Вл. Гуро - Вера Чистякова
Постепенно окружающее менялось. Поднявшийся ветер разогнал туман; все сверкало, искрилось, переливалось вокруг них. Движение лодки было незаметным. Очень медленно уходили назад берега… Мужчина снял кепи — светлые волосы блеснули при луне, — взглянул выжидающе на спутницу:
— Теперь рассказывайте.
— Рассказывать придется много, Приходько… — тихо ответила женщина.
Лодка продолжала неслышно скользить по водной ряби, и вскоре исчезла за поворотом реки.
Колокол на пожарной каланче давно пробил полночь. Снова пал туман, придававший нереальный, фантастический вид всему окружающему. Перед рассветом ночная темень стала гуще. Из-за угла показалась фигура высокого, широкоплечего мужчины. Она скользнула на фоне белой стены клуба. Несколько мгновений мужчина повозился с замком. Послышался приглушенный щелчок, дверь подалась, и мужчина проник внутрь. Вошедший быстро разыскал вход в комнатушку Воронцовой. Занавесив окно одеялом, он зажег карманный фонарик. Тонкий, будто клинок шпаги, световой луч забегал по деревянному полу, незатейливому скарбу и блестящим кафелям печи.
Человек переворачивал вещи, рылся в тряпье, аккуратно возвращал каждый предмет на свое место, выстукивал печь и доски пола, задержался с осмотром содержимого фанерного чемодана и порванного мешка с рухлядью. Человек устал. Испарина выступила на его лысой голове. Разочарование, досада были написаны на его лице, когда он покинул здание клуба.
Спустя несколько дней возвратилась из командировки Воронцова, привезя из Н-ска книги. Разговор Воронцовой с Рудольфом был коротким. Все усилия Клеопатры Павловны оказались тщетными. Ни одного человека из названных Натальей Даниловной разыскать не удалось.
— И больше не загружайте меня подобными поручениями! — заявила Воронцова огорченному Рудольфу.
С видимым удовольствием она вернулась к своим обычным занятиям: кройке костюмов и возне с куклами.
Несмотря на всегдашнюю свою осторожность, Клеопатра Павловна не замечала, что внимательные глаза следят за ней. Вечерами высокий, плечистый мужчина с оглядкой приближался к ее окну и, прильнув к стеклу, терпеливо что-то высматривал. Ночные шорохи на миг отпугивали человека — он отскакивал, а потом снова приближался к покинутому месту. Так продолжалось немало ночей.
И вот однажды ночью человек увидел наконец то, что хотел увидеть давно…
Через несколько минут слабый свет коптилки, проникавший наружу через еле заметную прореху в занавеси, погас. Белая длинная фигура показалась за стеклом. Окно открылось от толчка. Воронцова облокотилась на подоконник и пристально вглядывалась в ночную темноту. На улице стояла такая тишина, что старуха услышала биение собственного пульса на висках, обрамленных слежавшимися белыми волосами. Ничто не указывало на то, что за минуту до этого у окна кто-то стоял.
СЕМЕЙСТВО ФОН КУУНОВ
К крыльцу, на ступенях которого сидела Наталья Даниловна, подошел Генка Пищик. Под жарким солнцем выцвели его густые брови и пряди волос, вылезавшие из-под кепки. Синий комбинезон со множеством карманов ловко сидел на нем.
— Любуетесь видом, Наталья Даниловна? — спросил он. — «Начинаются дни золотые».
— Начались, Гена.
— Да, вовсю солнце печет.
Пищик, как всегда, с восхищением глядел на Наталью Даниловну:
— Смотрите, Наталья Даниловна: по реке идет сплав. Знаете, как называются те большущие плоты?
— Не знаю, Гена.
— Кошели. Чтобы связать их, требуется большое искусство. Не каждому оно дается! Из рода в род передают его мастера сплава. Вот какие дела…
На залитой солнцем реке разворачивалась своеобразная, ни с чем не сравнимая сибирская таежная картина. Между темной зеленью берегов, по серебряной от солнца речной зыби, торопясь, сталкиваясь, подгоняя одно другое, плыли отдельные бревна. И вдруг почти во всю ширь реки вступал огромный плот.
Ладно связанный, медленно двигался он, раздвигая всё впереди и по сторонам, а на нем, обнаженные до пояса, прыгали с баграми сплавщики, обугленные солнцем. Ни одного свободного метра не находил глаз на реке. Стоя в воде вдоль берегов, сотни людей с баграми спускали, толкали, оттягивали лес. Шум сплава, особая смесь звуков, человеческих голосов, речного плеска, скрипа плотов не долетали сюда. Поэтому вся картина, полная жизни, красок, блеска, была словно кадр из немого фильма.
