернула плечом Женя. – Девочки говорят, может быть, там ласка была, в деннике…
– Ласка?! – Грушин прищурился. – Хочешь сказать, Климов любовью там с кем-то занимался, на глазах у Балтимора, а тот взбесился, как полиция нравов? Интересный вариант! Кстати, вот и подтверждение анонимке. Кто из тренеров в это время отсутствовал?
Женя помолчала, переваривая директорский юмор. Вот уж правда – у кого что болит. Грушин стал настоящим сексуальным маньяком! Но ответила она вполне спокойно:
– Да, вариант и впрямь интересный. Но только ласка – не тренерша, это зверек такой. Говорят, в старину, когда кони у какого-то хозяина начинали болеть или с тела спадать, считалось, что их невзлюбил домовой или дворовой, а потому гоняет и мучает по ночам. Но дело было в ласке. Если она повадится на конюшню, пиши пропало. Лошади ее духа не переносят, бесятся диким образом.
– Высоково, конечно, на окраине города, но таежных массивов я там не видал, – перебил Грушин. – Откуда взяться ласке?
– Ниоткуда, – согласилась Женя. – Не исключено, что это была кошка. Некоторые лошади кошек видеть не могут: аллергия у них на шерсть, что ли? Есть даже старинная примета: не перевозить в седле кошку, потому как лошадь из-за этого хиреет.
Грушин даже головой покачал:
– Ну, скажу я тебе… Крепко же ты подковалась теоретически!
– Это меня на конюшне подковали, – хихикнула Женя. – Девчонки. Есть там такая Алиса – она жутко суеверная, напичкана всякими байками. Пока «Скорую» ждали, перекинулись парой слов. Кони также на запахи остро реагируют. Например, говорят, пришла в манеж тетка, которая на себя полфлакона цветочных духов вылила. Ни один конь ее к себе близко не подпустил. Больше она там не показывалась. Но Климов хоть и франт, однако не дурак. Употребляет самую легкую туалетную воду, к вечеру от нее и следа не остается.
– Проводила, значит, следственно-разыскные мероприятия? – насторожился Грушин. – Опять светилась, да?
– Почему сразу – светилась? – вспылила Женя. – Мне и проводить ничего не нужно было, девочки сами говорили. Они ужасно беспокоились, ведь техника безопасности нарушена. Конечно, Климова в стойле нельзя было одного оставлять, без тренера. Но он чуть ли не год в манеж ходит, стал своим человеком. А в тот раз, говорит, задержался на работе, пришел поздно, на конюшне никого. Он понял, что девочки все заняты, и решил оседлать коня сам, чтобы никого не беспокоить. До конца рабочего дня оставалось всего полчаса, не хотел время терять.
– А что теперь будет с этими тренершами и конем?
– Да ничего не будет. Климов считает, что был неосторожен, – значит, сам виноват, больше никто. Так и есть. Поэтому только справедливо, что он никакого дела затевать не хочет. Знаешь, я его даже зауважала, – смущенно призналась Евгения. – Сначала-то он мне жутко не понравился: такой англизированный джентльмен, корчит из себя героя Дика Фрэнсиса. А в этой истории держался классно. Он, оказывается, с детства мечтал стать жокеем. Сейчас у него, кстати, «Форд Мустанг» – дань той детской мечте. Но жил он на Дальнем Востоке, а там такой возможности не было. Единственное, в чем повезло, – играл роль жокея в каком-то студенческом театре. Причем жокея битого-перебитого, который под копыта падал, кости ломал – ну, словом, не раз уходил от смерти и все такое. И Климов сказал, что только теперь понял, как надо было эту роль играть. И смеялся при этом, хотя, если ребро сломано, даже смеяться больно. Нет, он молодец!
Тут Евгения приметила ревнивую вспышку в грушинских глазах и поубавила энтузиазма:
– А что касается моего задания… Конечно, я очень мало в манеже пробыла, но почти не сомневаюсь: никто из этих девочек Климову не нравится. Там он совершенно самозабвенно увлечен верховой ездой, это его, извини за каламбур, конек, больше ничего не интересует. А тренершам Климов с его дурацкими шпорами вообще был профессионально антипатичен. Раньше, конечно, – сейчас-то они все наилучшие приятели! Никакими романами там и не пахнет. Зря мадам Климова поверила анонимке и позвонила тебе.
Грушин глянул исподлобья.
– Зря, говоришь? – повторил задумчиво. – Ну что ж, возможно, и зря.
Грушин стремительно прошел через приемную, бросив секретарше:
– Предупреди Сталлоне, что я к нему с гостьей.
Женя оглянулась на непривычно угрюмую Эмму, но сейчас было не до разговоров: побежала чуть ли не вприскочку за начальством.
«Агата Кристи» занимала на длинном этаже всего шесть комнат. В пяти из них Евгения бывала довольно часто, а в шестой – ни разу. Беспрепятственно входить туда могли только двое: сам Грушин и заведующий экспертным отделом Миша Кисляков. Этот кудрявый брюнет атлетического сложения был поразительно похож на знаменитого голливудского актера. Его так и звали в агентстве: Миша Сталлоне.
В отличие от своего киношного двойника Миша качал мускулы только на тренажерах и только в целях поддержания своего сногсшибательного имиджа. Девушки висли на нем гроздьями, знай успевай стряхивать. При этом он был умнейшим парнем, который больше всего на свете любил мир звуков. И даже не музыкальных, а звуков человеческого голоса. В «Агате Кристи» Миша Сталлоне основал отдел фоноскопической экспертизы. То есть работал с отпечатками голосов так же, как дактилоскопист – с отпечатками пальцев.
Конечно, такие лаборатории существуют при экспертно-криминалистических отделах УВД. Но далеко не во всех городах. И туда никак не пробиться частным сыщикам, особенно если дело разрабатывается без привлечения милиции. К примеру, налицо телефонный шантаж, а клиент настаивает на секретности, зная, что рыльце у него в пушку. Словом, Грушин считал лабораторию Миши Сталлоне золотым фондом «Агаты Кристи».
В это святилище Миша не допускал никого без санкции Грушина и даже на Евгению покосился с некоторой долей подозрительности. Даром что они все трое учились когда-то на одном юрфаке, пусть и на разных курсах, даром что пытался клеиться к ней в свободное от работы время! Хотя кто к ней только не клеился, да все без толку.
– Она позвонила мне на другой день после того, как Климов попал в больницу, – торопливым шепотом объяснял Грушин, пока Миша Сталлоне проверял и готовил к экспертизе две магнитофонные кассеты. – Звонок был междугородный, но вызывала не телефонистка – по автоматике набирали. Сказала, что дозвонилась из Франкфурта. Якобы мать ей сообщила о несчастье, и она решила прекратить слежку за мужем.
– Ну да, – рассудительно кивнула Евгения. – Как ему теперь за тренершами бегать, когда ребро поломано? Он ведь еще в больнице. Или мадам решила за милосердными сестричками пошпионить?
– Климова, кстати, сегодня выписали, – уточнил Грушин. – Но в том-то и дело, что слежка должна быть совсем снята. Однако деньги заказчица отзывать не станет: за хлопоты, мол. Муж и так наказан, в манеж он теперь не скоро сунется. И самой стыдно стало, что анонимщику поверила. Мол, тогда вгорячах позвонила мне, а потом рассудила, что не стоит губить пятнадцатилетний брак из-за случайной оплошности, тем паче недоказанной. Надо уметь прощать и все такое прочее.
