Станислав Гагарин - Третий апостол
В статье Борис Янович предостерегал сторонников мира, призывал их не доверять политике клерикальных партий, разоблачал двурушническую деятельность Ватикана во время минувшей войны. Написав несколько фраз, Маркерт достал карточку, на которой было записано: «Каждый американец-христианин должен сознательно возражать против возможности участия США в мировой войне в качестве союзника атеистической России. Можно сказать, что он обязан отказаться от военной службы, даже если ему угрожала бы казнь за то, что он поклоняется богу, а не кесарю».
Это была цитата из статьи «Америка», опубликованной в 1939 году в журнале американских иезуитов. В этом году Гитлер, подталкиваемый разными силами и обстоятельствами, развязал мировую войну…
Борис Янович располагал и материалами анкетирования, которое было проведено по вопросам внешней политики среди католического духовенства Соединенных Штатов. Свыше девяноста процентов опрошенных высказались против вступления Америки в войну с фашистами.
Спустя два месяца после национальной трагедии американского народа — разгрома Японией военно-морской базы Пирл-Харбор, после первых успехов японской армии в Юго-Восточной Азии, «Сошиэл Джастис», орган преподобного отца Кофлина, американского фашиста и любимца папы, писал:
«Наконец клонится к закату британское солнце, и над землей эксплуатируемых взошла заря свободы».
Маркерт сообщал в статье о том, как 27 августа 1940 года, уже через полтора месяца после падения Парижа, в небольшом городке Фульде состоялась конференция германских епископов-католиков. В торжественной обстановке кардинал Фульгабер зачитал текст присяги на верность Адольфу Гитлеру. Все присутствующие встали… Поднялся и папский нунций в Третьем рейхе, монсиньор Орсениго, он сидел на почетном месте. В общем порыве монсиньор Орсениго вытянулся по стойке «смирно» и простер руку для присяги.
А в следующем году марионеточный президент Словакии Тисо отдал молодчикам Гиммлера еврейское население страны на поголовное истребление. Когда об этом «благочестивом деянии» узнали обитатели Латерана[4], папский престол был в восторге, а преподобному Тисо была вручена кардинальная шапка и присвоено звание папского камергера.
В 1939 году Гитлер распял и залил кровью католическую Польшу. Свободолюбивые поляки уходили в леса, создавали партизанские отряды, организовывали сопротивление. Как же отнесся к страданиям сынов своих «непогрешимый и блаженнейший отец», Vicarius Christi, наместник Иисуса Христа на земле? В рождественскую ночь 1940 года он обратился по радио к обращенным нацистами в рабство, но вовсе не покоренным полякам:
«Враг народов — это ненависть. Ненависть приводит к тому, что нации готовы видеть вину там, где налицо только ошибки или болезнь, требующая лечения, а не кары… Следует ненавидеть не грешника, а грех… Любовь к врагу — высший героизм».
Едва миновала неделя после предательского нападения Германии на Советский Союз, как «его святейшество» папа Пий XII выступил с торжественной речью, в которой объявлял участие фашистской Италии в войне против России «божественной миссией».
Но неизбежная кара, ожидающая гитлеризм, приближалась. «Миролюбивые» увещевания папы римского не были приняты народами, не желавшими стать рабами, пресмыкаться перед оголтелыми «завоевателями», белокурыми бестиями, пришельцами, которых иные силы натравили на Россию, как делали это на протяжении веков.
После Сталинградского сражения, когда Красная Армия ценою большой крови решительно погнала фашистский вермахт и эсэсовскую гвардию на запад, встревоженный Vicarius Christi пытается спасти Третий рейх и его главарей.
В 1943 году в Ватикан прибывает кардинал Спеллман, которого папа срочно вызвал из Нью-Йорка. Он ежедневно совещается со «светлейшим», задерживаясь в Латеране едва ли не до полуночи, а затем спешит утром к испанскому и немецкому послам. После целого ряда таких челночных консультаций кардинала Смеллмана 3 марта принимает министр иностранных дел Германии Риббентроп. Он сообщает кардиналу, что Гитлер согласен на мир, но при одном условии: второй фронт не должен быть открыт союзниками.
Пий XII в восторге. Не возражает и Уинстон Черчилль, однако Франклин Делано Рузвельт, президент США, заявляет решительный протест. Президент понимает: скоротечный мир, сохраненные человеческие жизни невыгодны Америке, которая может и не урвать для себя достойный кусок.