К Пищику подошли два товарища-шофера, попросили прикурить. Генка протянул одному свою сигарету, другого отстранил:
— Третий не прикуривает. Возьми у него огоньку.
— Вы суеверны, Гена? — смеясь, спросила Наталья Даниловна.
— Есть немного.
— Стыдно!
— Стыжусь. А знаете, откуда это пошло?
— Что пошло?
— То, что третий не прикуривает.
— Не слыхала.
— Расскажу. Это исторический факт! — с важностью заявил Гена.
За «исторический факт» Пищик нередко выдавал то, что смахивало на вымысел. Таких «фактов» он знал много и рассказывать умел занятно.
— Это было, Наталья Даниловна, когда англичане воевали с бурами. Пришли они в Трансвааль как разбойники и угнетатели. Буры, конечно, встали как один. Стреляли они великолепно — снайперы замечательные! Притаятся и выжидают. И вот ночью закурит англичанин на позиции — бур заметит. Другой англичанин прикурит — бур взведет курок. Третий прикурит — бур стреляет, третьему конец. Вот откуда пошло.
Генку слушали с интересом, но один из приятелей пожал плечами:
— Сказка! Чепуха!
— Факт! — горячо возразил Генка.
Он простился с Натальей Даниловной.
— На лесную биржу надо, — спохватился он вдруг. Через минуту его мальчишеская фигура с длинной, худой шеей появилась на берегу. Издали донесся его голос:
Трансваль, Трансваль, страна моя,Ты вся горишь в огне!Под деревом развесистымЗадумчив бур сидел.
Наталья Даниловна смотрела ему вслед. И вдруг лицо ее стало озабоченным: на дороге показался Рудольф. Он постоял на месте, поглядел на окно школьного дома и пошел к лесу.
Набросив на голову пестрый газовый шарфик, Наталья Даниловна поспешила туда же.
Куун сидел на пне пихты и мрачно курил.
«Умело выбрал место для разговора!» — про себя отметила Наталья Даниловна.
Действительно, ярко-зеленая лужайка давала широкий обзор. Никто не смог бы скрытно подойти к этому пню, а кусты, которые росли вокруг, надежно укрывали собеседников от посторонних глаз.
Увидев подходившую к нему Наталью Даниловну, Куун поднялся и сделал несколько шагов навстречу.
— Садитесь, пожалуйста, — указывая на пень, невесело пригласил он. — А я, подобно безнадежному воздыхателю, расположусь у ваших ног.
— Вы чем-то расстроены? — спросила Наталья Даниловна, усаживаясь.
— Радоваться нечему — все идет кувырком. Я поэтому и вызвал вас…
— Что-нибудь случилось?
— Ничего определенного сказать пока нельзя. Но вот неопределенность и заставляет беспокоиться…
— Нехорошие вести от Клеопатры Павловны? Вы так и не успели рассказать мне о ее поездке в город.
— Старуха или поглупела, или стала чрезмерно пугливой. Рассказывала она сбивчиво, будто и в самом деле ее перепугали. Никого из тех, кого надо было разыскать, она по старым адресам не нашла. Соседи, к которым она обратилась, будто бы подозрительно ее оглядывали и ничего вразумительного не сообщили. Куда те выехали? Что с ними произошло?.. Как же после этого не тревожиться? И, вдобавок, здесь за мной стали следить…
— Кто?
— Да хотя бы ваша соседка Людочка. Глаз с меня не сводит при встречах. Недавно, случайно обернувшись, чтобы прикурить — дул встречный ветер, — я увидел, что по моим следам идет Людочка. Когда поняла, что я заметил ее, свернула в сторону.
— Чепуха! Людочка и слежка! Это только вам могло прийти в голову. Вот уж у страха глаза велики! — весело рассмеялась Наталья Даниловна. — Неужели вы не понимаете, что Людочка просто ищет возможности пофлиртовать.
— Почему же она свернула тогда в сторону?
— Вы мужчина или школьник?
— Ну, а то, что мне сообщила Клеопатра Павловна, тоже, по-вашему, плод моего воображения?
— Что же именно?
— А то, что она однажды сама, собственными глазами, видела, как Людочка разговаривала с Приходько. А этот человек, по ее словам, работает не то в НКВД, не то в милиции…
Куун пристально посмотрел на Наталью Даниловну, но она продолжала смеяться.
— Эта старуха отшельница! Она нигде не бывает и не знает того, что знаю даже я, сравнительно новый здесь человек. Людочка рассказывала мне, что Приходько ухаживал за ней. Это старая история, которая известна всем в «Таежном». Мой друг, вы становитесь мнительны, как слабонервная девица… А вот неудача Воронцовой в Н-ске меня всерьез беспокоит.
