Анна Малышева - Пассажир без багажа
«Наверняка, Кристина, – с досадой подумала она. – Хочет узнать, помирились мы или нет. О, и времечко ее любимое! Пока она будет болтать, отключат горячую воду… И ведь придется ей все рассказать, а тогда она не повесит трубку до утра…» Варя решила не подходить к телефону. Повесила вещи в шкаф, плотно прикрыла дверцы, чтобы кошки туда не забрались. И пошла в ванну.
Второй раз телефон зазвонил, когда она лежала по уши в воде и взбивала пену. Варя рассердилась: «Точно, Кристина! Сколько раз я хотела поставить автоответчик! Вот бы она разозлилась, если бы пришлось „оставлять сообщение после длинного гудка“! Она включила душ. Вода уже шла еле теплая – она успела вовремя. Завернулась в мохнатую простыню, обмотала голову полотенцем и отправилась стелить постель. Она засыпала на ходу, и у нее уже не было сил искать фен и сушить волосы.
Варя выключила свет и легла. Через минуту в ногах у нее устроились кошки. Было тяжело, жарко и неудобно. Варя согнала их, но кошки, едва оказавшись на полу, тут же полезли обратно. Подушка стала влажной. Наверное, все-таки стоило высушить волосы, прежде чем ложиться. Варя полежала еще минуту и с раздражением поняла, что уже не уснет. Дернула шнурок ночника и немного полежала при его зеленом свете, глядя в потолок. Было непривычно тихо. Только сейчас, лежа на слишком широкой для нее одной кровати, она поняла, что в самом деле, осталась совершенно одна. Одна в квартире. Такого она еще не испытывала. За годы брака она ни разу не расставалась с мужем надолго. Разве что один раз, когда попала в больницу с аппендицитом. Но и там она была не одинока, рядом были соседки по палате. Иногда она ездила на дачу без Андрея, но там обычно был кто-то еще. Его родители, например. А до замужества? Тогда она жила с отцом и мамой. В сущности, еще никогда в жизни она не оставалась ночью в одиночестве. И сейчас от звенящей, пронзительной тишины становилось как-то не по себе.
Шумно, почти по-человечески, вздохнула одна из кошек. Варе стало легче от этого домашнего, смешного звука. И тут опять зазвонил телефон. Теперь она обрадовалась. Весьма кстати будет немного поговорить с Кристиной. Ей все равно не спится, а та – известная полуночница. Наверное, уложила детей и жаждет общения.
Поднимая трубку, Варя уже снимала с полки аппарат. Она хотела унести телефон в постель, чтобы устроиться с удобствами. Однако голос, который она услышала, Кристине не принадлежал. Но это был и не мужчина. То, что Варя услышала в трубке, было больше всего похоже на лепет ребенка – или того, кто пытался подделаться под ребенка.
– Слушаю, – резко сказала она, – слушаю, говорите.
– А т-ты что – одна-а? – пролепетал голосок. Он произнес «адна-а», нарочито «акая». Варя повесила трубку. Выругала себя за глупость – ну что она так расстроилась! Обычное телефонное хулиганство. Кому-то не спится. Кто-то набирает номера наугад и будит среди ночи людей. Даже напугать как следует не умеет – мозгов не хватает. Болтает что попало…
Она твердила это про себя, отключая телефон и забираясь в постель. И не хотела признаться, что на самом деле, голосок ее напугал. Ужасно противный голосок! В нем была злоба – это она расслышала, независимо от дурацких слов, которые этот голос произносил. И самое неприятное, что голосок заговорил о том, о чем она только что думала. О том, что ее пугало. Она, действительно, была одна.
Теперь Варя не прогоняла кошек. Она взяла Кришну на руки и принялась почесывать ей загривок. «Какая мерзость, – повторяла она про себя. – Хулиганство. Я никогда так не шутила, даже в самом глупом возрасте». Ей вспомнилось, как в шестом классе она влюбилась в одноклассника. Окольными путями узнала его телефон и звонила ему несколько раз за вечер. Ничего не говорила – просто молчала в трубку. Слушала, как он повторяет «алло». Это ему не надоедало. Он мог твердить свое «алло» минуту или больше, пока она не бросала трубку. Конечно, он догадывался, что звонят именно ему, что это какая-то девчонка в него влюбилась. Конечно, это ему льстило. Поэтому он и не клал трубку первым. А она попала в порочный круг. Если бы она теперь позвонила ему и решилась что-то сказать, он бы сразу догадался, что именно Варя раньше молчала в трубку. И она бы умерла от стыда. Теперь она не могла вспомнить даже фамилии того мальчика, его лицо превратилось в смутное пятно… Но острое чувство стыда со временем не сгладилось.
