Франк Тилье - Атомка
Люси продолжала изучать обстановку. Все просто, никаких излишеств, но вполне современно. Все практично, удобно, но ни на чем нет отпечатка индивидуальности. У Кристофа Гамблена при обыске нашли альбом с фотографиями, здесь ничего подобного, никаких признаков, по которым можно было бы связать этих двоих. Пока Дюпре кажется более одинокой и более осторожной.
Время летело быстро. Фотограф и криминалисты, сделав свое дело, уже покинули квартиру. Микаэль Шьё, собрав все, что может оказаться полезным следствию, составлял в блокнотике опись. Папки со счетами, квитанции, запросы на визы — все найденные здесь документы будут доставлены в дом 36 на набережной Орфевр, где их хорошенько изучат. Следствию важно не увлекаться количеством, чтобы не погрязнуть в мелочах, но в принципе ничем нельзя пренебрегать.
— А это? Это, как ты думаешь, стоит взять?
Люси подошла к коллеге. Пусть он работает в другой команде, у офицеров полиции существует солидарность, все равные по званию друг с другом на «ты», все друг друга знают, и все, за редким исключением, друг друга ценят.
— Что — «это»?
— Да вот, нашел у нее под кроватью папку с газетами, ну и просмотрел по-быстрому. Газета — та самая, в которой Дюпре работает, «Высокая трибуна». В каждом номере, похоже, есть по ее статье, но подписаны они псевдонимом «Вероника Д.». На первый взгляд Дюпре интересовали только такие горячие темы, как дело «Клирстрим»[11] или дело о «Медиаторе»[12].
Люси села на корточки, открыла папку, вытащила из нее газеты, — возможно, они прольют свет на профессиональную жизнь Валери Дюпре. Газет оказалось штук сорок — стало быть, не меньше сорока статей, каждая из которых, по-видимому, требовала многих недель расследования под чужим именем.
Энебель пробежала глазами заголовки. Даты шли в обратном порядке, самая свежая газета, с публикацией начала 2011 года, лежала наверху. Насколько можно было увидеть при беглом просмотре, журналистские расследования Валери Дюпре в большинстве случаев касались политики, промышленности и окружающей среды: ветроэнергетики, генетически модифицированных организмов, биогенетики, всякого рода загрязнений, фарминдустрии, «черных приливов»…[13] Горячие темы… журналистка, должно быть, нажила немало врагов в высших сферах, занимаясь ими.
Люси на всякий случай поискала в папке номера, имеющие хоть какое-то отношение к тем, которые унес из архива Кристоф Гамблен. Нет, ничего похожего. Самый старый здесь номер вышел в 2006-м — ага, значит, в том году, когда Валери стала работать в «Высокой трибуне», вспомнила Люси. И тут ее внимание привлекла засунутая между другими газета, непохожая на остальные: «Фигаро», дата выпуска — 17 ноября 2011 года, то есть несколько недель назад. Интересно, зачем было прятать под кровать газету-конкурента?
Открыв «Фигаро», чтобы глянуть, вдруг там не хватает страниц или какая-то статья выделена журналисткой, Энебель обнаружила приклеенную ко второй полосе розовую бумажку для заметок, на которой было написано: «654 слева, 323 справа, 145 слева». Совсем уж непонятно, мимо такого не пройдешь! Нет, газеты тут оставлять нельзя.
— Конечно, придется попахать, ну да ладно, забираем все, всю эту кучу…
Нагруженные плодами обыска — тремя битком набитыми бумагой коробками, — двое полицейских тяжело поднимались по ста пятидесяти ступенькам, которые вели на четвертый этаж дома 36 по набережной Орфевр — именно там размещалась Уголовная полиция, где оба работали. Люси начала мечтать о том, чтобы ступить на эти старые доски и пробежаться по этим узким коридорам, по тускло освещенному верхнему этажу под самой крышей задолго до того, как началась ее карьера: лет, наверное, в девятнадцать… Дом 36 по набережной Орфевр для любого французского полицейского — легенда, место, где одно за другим расследуются самые серьезные преступления. А пришла сюда Энебель — по протекции Шарко и, главное, бывшего шефа уголовки — всего полтора года назад. Она, лилльская девчонка, лейтенант полиции родом из Дюнкерка… И теперь она уже понимала, что, работая в доме 36 двадцать четыре часа в сутки, день за днем и ночь за ночью, забываешь, какая аура у этих мест, видишь перед собой только горстку отважных мужчин и женщин, которые взвалили на себя долг сражаться с гнилью, распространяющейся по городу, теперь слишком для них большому. Никаких мифов.
