Полина Дашкова - Кровь нерожденных
– Деньги эти не мешали не только вашим ребятам, но и вам лично, дорогой вы мой Константин Сергеевич. Так ведь? Что же сейчас, государство больше платить стало? Два года брали, не брезговали, а теперь испугались. Я же вам объяснила, бояться совершенно нечего. Все законно.
Савченко почувствовал, как кровь приливает к лицу. Он встал.
– В общем так, Амалия Петровна. Мы с вами все выяснили. Будем считать разговор оконченным. Денег больше не переводите. – Он развернулся и направился к двери.
– Постойте, Константин Сергеевич. Вы кофе не допили. – Зотова встала и взяла его за локоть. – Вы хотели узнать, что в больнице происходит. Извольте, я расскажу.
Капитан осторожно убрал ее руку.
– А что, собственно, может происходить в больнице? Людей лечат. Я в медицине не разбираюсь. Всего доброго.
– Значит, все-таки боитесь, – сочувственно покачала головой Зотова. – И правильно делаете, – добавила она чуть слышно и открыла входную дверь. – До свидания, Константин Сергеевич. Спасибо, что зашли. Очень была вам рада. Навещайте меня, старуху, иногда. Большой привет Маше, Ванечке и всей вашей семье.
Глава 5
Редакция журнала «Смарт» занимала два этажа в многоэтажном здании на Хуторской улице, за Савеловским вокзалом. Еще совсем недавно этот огромный стеклянный урод, подрагивающий от проезжающих прямо под ним электричек, был безраздельной вотчиной ЦК ВЛКСМ, частью издательского комплекса «Молодая гвардия». Каждый этаж был занят молодежным журналом – от «Молодого коммуниста» до «Юного натуралиста».
Двадцатиэтажный, насквозь прозрачный журналистский муравейник одним боком выходил на Савеловскую железную дорогу, а тремя другими – на какие-то склады, казармы и гаражи. В здании было четыре лифта, часто ломались
Все одновременно.
В конце восьмидесятых некоторые редакции стали сдавать часть своих кабинетов в аренду разным новым изданиям. Постепенно комсомольско-молодежные журналы переставали существовать, на какое-то время их вытеснила порнография, но и она скоро прискучила свободному рынку – все хорошо в меру.
В итоге получилась каша из разных изданий, процветающих и нищих, солидных и непристойных, фашистских и православных. Одни этажи заполнились компьютерами, шикарной офисной мебелью, длинноногими секретаршами. На других был разор и запустение, старые матерые журналисты пили водку, курили дешевые сигареты и готовы были ухватиться за любую, самую паскудную работенку, лишь бы деньги платили.
Для Лены Полянской этот стеклянный урод был родным домом. Здесь она проходила практику, когда училась в университете, здесь во многих журналах печатала свои статьи и очерки. На каждом этаже у нее были знакомые, приятели, друзья.
Два этажа, занятые редакцией журнала «Смарт», были самыми шикарными во всем здании. Комсомольский дух прежних обитателей выветрился совершенно, и пахло теперь как в богатом капиталистическом офисе – гигиеническим парфюмом, кондиционированным озоном, дорогой туалетной водой.
Тихонько стрекотали компьютеры, мягко и мелодично позванивали телефоны, сотрудники бесшумно проплывали по пушистым коврам – все в дорогих строгих костюмах, а если кто изредка и появлялся в джинсах, то это были настоящие, тоже очень дорогие джинсы.
Лена открыла кабинет, сняла пальто, размотала шарф. Распустив еще влажные волосы, она причесалась перед зеркалом и, вглядываясь в свое отражение, заметила, как осунулось за эту ночь лицо. Она не только не спала, но и не ела ничего со вчерашнего дня.
Буфеты на первом и двадцатом этажах были еще закрыты, да и еда там довольно поганая. Но у секретарши главного редактора всегда имелся отличный чай и всякие валютные деликатесы в холодильнике.
Причесавшись, приведя себя в порядок, Лена набрала по внутреннему телефону номер секретарши.
– Катюш, доброе утро.
– Ой, Леночка, ты чего так рано? Ты же предупредила, что будешь после двух.
– Ну, так получилось. Я к тебе зайду чайку попить?
– Конечно, заходи, сейчас поставлю. Когда Лена вошла в приемную, секретарша Катя, сочная двадцатипятилетняя блондинка, заваривала чай. На журнальном столике стояла тарелка с бутербродами.
– Я тоже позавтракать не успела, – сообщила Катя, – хочешь йогурт? У меня их полный холодильник. Главный стаканчиков пять в день съедает, а я их терпеть не могу. Мне бы только колбаски, рыбки солененькой, а все это кисломолочное фу! С того и толстею, что жирное-соленое люблю.