А тому, кто звонил ей, наверное, стыд был неведом. Варя попыталась вспомнить – бывали ли такие звонки раньше, до отъезда в Питер? Нет, она бы помнила. Обязательно пожаловалась бы мужу. «Это случайность! – твердо сказала она себе. – Никто, кроме родителей, не может знать, что я одна дома. Никто и не знает. И этот мальчишка тоже. Он сказал так, чтобы меня напугать, паскудник…»
Спать окончательно расхотелось. Зато она ощутила голод. Неудивительно – вчера в Питере Варя почти ничего не ела, если не считать пакетика арахиса и пива, выпитого в Летнем саду. Она рассчитывала поесть в поезде, но и там не пришлось. А сегодня только откусила от пирога… Варя отправилась на кухню, поставила чайник, достала из холодильника тарелку с пирогом. Обратила внимание на то, что мать аккуратно разобрала и разложила на полках содержимое лотков. Две микроскопические упаковки масла, два сырка, две упаковки копченой колбасы… Два пирожных с повидлом – Варя их всю жизнь ненавидела, вообще не ела ни повидла, ни варенья. Пакетики с чаем, кофе и сахаром лежали на столе. Тут же – зубочистки и желтые салфетки, которые прилагались к питанию. Салфетки…
Варя вскочила, пошарила на холодильнике, достала розовую салфетку, на который были записаны цифры. Розовую салфетку. Розовую, а не желтую. Если бы она была внимательней, она бы сразу заметила, что салфетка очень отличалась от тех, которые лежали в лотках. Варя быстро перессчитала их. Ровно четыре. Две – из ее лотка, две – из мужниного. Пятая, розовая, была явно лишней. «Молодец у меня папа, куда до него лейтенанту Коломбо! Такой простой вещи не заметил! Сразу бросился звонить!» – подумала она, снова усаживаясь за стол и принимаясь за пирог. Салфетки лежали у нее перед глазами – она разложила их на столе, как будто это помогало ей думать. Ей в голову пришла еще одна мысль – до этого отец тоже не додумался. Семь цифр, второпях написанных карандашом, могли означать вовсе не московский номер телефона, а питерский. Там тоже были семизначные номера. Отец вполне мог этого не знать – он был в Питере чуть ли не в студенческую пору своей жизни, знакомых и родственников в этом городе не имел и никогда туда не звонил. Но она-то могла догадаться!
Варя покончила с пирогом, вымыла посуду. Вода, как ни странно, все еще была тепловатая. Кошки, унюхавшие еду, снова были тут как тут и терлись о ее ноги. Но она не обращала внимания на это попрошайничество. Варя напряженно думала. Мать сказала, что достала салфетку из лотка с питанием. Она, конечно, могла перепутать… Затвра нужно будет уточнить. И все-таки, она наверняка сказала правду. Дома у них таких салфеток не было. Они пользовались простыми, белыми. Это было дешевле. Варя точно помнила, что в последний раз купила на оптовом рынке пять упаковок белых салфеток – их распродавали по какой-то ничтожной цене. Андрей таких вещей не покупал. В последнее время он вообще ничего не покупал – обо всем забывал. Даже хлеба никогда не приносил, а ведь обычно это была его обязанность. Из-за этого они тоже ссорились. Впрочем, в последнее время они ссорились из-за всего. Нет, эту салфетку он привез из Питера. Наверное, взял в каком-то кафе. А почему она оказалась в лотке? Да еще в запечатанном?
Варя закрыла кран и принялась искать пустые лотки. Нашла их под раковиной, рядом с мусорным ведром. Свой узнала сразу – по липкой бумажке, припечатанной ей самой на крышку лотка. Она осмотрела лоток, принадлежавший мужу. Несколько раз приклеила и отклеила бумажку, пытаясь восстановить первоначальный вид. И убедилась – это совсем нетрудно сделать. Отодрать ее наполовину, открыть лоток, вложить салфетку, снова заклеить… Сложится полное впечатление, что лоток вообще не открывали. Подумаешь – сейф! Но зачем он это сделал, если сделал вообще?
Кошки, наверное, с отчаяния, полезли в мусорное ведро. Варя отпихнула их и закрыла дверцу под раковиной. Выругала привередливых животных, открыла для них банку кошачьих консервов и вывалила содержимое в миску:
– Лопайте! А если не нравится – худейте! Вам не помешает, скоро под вами пол начнет прогибаться!
Она еще раз проверила, заперта ли входная дверь. Для надежности накинула цепочку, которой обычно не пользовалась. Но теперь она была одна. Женщина вспомнила, что не сдержала данного матери обещания – не позвонила родителям Андрея. Но в такой час они, наверное, все равно спят. Пусть спокойно поспят еще одну ночь. Завтра… Завтра для них все станет иным. Варя легла в постель, поворочалась еще полчаса и наконец уснула.
