Мария Спасская - Черная луна Мессалины
Юная Лепида тут же догадалась, что речь идет о ювелирной паре, которую она надела, отправляясь к провидице. В ковчежце лимонного дерева с незапамятных времен в ее доме хранилась золотая булла [5] в полпальца величиной в виде крылатой девы с совиными лапами, попиравшими спины двух львов. В руках химера [6] держала серебряный знак двойной бесконечности, а голову ее украшали семь рогов.
Был в ковчежце и сработанный в пару к булле богатый гребень из серебра, золота и кости. Как и химера, гребень был необычайно хорош и формы необыкновенной. Серебряный лунный серп, искусно инкрустированный фигуркой обнаженной красавицы. Выточенное из кости тело женщины казалось живым, на поднятых вверх руках она держала золотой знак двойной бесконечности, точно такой, как у химеры. Золотые волосы ниспадали на молочно-белые плечи, а ноги деве заменяло золотое пламя, исполненное в виде семи извилистых, как языки огня, зубцов. Изумруды глаз смотрели на мир насмешливо и дерзко, алый коралловый рот улыбался самоуверенной улыбкой.
Ковчежец со всем содержимым достался предкам патрицианки от родственника – легата, по указанию которого римские воины стерли с лица земли храм иудейского царя Соломона. Солдаты нашли ковчежец в подземелье под храмом. Когда туда сунулись, из погреба вырвались огненные шары и сожгли первых смельчаков, рискнувших покуситься на запретное.
– Это наследство Гекаты, для дочери уготованное, – скрипела гекзаметром старуха. – Дитя, что родишь ты от брака с кузеном, дочерью Великой Темной Матери будет являться. В безлунную ночь яркие эллипсы вспыхнут на черном небе, и дочь Гекаты появится на свет. Станет дитя то царицею мира, будет над Римской империей волю вершить! Гребень дарует свободу ей делать, что хочет, булла придаст благоразумие в делах. Если отдашь ей лишь буллу, станет дочь Темной Богини богатой и знатной, но не познает свободы. Если же будет она обладать только гребнем, свобода ее будет безгранична, но что с нею делать, несчастная так и не поймет. Две эти вещицы уравновесят друг друга, одна без другой много бед принесет.
Пророчество сивиллы вселило в душу молодой патрицианки пусть смутную, но все-таки надежду. Давно она мечтала о царской власти, и если ей самой не доведется стать императрицей, роль матери правительницы Рима тоже весьма неплоха. Все случилось так, как предсказала вещунья. К Домиции Лепиде посватался двоюродный брат Мессала Барбат, до этого не проявлявший к кузине особого интереса, и знатная невеста тут же дала согласие на брак. Валерия родилась, когда в полночном небе над домом Барбатов сверкали и искрились пересекающиеся овалы. Девочка и впрямь росла диковинным цветком, сторонящимся материнской ласки. С раннего детства Валерия Мессалина стала требовать отдать ей буллу-химеру и лунный гребень, как будто точно знала, что украшения принадлежат именно ей.
Матрона Лепида не собиралась идти на поводу у дочери, рассчитывая вернуть вещицы из ковчежца не раньше, чем та подрастет. Своевольная малышка, не получая желаемое, срывала зло на безответных рабах, собственноручно бичуя их сыромятной плеткой, и часто доходило до увечий. Мать даже не пыталась влиять на необузданную дочь, ибо и сама видела, что рожденное ею дитя – квинтэссенция женского начала, страстного и темного, как сама Богиня Тьмы. В Валерии слишком много силы Великой Черной Матери, и укротить снедающий девочку внутренний жар смогут только булла и гребень. Но всему свое время. Пока дочь не выросла, Лепида сама будет владеть наследством Царицы Тьмы, используя себе на благо идущую от него небывалую мощь.
Высоко ценя свою избранность, матрона частенько советовалась с Темной Матерью, испрашивая у Гекаты ответ на тот или иной вопрос, касавшийся не только малышки Мессалины, но и прочих дел. С обращением к Гекате пришло и чувство уверенности. Домиция Лепида больше не боялась быть самой собой, отдаваясь первобытным желаниям и удовлетворяя обуревавшую ее похоть. При этом патрицианка была уверена, что дары Гекаты, которые она носила не снимая, не дадут ей попасться. Так было во время суда над Лепидой за прелюбодеяние с родным братом, Гнеем Домицием Агенобарбом. Император Тиберий, затеявший это судилище, настолько своевременно скончался, что не узреть в этом волю Гекаты было, по меньшей мере, неблагодарностью.
