Валерия Вербинина - Ледяной сфинкс
Амалия заплатила за стулья и велела доставить их по новому адресу, а сама вместе с дядюшкой двинулась дальше. Поначалу ей было увлекательно совершать покупки, потом – не слишком увлекательно, а под конец девушка не могла дождаться, когда же все это закончится, хотя три четверти списка еще оставалось впереди.
Казимир безропотно нес то, что они успели приобрести, но, глядя на его страдальческое лицо, всякий мог бы усомниться, что рабство в России уже двадцать лет как отменили. Впрочем, оказавшись в магазине, где продавали трости, дядюшка немного оживился. Он примерился к одной трости, с набалдашником слоновой кости, потом отложил ее и хотел взяться за другую, но тут возле него из воздуха соткался предупредительный приказчик.
– Что вам угодно, сударь?
Казимир не успел даже рта раскрыть, потому что приказчик уже за него решил, что ему угодно купить трость, и стал предлагать самые дорогие из тех, что имелись в магазине.
– Вот французская, набалдашник, как изволите видеть, резной… с аллегорическими фигурами… А эта, не угодно ли, старинная трость. Весьма примечательная вещь – с сюрпризом!
Казимир встрепенулся. Потому что, как ребенок, обожал сюрпризы. Он потянулся к старинной трости, но не успел даже спросить, какого рода сюрприз та скрывает, как неприятный мужской голос возле него произнес:
– Будьте добры, заверните. Я беру.
Амалия, которая тактично отошла в сторону, чтобы не мешать дядюшке, и рассматривала витрину кукольного магазина напротив, в удивлении обернулась.
В нескольких шагах от нее стоял тот самый офицер из Зимнего дворца.
Глава 5
Вырванная страница
Для Александра Корфа прошедший день обернулся чередой сплошных испытаний.
Сначала он столкнулся на дворцовой лестнице с сомнительной особой, которая имела дерзость улыбкой бросить ему вызов, затем узнал, что друг, сын его крестного, скоропостижно скончался. Приличия, честь да и попросту чувство сострадания требовали, чтобы молодой человек выразил безутешному отцу свои соболезнования, но Александр не мог отлучиться из дворца без разрешения. А вечером после дежурства он был зван в гости к семье невесты. Стало быть…
– Ты можешь навестить Андрея Петровича вечером, – сказал Серж Мещерский.
– Тогда я не увижу Бетти, – возразил Александр.
Так на английский манер звали княжну Елизавету Гагарину, его невесту. Это была воспитанная, образованная, изящная девушка, в меру взбалмошная, в меру непредсказуемая, но всегда обворожительная. В свете у нее было множество поклонников, и Александру невольно льстило, что выбрала она именно его. Мать горячо одобрила их брак, отец, как всегда, был не против, знакомые и сослуживцы все, как один, считали, что с будущей женой Александру несказанно повезло. Разочарованными остались разве что отвергнутые поклонники Бетти, к примеру, граф Антон Потоцкий, но он в любом случае не мог выдержать сравнения с блестящим офицером. Княжна Бетти предложила Антону остаться друзьями, однако уязвленный молодой человек отказался и с тех пор избегал встреч с ней. Впрочем, его сестра Мария оставалась одной из ближайших подруг княжны, так что, скажи он хоть слово, сестра приложила бы все усилия, чтобы их помирить.
– Ты можешь написать записку с выражением соболезнований, я передам ее Андрею Петровичу, – предложил Никита.
– Нет, – мрачно ответил Александр, – я хочу проститься с Львом. И вообще отделываться запиской, когда в семье такое горе, хуже, чем моветон.
Князь Мещерский вздохнул и покосился на часы.
– Отпросись, – сказал он негромко. – Объясни ситуацию, я думаю, тебя отпустят. Ничего страшного не произойдет, если тебя сегодня не будет во дворце.
Александр поморщился, поскольку терпеть не мог просить о чем бы то ни было. Кроме того, у него сложилось стойкое впечатление, что начальство по каким-то причинам его недолюбливает, и он был почти уверен, что получит отказ.
– Серж, ты же знаешь старика. Можно изложить ему сотню доводов, он все равно решит, что я собираюсь кутить с актрисами. По-моему, он терпеть меня не может.
– Полно, тебе кажется, – мягко возразил Серж.
– Вовсе нет. К тому же ты забываешь, что старик когда-то служил с моим отцом. Мало ли что они могли тогда не поделить… а теперь все это мне аукается.
Александр заметил, что Никита молчит, переводя взгляд с него на князя и обратно. Наконец Васильчиков кашлянул.
– Ладно, так уж и быть. Но учти: только ради нашей дружбы, – объявил он. И с этими словами он поднялся с дивана.
– Никита, ты что, подменишь меня? – спросил Александр.
