Сергей Бакшеев - Дамский выстрел

Агента заокеанской разведки под кодовым именем Чайка интересовали события семилетней давности, произошедшие в номере 308 отеля «Дона». Чем не повод поселиться в нем? Естественно, расспрашивать владельцев или руководство отеля он не собирался. Темная история касалась ФСБ, а эти ребята наверняка имеют свои «глаза» и «уши» среди персонала. Кто-нибудь да капнет. Но всякий отель живет не только официальной жизнью. Какая только шушера вокруг не вертится. Да и среди работяг всегда найдутся обиженные. А кто больше всех знает о постояльцах? Конечно же, горничные. С поиска уволенной горничной и начал свое расследование опытный агент.

Он попросил заменить полотенца. Явившаяся в номер грудастая тетка оказалась словоохотливой. Щедрые чаевые — и через пять минут Станкевич знал, что его путь лежит на городской рынок.

К рыбным рядам Станкевича вывел чуткий нос. Здесь он не удержался и купил копченого угря метровой длины. Литва по указке ЕС ввела ограничения на лов редкой рыбы, а в России запрещенные списки — дополнительный стимул для рыбаков. И ловят, и торгуют, а заворачивая, с особой гордостью объяснят, что это редкая исчезающая порода.

Уже с покупкой Станкевич заприметил пожилую уборщицу и подошел к ней.

— Где найти Соньку Воробьеву?

— Соньку? — уборщица пытливо разглядывала незнакомца.

Можно было сунуть тетке полтинник, но Станкевич и так потратился на дорогую рыбу, поэтому грубо щелкнул милицейской корочкой перед носом уборщицы.

— Где Воробьева?

Уборщица указала на подсобку и забубнила что-то неласковое в адрес ленивой напарницы. Станкевич открыл указанную дверь. Замотанного в бумагу угря он держал наперевес, как бейсбольную биту. В подсобке дородный грузчик тискал подвыпившую бабенку. Он уже опрокинул ее животом на ящики и активно щерудил руками ниже талии. Однако процесс еще не зашел до стадии вагончика и толкача-паровоза.

— Софья Воробьева? — гаркнул Станкевич. — Вы арестованы за кражу личного имущества.

Баба замерла, мужик скосил мутный взор, переваривая услышанное. Станкевич повторил трюк с милицейским удостоверением. Он умел тремя пальцами открывать и лихо хлопать корочками.

— Хотите быть свидетелем? — миролюбиво поинтересовался он у кавалера, застегивающего ширинку. Агенту приходилось одновременно играть роль плохого и хорошего полицейского. Мужик затряс головой. — Тогда покиньте помещение.

Оставшись вдвоем, Станкевич позволил женщине оправиться и заявил:

— Я расследую кражи в отеле «Дона». Есть сведения, что ты…

— Но я уже давно там не работаю, — спохватилась бывшая горничная Сонька.

— Я знаю. Тебя как раз и уволили за кражи. А срок давности еще не вышел.

Сонька молчала. Агент продолжил давление.

— Семь лет назад у одного постояльца украли особо ценное ювелирное украшение. Ты хочешь чистосердечно признаться?

— Я? Нет. Я не брала!

— А свидетели указывают на тебя, Воробьева.

— Кто? Директриса?

— В том числе.

— Да я… Я никогда… Только если деньги открыто лежат. Ну, вы знаете, чаевые.

— Хороши чаевые. Тиснула драгоценное колье и дурочку корчишь.

— Не видела я никакого колье.

— А постояльца потом убили. Это совсем другая статья. — Станкевич грозно навис над растерянной женщиной и резко повысил голос. — Кому ты дала наводку?

— Я ни при чем. Я не занимаюсь такими делами.

— Тогда кто? Кто с ним общался? Ты убирала в 308-м?

— Да.

— Кто к нему приходил?

— Я не знаю.

— А если вспомнить? Может, в следственном изоляторе к тебе память вернется? Если ты по-хорошему не понимаешь, я устрою встряску.

— Проститутка у него ночевала. Ее и трясите, — захныкала перепуганная женщина.

«Уже интереснее, — решил Станкевич. — Можно и ослабить напор».

— Ты ее видела?

— А то. Я уже половину этажа убрала, когда она из номера выходила. Шалава пышноволосая. Она и в другой гостинице работала, где я убиралась.

— Как ее зовут?

— А черт ее знает. Они все там Линды и Анжелы. Нам от них не перепадало. У портье спросите.

— Опиши ее.

— Волосы светлые. Пупок голый. Фигура не очень, бревно. А, вспомнила! Ее Евой кличут. Шевелюра у нее видная, а остальное — так себе.

— Ева, говоришь. Это ее настоящее имя?

— Я в паспорт не заглядывала.

— Ну, ладно, Софья Воробьева. Вернемся к погибшему. Ты видела его тело? Где были раны?