Микаэль Шьё, весь в поту, поставил наконец две огромные коробки на стол в большой комнате команды Белланже, а Люси, стиснув зубы, чтобы не застонать, плюхнулась на стул и принялась вертеть туда-сюда двумя руками правую ступню. Когда стало полегче, огляделась и поняла, что Микаэль ушел и теперь она здесь одна с лейтенантом Паскалем Робийяром, которого, впрочем, словно и нет, настолько он увяз в своих списках, квитанциях и счетах.
Комната у них просторная и уютная. За Белланже и Шарко — законных первого и второго номера в группе — закреплено право на место у окна с видом на Сену и Новый мост; столы Люси, Робийяра и Леваллуа поставлены ближе к двери в коридор. Чего только не встретишь в этом кабинете с явным преобладанием мужского населения! Планы Парижа, постеры с мотоциклами или девицами, шкафы, переполненные делами, находящимися в производстве или закрытыми, даже телевизор. Ребята проводят здесь зачастую больше времени, чем дома…
Паскаль Робийяр поднял голову и посмотрел на Люси, взгляд был более чем выразителен.
— Неужели еще и это надо просматривать?
— Боюсь, да. Там есть запросы на визу, ими хорошо бы заняться в первую очередь…
Робийяр вздохнул:
— Все хотят, чтобы я все делал в первую очередь! А я думаю, что лично мне в первую очередь необходима чашечка крепкого кофе, да и тебе, наверное, кофеек не помешает. Пойдешь со мной?
— Давай тогда побыстрее. Через полчаса аутопсия.
— Тебе в этот раз выпало, да?
— Не было выбора.
Обязательная для этих мест кофеварка стояла дальше по коридору — в крошечной мансарде, которая служила кухней. Здесь мужчины, офицеры Уголовной полиции, встречались, чтобы расслабиться, поболтать, пошутить, обсудить новости по текущим делам. Люси тянул за собой «в кофейню» едва ли не каждый: поговорить с женщиной, да еще и с хорошенькой, не только приятно, но и полезно — это придает команде бодрости.
Мускулистый Паскаль Робийяр бросил несколько монеток в стоявшую на столике чашку, взял две капсулы и сунул одну в машину.
— Мне тут передали четыре газеты, копии унесенных жертвой из архива, времени изучить их как следует пока не нашлось, но кое-что для тебя интересное я все-таки обнаружил.
Робийяр «на земле»[14] не работал. Женатый, с тремя детьми, он предпочитал тишину и безопасность кабинета, где можно вволю покопаться в личной жизни жертвы, его связях, а утомившись — сделать гимнастику. Нюх у него был что надо, и, не мудрствуя лукаво, коллеги прозвали его Легавым.
— Поскольку все эти газеты связаны только с регионами Рона–Альпы и Прованс–Альпы–Лазурный Берег, я подумал: «Мало ли…» — решил проглядеть телефонные счета Кристофа Гамблена, поискать там код «ноль четыре» — и угадай, что обнаружил?
Люси взяла свою чашку крепчайшего кофе — сегодня лучше было обойтись без сахара, молока или сливок: ночь обещала быть долгой и трудной, так что лучше залить в кровь порцию чистого кофеина. Еще она, подсыпав, в свою очередь, монет в чашку, сгрызла несколько шоколадных печенюшек.
— Говори давай!
— Значит, обнаружил я этот код в одном из счетов за ноябрь. Наш заледенелый клиент, еще не будучи заледенелым, однажды туда звонил — если точно, то двадцать первого ноября.
— В какой город?
— В Гренобль. Я набрал этот номер — и попал в местный Институт судебной медицины. Переговорив с тем, другим, третьим, добрался в конце концов до некоего Люка Мартеля, одного из гренобльских судмедэкспертов, и выяснилось, что этот самый Луи отлично помнит нашу жертву. Гамблен приезжал к трупологу[15], чтобы расспросить о старом деле — деле об утоплении в горном озере.
Люси сполоснула под краном чашку, вытерла ее, посмотрела на часы. Времени оставалось всего ничего.
— Дай-ка мне номер этого судмедэксперта.
Робийяр тоже допил кофе и достал из кармана уже пожеванную палочку лакрицы.
— Не бери в голову. Я успел натравить на него нашего судебника, коллега из Гренобля должен был объяснить ему все в подробностях и прислать факсом протокол вскрытия утопленницы. Так что сегодня ты на Рапе, скорее всего, убьешь сразу двух зайцев.
— Ага, два трупа по цене одного, лучше не придумаешь!
— У меня есть еще одна новость для тебя, и вот она-то — просто конфетка! Это дело об утоплении в горном озере датировано февралем две тысячи первого года.
Люси осенило:
— Как одна из газет, взятых жертвой в архиве, — да?
— Вот именно. Ну, я и стал смотреть дальше. Информация об утоплении была там опубликована в хронике происшествий.
