Последний гамбит - Дженнифер Линн Барнс

– Это игра на время, мы ищем правильные цели и правильные организации, чтобы дать им деньги, – объяснила я.

– Главным условием создания вашего фонда было то, что все деньги должны истратиться в течение пяти лет. Почему?

Это был более удобный вопрос, чем она думала.

– Большие изменения требуют больших дел, – сказала я. – Копить деньги и медленно распределять их с течением времени никогда не казалось мне правильным решением.

– Значит, вы обратились к экспертам.

– Да, к экспертам, – подтвердила я. – Академикам, людям, твердо стоящим на ногах, и даже просто людям с масштабными идеями. У нас были открытые вакансии на места в совете директоров, и сейчас в фонде работает более сотни людей. В нашей команде есть все: от лауреатов Нобелевской премии и стипендии Макартура до правозащитников, медицинских работников, жертв домашнего насилия, заключенных и целой дюжины активистов в возрасте до восемнадцати лет. Вместе мы разрабатываем и анализируем планы действий.

– И рассматриваете предложения, – журналистка вторила моему задумчивому тону. – Любой желающий может подать предложение в Фонд «Анна, одинаково читается с начала и с конца».

– Любой, – подтвердила я. – Мы хотим получить лучшие идеи и лучших людей. Вы можете быть кем угодно, откуда угодно. Вы можете чувствовать себя никем. Мы хотим услышать вас.

– Как придумали название фонда?

Я подумала о Тоби, о маме.

– Это, – произнесла я, весь мир наблюдал за мной, – загадка.

– Говоря о загадках… – Изменение в тоне ее голоса предупредило меня, что мы подходим к более серьезным темам. – Почему? – Вопрос повис в воздухе, но затем интервьюер продолжила: – Почему, получив в наследство одно из крупнейших состояний в мире, вы отдали почти все? Вы святая?

Я фыркнула, что, вероятно, будет не очень хорошо смотреться в глазах миллионов, но я ничего не могла с собой поделать.

– Вы правда думаете, что если бы я была святой, – сказала я, – то я бы оставила себе два миллиарда долларов? – Я покачала головой, при этом мои волосы рассыпались по плечам. – Вы понимаете, сколько это денег?

Я не чувствовала агрессии и надеялась, что ее не прозвучало в моем голосе.

– Я могла бы тратить сто миллионов долларов в год, – объяснила я, – каждый год в течение всей моей жизни, и после этого все равно остался бы шанс, что после смерти у меня будет больше денег, чем сейчас.

Деньги делали деньги – и чем больше их было, тем выше была норма прибыли.

– Но честно, – добавила я, – я не могу потратить сто миллионов долларов в год. Физически не могу! Так что нет, я не святая. Если вам действительно это интересно, я довольно эгоистична.

– Эгоистична, – повторила она. – И раздаете двадцать восемь миллиардов долларов? Девяносто четыре процента всех ваших активов. И думаете, вас надо спросить, почему вы не делаете больше?

– Почему нет? – ответила я. – Однажды мне сказали, что с таким состоянием в определенный момент дело становится уже не в деньгах, потому что вы не смогли бы потратить миллиарды, даже если бы попытались. А во власти. – Я опустила взгляд. – И я не думаю, что кто-то должен обладать такой властью, особенно я.

Мне было интересно, наблюдал ли за этим Винсент Блейк, или Иви, или кто-нибудь из других крупных игроков, которых я встречала с тех пор, как получила наследство.

– И семья Хоторнов в самом деле смирилась с этим? – спросила журналистка. В ее голосе также не звучало агрессии. Только интерес и глубокое сочувствие. – Парни? Грэйсон Хоторн бросил Гарвард. За последние шесть месяцев у Джеймсона Хоторна появились проблемы с законом по меньшей мере на трех континентах. Недавно сообщалось, что Ксандр Хоторн работает механиком.

Ксандр работал с Исайей – как в его мастерской, так и над несколькими новыми технологиями, от которых они были без ума. Грэйсон бросил Гарвард, чтобы полностью направить свои силы на проект раздачи денег. А единственная причина, по которой Джеймсона арестовывали – или почти арестовывали так много раз, заключалась в том, что он не мог отказаться от пари.

Особенно от моих.

Единственная причина, по которой я не попала в подобные заголовки, заключалась в том, что у меня лучше получалось не попадаться.

– Вы забыли про Нэша, – легко отметила я. – Он следит за баром и работает дегустатором кексов по выходным.

Теперь я улыбалась, излучая такие удовлетворение и радость, которые человек не мог бы подделать. Братья Хоторны не пустились во все тяжкие, как она предполагала. Они – все они – стали именно теми, кем и должны были быть.

Они были вылеплены Тобиасом Хоторном, сформированы и выкованы руками миллиардера. Они были особенными, выдающимися, и впервые в своей жизни они жили не под гнетом его ожиданий.

Интервьюер увидела мою улыбку и слегка сменила тему:

– Можете ли вы как-то прокомментировать слухи о помолвке Нэша Хоторна с вашей сестрой?

– Я не обращаю внимания на слухи, – удалось мне сказать с невозмутимым видом.

– А как насчет вас, Эйвери? Как вы отметили, у вас в руках все еще огромное состояние. Какие у вас планы?

– Путешествовать, – сразу же ответила я. На полках вокруг нас лежало по меньшей мере тридцать сувениров, но было еще так много мест, где я не была.

Мест, где Джеймсон еще не соглашался на неразумное пари.

Мест, куда мы могли бы слетать.

– И, – продолжила я, – через год-два я поступлю в Коннектикутский университет изучать актуарное дело.

– Актуарное дело? – Ее брови взлетели вверх. – В Коннектикутском университете.

– Статистические методы оценки рисков, – объяснила я. Были люди, которые создавали модели и алгоритмы, чьим советам следовали мои финансовые консультанты. Мне предстояло многому научиться, прежде чем я смогу начать самостоятельно управлять рисками.

И кроме того, как только я сказала о Коннектикутском университете, Джеймсон начал говорить о Йельском университете. Как ты думаешь, их тайным обществам мог бы пригодиться Хоторн?

– Хорошо, путешествовать. Университет. Что еще? – улыбнулась журналистка. Она наслаждалась происходящим. – У вас должны быть планы на что-нибудь необычное. Это была настоящая история о Золушке. Дайте нам почувствовать ту экстравагантность, о которой большинство людей могут только мечтать.

Люди, наблюдавшие за мной, вероятно, ожидали, что я буду говорить о яхтах, драгоценностях или частных самолетах – даже о частных островах. Но у меня были другие планы.

– На самом деле, – произнесла я, прекрасно осознавая, что мой тон меняется по мере того, как во мне закипает возбуждение, – у меня есть одна забавная идея.

Это было причиной, по которой я