Поднявшись к Палатину, нубийцы завидели вдалеке черепичную крышу с ажурными бронзовыми акротериями. Непроизвольно прибавив шаг, они почти пробежали последние тысячу локтей и остановились у выкрашенных охрой и пурпуром внешних стен дома сенатора. Этот пышный особняк с многочисленными хозяйственными постройками простирался на многие и многие милле пасс [7] и выходил на улицу высоким забором, за которым шла своя жизнь.
Складка озабоченности залегла у матроны Лепиды между бровей, пока она, кивнув дворецкому, въезжала в ворота. Четыре дорические колонны с канелюрами, покрытые суриком, поддерживали верх карниза с цветочным орнаментом. Стену около двери украшал выписанный восковыми красками лаконский пес с предостерегающей надписью «Cave canem» [8] . Миновав мозаичный порог со словом «Ave» [9] , носильщики заторопились к особняку.
К левому крылу роскошного строения с колоннадой и высокими мраморными ступенями примыкал бассейн, за ним простирался обширный двор, хозяйственные постройки и жилища пяти сотен рабов, заботившихся о благе и удобстве всего лишь трех человек. С противоположной стороны располагался перистиль [10] , сообщающийся с садом. В зелени кипарисов и кустов олеандра виднелись часовни, за парком тянулись беговые дорожки стадиона, краснели черепицей покатые крыши конюшни и псарни. В саду журчали многоярусные фонтаны и повсюду белели мрамором прекрасные статуи, которых было на территории дворца сенатора никак не меньше, чем деревьев.
Бережно поставив носилки на невысокую подставку, невольники, отирая ладонями пот с запыленных лиц, тут же переплели ноги и, тяжело дыша, опустились на каменные плиты. В калитке показалась раскрасневшаяся от жары Хлоя, спешащая следом за лектикой хозяйки. Откинув полог, рабыня подала матроне Лепиде руку, помогая сойти на землю. Лепида с досадой посмотрела на гречанку, как будто видела в чем-то ее вину, и, продолжая хмуриться и поигрывать плеткой, проследовала в вестибюль, а затем и в атрий.
В главном зале дома на алтаре перед фигурками пенатов и ларов [11] стояла бронзовая чаша, напоминая по форме девичью грудь, поставленную на сосок. От фитилей, сплетенных из белого виссона, поднимался благовонный дым. Лепида специально добавляла в масло лаванду, чтобы дом пропитался ее терпким ароматом. В дыму колебались деревянные, потрескавшиеся от времени лица божеств, покровителей рода. Дальше в ряд висели восковые маски предков, которые благодарные потомки, гордые родством, несли перед собой во время праздничных шествий.
А обитателям этого дома поистине было чем гордиться. Они вели свой род от Божественного Августа Октавиана, Луция Домиция Агенобарба, Нерона Друза. Ступая по мозаичным плитам, изображавшим выходящую из вод морских Венеру, Лепида не сводила с масок задумчивых глаз. Только бы все получилось! Только бы Валерия сумела стать императрицей! Уж тогда бы она, Домиция Лепида, правнучка императора Августа, вволю насладилась дарованной ей властью!
Погруженная в свои мысли, патрицианка приблизилась к покоям дочери, не замечая покорно следующей за ней Хлои. Едва завидев хозяйку, рабы в страхе разбегались по углам, предпочитая переждать грозу в безопасном месте. В спальне матрона Лепида с досадой обвела взглядом разбросанные вещи и строго посмотрела на африканских невольниц, торопливо прибирающих комнату.
– Где моя дочь? – Голос Лепиды звенел от гнева. Плетка в руке угрожающе поднялась. – Где Мессалина?
– Молодая госпожа в нимфее, – потупившись, пролопотала самая смелая из них.
Развернувшись, чтобы выйти, жена сенатора Мессалы только сейчас заметила бледную от усталости Хлою.
– Помоги здесь прибрать и жди молодую госпожу, – распорядилась патрицианка, щелкнув в воздухе кнутом.
