Мила Серебрякова - Будет все, как ты захочешь
Гликерия посмотрела на стол, заваленный стеклотарой.
– Ерунда. Ну выпиваю последние месяцы, так это от депрессии. Работу никак найти не могла. Пять лет одного хмыря охраняла, а он меня погнал как паршивую собаку. Потом устроилась на новое место, но и оттуда выгнали. Черт их дери, методы им мои не нравятся. Сволочи! Да вы знаете, какой я телохранитель? Да я за хозяина горой! Всех в бараний рог! Мокрого места не оставлю!
– Но вы пьете.
– Уже бросила. Дадите работу – ни капли в рот не возьму. Клянусь!
И тут в дверях появился плотного сложения мужик с испитым лицом и отечными глазами. Зайдя по-хозяйски в комнату Гликерии, он взял начатую бутылку водки, открыл крышку и прямо из горлышка сделал несколько больших глотков.
Розалия опешила.
– Молодой человек, а вас не учили, что врываться в комнату без стука неприлично?
Мужик поставил бутылку, нахмурил густые брови и просипел:
– А ты кто ваще такая? Нарываешься? – Он сделал шаг навстречу Розалии, и тут…
За доли секунды Гликерия Модестовна подлетела к громиле. Одну руку она положила ему на плечо, а второй схватила за правую ногу. Потом подняла здоровяка, словно тряпичную куклу, и со всей силы швырнула в угол.
– Сукин сын, ты как с моими гостями разговариваешь? А ну вали к себе, алкаш.
– Гликерия, ты чего, я ж по-соседски зашел. Я ж…
Шухеровская подняла руку для удара.
– Все-все, я понял, меня уже нет.
Когда мужик позорно сбежал из комнаты, Розалия Станиславовна, находясь под впечатлением от увиденного, пробормотала:
– Модест Гликерьевич, ты мне подходишь. Я беру тебя в телохранители.
Шухеровская издала победоносный клич, затем положила руку свекрови на плечо и гаркнула:
– Не пожалеете. Но если еще раз исковеркаете мое имя и отчество, по стенке размажу.
Сглотнув, Розалия оставила Гликерии номер домашнего телефона, и они с Каткой поспешно удалились.
Шухеровская приехала в коттедж утром следующего дня. Трезвая, подтянутая, в отличной форме. Разговор со свекровью, который проходил при закрытых дверях в кабинете, длился без малого два часа.
По настоянию Гликерии они с Розалией заключили договор и заверили его у нотариуса. А в договоре, который, как выяснилось позже, Розалия читала по диагонали, был один весьма странный пунктик. Гликерию нельзя было уволить раньше указанного срока, если она не нарушила никаких обязательств. В противном случае свекровь обязуется выплатить Шухеровской очень – ну просто очень – кругленькую сумму.
И этот самый пунктик Розалия заметила уже дома, вернувшись от нотариуса. Не придав ему должного значения, она повела плечиками:
– Я не собираюсь ее увольнять, если она, в свою очередь, не собирается нарушать условия договора. Так что не вижу в этом пункте проблемы.
А проблемы начались уже следующим утром. Гликерии Модестовне выделили свободную комнату, располагающуюся рядом со спальней свекрови. Неизвестно, как именно Розалия Станиславовна представляла себе будни в присутствии личного телохранителя, но она явно не предполагала, что Шухеровская настолько предана своей профессии.
Теперь для Гликерии Розалия стала той самой зеницей ока, которую следует оберегать двадцать четыре часа в сутки. Причем оберегать ото всех. Исключений не делалось ни для кого.
Когда Розалия вышла из спальни, у двери тут же нарисовалась Модестовна.
– Куда? – спросила она басом, быстро глядя по сторонам.
Промурлыкав в привычной для нее манере, что спускается к завтраку, Розалия собралась продолжить путь, но не тут-то было.
Припечатав ее к стенке, Гликерия посеменила к лестнице. Там она остановилась, высунула голову на площадку и лишь потом заявила:
– Чисто.
На ватных ногах свекрища спустилась вниз. Но прошествовать в столовую Гликерия Модестовна не разрешила.
– Посидите здесь, я проверю местность.
– Какую местность, Гликерия? Мы дома, по-моему…
– Сидеть!
Розалия грохнулась в кресло.
В столовой, прежде чем разрешить свекрови начать завтрак, Гликерия приказала Катке с Наткой встать лицом к стене и расставить ноги на ширине плеч. Обыскав ошарашенных домочадцев, Шухеровская дала зеленый свет.
– Розалия Станиславовна, оружия и подозрительных предметов в столовой не обнаружено. Бабы не вооружены. Можете завтракать.
И началось. Подобные инциденты повторялись каждое утро. Катка буквально лезла на стену от отчаяния. Она уже боялась лишний раз выходить из комнаты, предпочитая, чтобы Наталья приносила еду туда.