– Услуга за услугу, – ответил Васильчиков, блестя глазами. – У меня в воскресенье дела, я жду врача… для матери. – Он покраснел, и Серж, который, как все в полку, был отлично осведомлен о болезни его матери, отвел глаза. – А между тем в воскресенье я должен сопровождать императора в манеж. Ты поедешь вместо меня, а я, так уж и быть, подменю тебя сегодня. Договорились?
Александр кивнул. И крепко сжал руку Никиты.
– Хорошо. Ты и представить себе не можешь, как я тебе благодарен! Сестре привет передавай.
– Конечно, конечно, – заверил его Никита. – Да, собственно, ты сам ее увидишь, ее тоже позвали сегодня к Гагариным.
Таким образом, благодаря тому, что Васильчиков согласился его выручить, Александр сумел улизнуть из дворца и, взяв извозчика, отправился к графу Строганову.
В особняке графа толкались посторонние люди, остро пахло какими-то лекарствами, фальшивым сочувствием и смертью. То и дело звонил звонок, и представительный швейцар Герасим впускал очередного гостя, явившегося выразить свои соболезнования, повздыхать, шаркнуть ножкой и откланяться.
– Андрей Петрович у себя? – спросил молодой офицер, когда лакей принял его шинель.
– Пожалуйте сюда, сударь.
Граф грузно обмяк в кресле у окна, глядя невидящими глазами куда-то вдаль. Ему было лишь немногим за пятьдесят, но сейчас он выглядел изможденным, дряхлым старцем. Александр поздоровался, произнес несколько требуемых приличиями слов, которые потом не мог вспомнить. Его мучило сознание того, что все бесполезно, что самое страшное уже свершилось и никакие слова уже не помогут вернуть того, кто еще вчера улыбался, дышал и радовался жизни.
– Да… – наконец тяжело промолвил граф и поднял голову. – Ты что же стоишь, Саша? Садись.
Александр сел. Почему-то, хотя было безумно жаль графа, ему вдруг захотелось как можно скорее уйти отсюда. Наверное, инстинктивно чувствовал, что истинное горе, как и истинное счастье, не терпит посторонних.
Барон произнес еще несколько фраз о том, что он не ожидал, что он потрясен… и умолк. Сколько раз уже сегодня старый граф слышал эти слова! Разве они могли что-то значить для него теперь?
– Хорошо, что вы дружили, – невпопад проговорил граф и вздохнул. – Как поживает твоя матушка?
Александр сказал, что у нее все хорошо, и не солгал.
– А батюшка? Все в своей деревне? Не могу, право, понять, что хорошего в тамошней жизни. Щи, скверные дороги, общество не самого лучшего разбора… – Строганов поморщился.
За дверями протопали чьи-то шаги, глухо забубнил чей-то бас, потом все стихло.
– Мы никак не ожидали, что все так кончится, – неловко проговорил Александр, имея в виду Льва.
Граф неожиданно остро взглянул на него.
– Что, юноша? Непривычно? Думаешь, что смерть твоя далеко, а она вон где – на вершок от тебя… – Строганов показал этот самый вершок пальцами в воздухе. – И подстерегает! Ты Сержа Мещерского видишь? Знаешь, какими проклятьями его отец меня осыпал, когда… когда жена его оставила? А я, каюсь, грешен, знай посмеивался себе тогда. Сейчас думаю: не зря ли смеялся-то? Не накликал ли? – Лицо графа исказилось. – Никому не дай бог пережить своих детей! Хуже нет, чем такое проклятье…
Александру было нечего сказать, и он промолчал, чувствуя мучительную неловкость.
– Ты ведь к нему пришел? – спросил граф.
– Да, Андрей Петрович.
– Ну, так ступай. – И Строганов махнул рукой, отпуская гостя. – Матушке почтение мое передавай и батюшке тоже. Если они захотят меня навестить, я всегда буду рад.
Чувствуя в душе подобие облегчения, в котором он сам себе стыдился признаться, Александр спустился на первый этаж. Лев жил отдельно, но, когда с ним случилось несчастье, отец настоял на том, чтобы сына перевезли к нему, дабы обеспечить больному наилучший уход, и сюда же, в особняк, доставили все его вещи. Не мешкая, граф пригласил лучших врачей, даже лейб-медика самого государя. Но получается, что если бы не приглашал вообще никого, результат был бы в точности тот же.
«А если бы я купил ту лошадь, – мелькнуло в голове Александра, – то, может быть, Лев бы сейчас точно так же шел ко мне. Бледнел бы, но храбрился… Он как-то раз мне сказал, что не выносит вида мертвых тел».
У входа в комнату Льва маячил высокий, молчаливый лакей Строганова. Александр вспомнил, что лакея звали Аким. Не говоря ни слова, слуга посторонился, и Александр вошел.