– Ничего, тебе идет, – утешила Лена, с удовольствием отправляя в род ложку сливочного йогурта, – женщина вообще должна быть в теле.
– Ага, тебе хорошо говорить. Сколько тебя знаю, ты всегда худенькая. Даже сейчас ни грамма лишнего не прибавила, только животик выпирает. А я, если, не дай Бог, забеременею, вообще жиртрестом стану.
Зазвонил телефон. Дожевывая кусок сырокопченой колбасы. Катя взяла трубку.
– Редакция журнала «Смарт». Приемная главного редактора.
– Здрасте, девушка, – услышала она высокий мужской голос, – у вас работает Полянская Елена Николаевна?
– Ас кем я говорю? – спросила Катя. Секунду в трубке молчали, потом произнесли:
– Руководитель оздоровительного центра «Аист». Она к нам на занятия будет ходить или нет? А то записалась, деньги заплатила и не ходит.
– Минуточку, – Катя прикрыла ладонью трубку и прошептала:
– Лен, ты знаешь, что такое оздоровительный центр «Аист»? Про тебя спрашивают.
Лена взяла трубку.
– Полянская слушает. Трубка молчала и дышала.
– Ну, что, – вздохнула Лена, – будем говорить или помолчим?
Ответом были частые гудки.
Повесив трубку, она отхлебнула чаю и поймала удивленный взгляд Кати.
– Лен, это кто? – спросила та почему-то шепотом.
– Так, ерунда. Даже говорить не хочу.
– А если опять позвонят?
– Посылай как можно дальше. Не стесняйся в выражениях, – посоветовала Лена.
Вернувшись в свой кабинет, Лена принялась разбирать новые рукописи и наткнулась на пакет из Вашингтона. Это был рассказ известной американской писательницы Джозефины Уорд-стар, который Лена давно ждала. С этой семидесятилетней американкой она познакомилась пять лет назад, во время своей первой поездки в США, и с тех пор часто обменивалась с ней письмами.
Два-три романа Джозефины были опубликованы в России самым безобразным пиратским способом, с безграмотным анонимным переводом и полным нарушением авторских прав. Возмущению Джози не было границ, она даже послала одного из своих адвокатов в Россию, но судиться оказалось не с кем: пиратское издательство бесследно испарилось.
Понадобилось много времени, чтобы уговорить Джози прислать какой-нибудь рассказ в «Смарт», и вот наконец она решилась, сопроводив рукопись длинным письмом, адресованным Лене лично.
В письме она подробно рассказывала о трагической гибели своей сиамской кошечки Линды, о скандальном разводе своего старшего сына Джеймса и балетных успехах двадцатилетней внучки Сары, а в конце просила Лену перевести рассказ лично, не отдавать никаким переводчикам.
Лена с удовольствием углубилась в добротную, уютную англоязычную прозу. Рассказ назывался «Sweet heart», что на русский можно перевести как «Лапушка», и начинался словами: «Its enough for me!» – «С меня довольно!»
«С меня довольно! – подумала Лена, – они мне надоели. Я не собираюсь играть в эти бандитские игры…»
В рассказе герой спрашивал героиню: «И что ты собираешься делать дальше?»
«Жить, – отвечала героиня Сюзи, – жить и ждать своих маленьких радостей…»
В коридоре послышались голоса, захлопали двери. Начинался рабочий день. В кабинет вошел младший редактор, двадцатитрехлетний оболтус Гоша Галицын. Он только недавно закончил Институт иностранных языков, «родимый малинник», как он выражался.
В «Смарт» Гошу взяли работать потому, что он был сыном главного редактора, и отец предпочитал держать непутевое чадо у себя под крылышком, хотя американской стороной такие вещи не одобрялись.
Целыми днями Гоша играл в компьютерные игры, слонялся по коридорам и распивал чаи с секретаршами на всех этажах. Когда он только начинал работать, Лена попыталась загрузить его переводами и редактурой, как просил ее Галицын-старший, но недели через две поняла, что лучше Гоше вообще ничего не делать – ущерба меньше.
– Видишь, Ленка, как я хреново работаю, – весело говорил он, – я ведь хотел быть рок-музыкантом, ударником. Я, кстати, классный ударник. У нас группа была – полный отпад. «Мавзолей» называлась. Ты, может, слышала? Нет? Ну, не важно, ты – другое поколение. От нас вся Москва тащилась, и Питер тоже. Конечно, иногда мы под кайфом работали, без этого нельзя. А как предки увидели мои вены… Ух, что было! Папашка озверел, даже хотел меня в армию сдать. Но вовремя очухался, отмазал. Просто испугался – вдруг в Чечню пошлют? Я же у них единственный. Устроил он меня в этот гребаный иняз, а там – одни бабы! И пять лет меня то отец, то мать на машине в институт возили, из института забирали, дома на десять замков запирали.