Гликерия была повсюду. Ее было слишком много.
Предугадать наперед, откуда она выскочит в последующую секунду, казалось невозможным.
Когда Розалия поняла, какую ошибку совершила, взяв в телохранители Шухеровскую, она вызвала Гликерию на откровенный разговор.
Сообщив пренеприятную новость, мол, извини, не сошлись характерами, придется нам расстаться, Розалия услышала следующее:
– И вам тоже мои методы охраны не понравились? Что ж, хотите меня уволить, флаг вам в руки. Но знайте, вы нарушаете наш договор. Поэтому придется раскошелиться и выплатить мне неустойку.
Розалия пришла в ярость. Но договор есть договор. Недаром говорят, прежде чем ставить подпись на любых документах, надо сто раз их прочитать.
Расставаться с астрономической суммой свекровь не собиралась, посему Гликерия Модестовна продолжает оберегать самое ценное сокровище, проживающее в коттедже, – гламурную Розалию.
* * *С улицы послышался бас Гликерии. Катарина бросилась к лестнице.
– Наталья, – крикнула она, перескакивая через две ступеньки. – Прячься! Розалия с чудовищем приехали из салона красоты.
Закрывшись в спальне, Катка приложила ухо к двери и прислушалась.
Снизу раздался голос Шухеровской:
– Ноги на ширине плеч!
Все ясно. Натка не успела спрятаться и теперь в сотый раз подвергается унижающей процедуре обыска.
– И этот беспредел будет длиться еще целых пять месяцев. Только бы выдержать.
Глава 4
После появления Гликерии Модестовны в доме Катарина всем сердцем полюбила пешие прогулки. Если раньше у нее совсем не возникало желания часами бесцельно бродить по окрестностям, то теперь в силу обстоятельств Копейкина была вынуждена воспылать любовью к каждодневному променаду. По крайней мере, находясь вне стен коттеджа, она чувствовала себя куда более комфортно и безопасно. На улице ее никто не обыскивал, не заставлял вставать лицом к стене и не подвергал прочим неприятностям.
Прохаживаясь по широким улицам поселка, Катка в сотый раз рассматривала до боли наскучившие соседние дома, понимая, что еще чуть-чуть, и ее психика даст сбой.
Сзади послышался высокий женский голос. Катарина резко обернулась. Создавалось впечатление, что она уже несколько лет находилась на необитаемом острове и сегодня – о счастье! – услышала наконец человеческую речь.
Из калитки вышла стройная дамочка средних лет и с растерянным видом прошествовала к припаркованной у ворот «Тойоте».
– Лика, девочка моя, я все прекрасно понимаю, но и ты должна меня понять. Куколка, я не могу остаться с тобой, у меня еще запланировано множество дел. Ты себе не представляешь, сколько надо успеть сделать. Во-первых, меня ждут в салоне, опаздывать я не имею права, во-вторых, к пяти часам я обязана быть в агентстве.
Шествуя за манерной особой, Анжелика закатывала глаза.
– Мама, ну мы же толком не поговорили. Неужели ты сейчас уедешь и оставишь меня одну?
– Куколка, я правда не могу задерживаться. Но обещаю, вечером я непременно позвоню. Мы с тобой посплетничаем. Прости! Прости, птичка, но мне пора.
Чмокнув родительницу в гладкую щечку, Анжелика сложила руки на груди и с прискорбным выражением на лице смотрела, как мать поспешно садится в авто, а затем, надавив на газ, оставляет после себя облако пыли.
Увидев Катку, Анжелика помахала соседке рукой.
– Привет.
– Здравствуй.
– Ты была свидетельницей – моей матери на меня наплевать. Она никогда не обременяла себя родительскими обязанностями, я для нее не более чем игрушка, с которой можно играть лишь тогда, когда возникает желание. А в другое время от меня попросту отмахиваются.
– И куда на этот раз спешила твоя мама?
– У нее куча дел, – передразнила Лика мать. – Сначала необходимо поехать на примерку шмоток, потом в туристическое агентство. Представь себе, мать пятый раз за полгода собирается отдыхать на Лазурном Берегу. И чего она туда так рвется? Медом, что ли, намазано?
– Отдыхать – не работать.
Лика надула губки, а потом достаточно громко возвестила:
– Или любовника себе там нашла. Да ты не удивляйся, просто я очень хорошо знаю свою маму. Она всегда любила находиться в центре мужского внимания, без комплиментов мать увядает. А отец… – Лика отмахнулась. – По пальцам можно пересчитать дни, когда он бывает дома. Нашу семейку вообще пора занести в Книгу рекордов. Каждый сам по себе, проблемы ближних никого не волнуют, мы привыкли все решать с помощью денег. Возникли трудности – на тебе, доченька, деньги. Можно подумать, деньги помогут мне не сойти с ума.