Уборщица шмыгнула носом, вытерла руку о платье.

— Кто ж мне покажет. Это ночью случилось, а я с утра работаю. Начальство велело молчать, чтобы не отпугнуть постояльцев. Нас, горничных, только через неделю в тот номер пустили. Там и убирать было нечего. Все вещи умыкнули, даже матрас с кровати.

— Значит, как выносили тело, ты не видела?

— Не-а. По правде сказать, я наших спрашивала, никто не видел. Там серьезные люди работали. Все в штатском, лица каменные, ментов на порог не пускали. — Воробьева прищурилась. — Э, а вы из каких будете?

— Откуда надо. — Станкевич решил свернуть разговор. Припугнул тайной следствия, пригрозил арестом за дачу ложных показаний и удалился. На первый раз он почерпнул достаточно информации.

11

Первый день, Калининград, 14-55

— Теперь твоя очередь вспоминать, — вывел меня из оцепенения Коршунов. — Ты же наблюдала за Назаровым третьего июля.

— Да-да. — Я не стала делиться неясной ускользающей догадкой.

— Так рассказывай.

— Я устроилась в номере, получила твое задание по электронке и взяла напрокат автомобиль. Мне помогли служащие отеля. Это был старенький «Опель» с затемненными стеклами. Поначалу я расстроилась, а потом поняла, что ничем не выделяюсь на улицах. Калининград — это кладбище немецкого автопрома.

— Скорее дом престарелых, с палатами интенсивной терапии в виде автосервисов. Но для конспирации — то, что надо.

— Я косила под отдыхающую. Поэтому напялила летнюю шляпу с опущенными полями, пестренький костюмчик, лицо прикрыла огромными темными очками, на плечо повесила сумочку, к сожалению, без ствола, и направилась к отелю «Дона». Карту города и области я изучила еще в самолете. Гостиницу нашла сразу. Осмотрелась, прикинула точки обстрела. Выбор был невелик. Чтобы мое поведение выглядело естественно, я зашла в ресторан при отеле, «Дольче вита», и решила пообедать.

— Вот! А мне запрещаешь обедать после самолета. Где справедливость?

— Я действовала по интуиции, и она меня не подвела. В ресторане я засекла Назарова…

— Ну, — поторопил Коршунов.

— Первый контакт с клиентом всегда волнующ. Присматриваешься, оцениваешь. Кто он, как себя поведет, чего ожидать? И самое неприятное… Смотришь на человека и знаешь: скоро он умрет.

— Давай без сантиментов. Как он тебе?

— Назаров выглядел уверенным в себе мужиком, но осторожным. Сидел спиной к стене, лицом к залу. Головой не вертел, но глазки то и дело сканировали пространство. Я поняла, что с ним будет непросто. Не бизнесмен и не бандит, и на чиновника не тянет.

— Это почему же?

— У тех всегда чванливость на морде при общении с обслугой. А этот на задницу официантки не пялился, смотрел в лицо и на движение рук. Он заканчивал обед, поэтому я заказала только салат и сок. Для подкрепления имиджа культурной дамочки — самое то. Как видишь, я не набивала брюхо.

— Ценю твою солидарность.

— Назаров вызвал такси по телефону. Хорошо, что я позаботилась о машине. В общем, я направилась за ним. Как оказалось, Назаров ехал в Светлогорск. Там он отпустил такси и потопал в Центральный военный санаторий. Я узнала это по табличке.

— В этом санатории Назаров отдыхал за шестнадцать лет до этого.

— Он зашел в главный корпус, потолкался у стойки регистрации. О чем спрашивал, не знаю. Ему покачали головой. Потом он заинтересовался лечебными процедурами. Взял со стенда буклет и пошел к морю. На берегу есть лифт, который опускается прямо к пляжу. Он на нем и спустился.

— Мы в курсе, что он спрашивал о свободных номерах. Ему отказали. Но пляж — это темное пятно. Что он там делал?

— Пока он ехал в лифте, мне пришлось побегать. Я спустилась по петляющим дорожкам. В лифт пускают по билетам, едет он медленно. В общем, я успела.

— Назаров тебя не засек?

— Вряд ли. Была отличная погода, много отдыхающих, мне ничего не стоило держаться рядом, но не бросаться в глаза. К тому же запоминающуюся шляпу и жакет я оставила в машине. Вышла в легкомысленном топике.

— Что дальше? — не терпелось узнать Кириллу.

Я задумалась, сосредоточилась. Затвердевшая память, как ледяная глыба под солнцем, дарила отдельные сочные капли, которые никак не хотели слиться в полноценный ручей воспоминаний. Прекрасно помню свою шляпу, босоножки, сумочку. Когда торопливо сбегала к набережной, смотрела под ноги и поняла, что если я хочу казаться отдыхающей, необходимо сделать педикюр. А вот другие детали…