Вся твоя ложь - Гарриет Тайс
– Это и вправду может быть хорошим домом для нас, – говорит Робин ранним воскресным вечером, окидывая взглядом гостиную. – Мне здесь нравится даже больше, чем в доме у Джулии. Наш дом более комфортный и уютный.
Я скептически обвожу комнату глазами, останавливаясь взглядом на пятнах на стенах, на старом газовом камине, на обшарпанной каминной полке, которая пустует с тех пор, как я выкинула оттуда все статуэтки.
– Неужели? – удивляюсь я.
– Правда, мам. Мы же делаем этот дом своим собственным, как говорят в той песенной передаче по телевизору. Если мы его еще немного подремонтируем, он будет выглядеть просто великолепно. Мы могли бы даже разобрать твою детскую комнату.
– Посмотрим, милая. Посмотрим. В любом случае, сейчас уже пора спать.
Я обнимаю ее.
– Знаешь, завтра может быть очень тяжелый день. Мы еще ничего не слышали о Дейзи. Наверное, будут какие-то новости.
Робин обнимает меня в ответ.
Наступает утро следующего дня, и снова возобновляются наши походы в школу и из школы. Несмотря на то что я отчаянно хочу выяснить, как обстоят дела у Дейзи, да и у Джулии тоже, я отправляюсь в суд. Я получила сообщение от Барбары, подтверждающее, что заседание сегодня состоится:
«Истец Фрея полностью оправилась от своей „мигрени“ (в тексте Барбары так и написано это слово в кавычках), и суд, безусловно, будет заседать».
Несмотря на то что мы пришли в школу рано, потому что я надеялась увидеть у ворот Николь, но ее тут нет. Небольшая группы мамочек стоит неподалеку, и они тихо перешептываются друг с другом. Все выглядят явно очень подавленными. Скорее всего, новости уже просочились наружу. Я прощаюсь с Робин, предупреждая ее, чтобы она никому ни о чем не рассказывала, и бегу к метро.
Я совершенно не хочу опаздывать на слушания в такой знаменательный день. На ходу я пишу сообщение Николь, спрашивая, сможет ли она забрать Робин после школы. Я говорю, что полностью пойму, если сейчас не до этого, но не могла бы она тогда дать мне знать заранее, чтобы я успела записать Робин в продленку после уроков. Я получаю ответ от Николь, когда уже вхожу внутрь метрополитена:
«Да, конечно, без проблем. Я заберу Робин. Надеюсь попасть сегодня в больницу. От Джулии пока нет никаких вестей».
Я спускаюсь по эскалатору, сигнал пропадает. Как бы я ни беспокоилась о Дейзи, но мне сейчас придется отложить в сторону все свои переживания по этому поводу и сосредоточиться на нашем уголовном деле. Барбаре понадобятся от меня корректные заметки о ходе заседания. Кроме того, мне нужно будет еще раз просмотреть все доказательства, которые я нашла в сообщениях Фреи в социальных сетях, и подготовить их для перекрестного допроса истца Барбарой. Мне нужно, чтобы мой мозг был полностью включен в это дело – никаких отвлекающих факторов.
– Сэди, – восклицает Джереми, как только видит меня.
Он протягивает руку для рукопожатия. Александра стоит рядом с ним и тоже улыбается мне, но только одними губами. Сегодня нам всем предстоит тяжелый день.
– У вас все в порядке? – спрашиваю я Джереми, который стоит с напряженным выражением лица, и он кивает в ответ.
В этот момент появляется Барбара.
– Сейчас мы пойдем одеваться для заседания, – говорит она, – и встретимся с вами уже в зале суда.
Джереми кивает.
– Посмотрим, как оно пойдет сегодня, – говорит Барбара, когда мы направляемся в гардеробную. – Если они одели ее во что-то скромное, то у нас проблема. Если же она сама выбирала себе наряд, то все должно быть в порядке.
Рябь шума прокатилась по публичной части зала суда, приветствуя Фрею, входящую в помещение. На ней надет достаточно сдержанный наряд – черный топ и юбка. Однако она сильно потрудилась над макияжем – обилие тонального крема, румян, жирная подводка глаз и густо нанесенные тени не оставили и следа от ее молодого лица.
Я пристально смотрю на нее, когда она протягивает руку, чтобы положить ее на Библию и произнести клятву говорить правду и ничего, кроме правды. Я перевожу взгляд с ее лица на руку, которая лежит на книге. Учитывая усилия, которые она приложила к своей внешности, нанося макияж, я ожидала увидеть маникюр, наращивание ногтей гелем или что-то в этом роде. Но ногти у нее оказались обгрызены почти что до мяса, кожа на кончиках пальцев красная и опухшая.
И когда я снова смотрю на лицо Фреи, то сквозь ее боевую раскраску, сквозь маску, которую я хорошо узнаю, потому что сама надеваю ее, когда мне нужно спрятаться за бронированным панцирем, я вижу ее покрасневшие от слез глаза и ее дрожащие губы, произносящие слова клятвы, и ее трясущиеся руки, отдающие Библию судебному приставу. Я наклоняю голову вперед, вглядываясь в краткое содержание предстоящего допроса истца, и меня охватывает жалость к этой девушке.
Затем я обвожу взглядом присяжных. Они не выглядят дружелюбными. Они сидят, попеременно переводя свои взгляды от Джереми, сидящего на скамье подсудимых, к Фрее, стоящей за свидетельской стойкой, и выражение их лиц меняется от одного к другому, смягчаясь в сторону чисто выбритого, элегантно выглядящего молодого человека, скромно одетого в потертые брюки и поношенный блейзер.
Джереми – идеальный клиент. Ему не нужно говорить о том, как он