И снова призывает папа римский страны-победительницы:
«Грядущий мир должен быть равно почетным для обеих сторон», утверждает, что условие безоговорочной капитуляции «скрывает в себе величайшую опасность», потеряв всякий стыд, цинично предлагает испытавшим на себе ярмо гитлеризма народам «во имя христианского милосердия простить неразумного разбойника» (!).
Маркерт заканчивал раздел, посвященный политике Ватикана в первые послевоенные месяцы, когда, осторожно постучав, вошла Магда и сказала, что девочка уснула, пора доктору идти ужинать. Потом, через двадцать лет, она станет довольно свободно объясняться на русском языке, но акцент сохранится навсегда. Магда знала, что Борис Янович говорит и на ее родном языке, но к Маркерту она всегда обращалась только по-русски.
— Сейчас приду, — сказал Маркерт. — Еще четверть часа, и я все закончу.
Он вспомнил, что упустил два важных факта, взял листок бумаги и сделал вставку к уже написанному.
«Много лет американский журналист Томас Морган проработал корреспондентом при Ватикане и относился к папе римскому с исключительной симпатией и уважением… Его трудно заподозрить в попытке скомпрометировать Пия XII ложными фактами. Так вот, этот самый Томас Морган утверждает, что папа римский уже 24 августа 1939 года был информирован о намерении Гитлера напасть на Польшу и начать тем самым вторую мировую войну — за восемь дней до ее начала! Точно так же за неделю до срока узнал папа римский о том, что гитлеровцы намерены вторгнуться в Италию в 1943 году. И ни в первом, ни во втором случае «непогрешимый отец человечества» не счел нужным предупредить будущих жертв «неразумного разбойника».
Маркерт пробежал глазами исписанные листки. Кажется, получилось… Здесь сами факты говорят за себя.
Борис Янович вновь взял в руки отложенное было перо и так закончил статью:
«О каком ангельском смирении, о какой защите интересов человечества, якобы изливающейся из Латерана, может идти речь, когда кардинал Леонтини, государственный секретарь Ватикана, представлявший папу на недавнем тайном совещании кардиналов, говоря в программном своем выступлении о необходимости развертывания борьбы против народных правительств в странах Восточной Европы, заявил: «Борьбу против антихристианских сил будем вести так же беспощадно, как против еретиков в средние века. Церковь не всегда будет в состоянии выбирать способы, к которым, возможно, волей или неволей придется прибегнуть, но конечная цель оправдывает средства».
Магда Брук и Маркерт молча ужинали вдвоем, когда в передней раздался звонок.
Едва он стих, часы в гостиной принялись бить и ударили десять раз. Магда и Борис Янович сидели и смотрели друг на друга. Так поздно в те времена никто не ходил друг к другу в гости… Наконец Магда кивнула и вышла из столовой.
Когда вернулась, сказала:
— Спрашивают вас. Мужчина… Голос незнакомый.
Дверь Магда не отперла, не такое было время, чтоб открыть дверь незнакомому человеку.
Борис Янович вышел в переднюю и спросил через дверь:
— Кто там?
Незнакомец закашлялся, затем произнес громким шепотом:
— Откройте, Маркерт… Это я… Тьфу, черт меня взял! Скоро… Подождите!
Человек говорил по-русски с сильным акцентом, совсем как Магда… Борис Янович голоса не узнал, но понял вдруг, откуда мог быть этот человек. У него закружилась голова. Маркерт пошатнулся и оперся рукой о косяк.
— Скоро, скоро… Как его… «И сказал господь Аврааму: пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего…»
Незнакомец смолк. Молчал и Маркерт: пароль был произнесен не полностью.
— Сейчас… тьфу! «Отца твоего, и иди в землю, которую я укажу тебе»[5]. Все! Открывать скоро, Маркерт!
Как предложил ему тогда в лесу Черный Юрис, Борис Янович должен был ответить «И братья его не веровали в него», пятым стихом главы седьмой из Евангелия от Иоанна, но к чему произносить отзыв, когда тот человек за дверью называет его по имени…
И Маркерт открыл замок, снял цепочку, отодвинул засов и распахнул дверь.
Перед ним стоял Малх.
Он быстро проскользнул в переднюю и, отстранив Бориса Яновича, запер дверь.
Малх был в ободранной, мокрой и грязной одежде, оброс недельной щетиной. Когда он сдернул с головы бесформенную шапку, Маркерт увидел на его лбу багровый вспухший рубец.
